О Симоне Тиру вы слышали вряд ли. О её сыне – тем более. Отношения Амедео с Симоной начались в декабре 1916. Ей было 24, ему – 32, от него совсем недавно ушла Беатрис. Вероятно, Симона нужна была, чтобы спасти его от одиночества, была эдакой пресной заменой Беатрис за неимением лучших кандидатур. Она следовала за обожаемым Амедео неотступно, он же был пренебрежителен и не скрывал отсутствие нежных чувств. Симона встречала его, пьяного, дома и заботливо укладывала спать, подныривая под бок, стремясь слиться с ним в единое целое. Он, протрезвев, отмахивался от неё, как от назойливой мухи, но, поскольку пил он в то время особенно много, 15 сентября 1917 года Симона-таки родила сына.

Джорджоне – поистине самый загадочный и скромный живописец эпохи Высокого Возрождения. Есть много версий о его происхождении, но нет ни одного документального подтверждения ни одной из них. Многие искусствоведы заявляют, что он был учеником крупнейшего художника Джованни Беллини, но и у этого предположения нет прямых доказательств. Неоспоримым является только то, что талант Джорджоне был новаторским, выдающимся и ярким. Кроме своих замечательных работ, он знаменит тем, что успел за свою недолгую жизнь помочь раскрыть талант легендарному Тициану — последний был его учеником. По какой-то причине Джорджоне не подписывал свои полотна и не называл их. Атмосфера легкой недосказанности вообще присуща картинам, которым приписывают его авторство.

Картина Джорджоне «Юдифь» написана предположительно в 1504–1506 годах. На холсте мы видим прелестную молодую женщину, которая одной рукой непринужденно держит грозный меч, другой придерживает свой хитон. Женщина едва уловимо улыбается, она погружена в свои мысли. Стройная нога Юдифи покоится на отрубленной ею же голове, согласно одной из библейских легенд. По легенде, благочестивая вдова втирается в доверие к военачальнику Навуходоносора Олоферна, который с огромным войском взял в осаду ее родной город. При первом удобном случае вдова обезглавливает предводителя врагов, спасая этим свой народ.

Картина Джорджоне «Юдифь» — это полотно, которое не может оставить равнодушным. Умиротворенная женщина и природа, что открывается за ее спиной, резко контрастируют с отрубленной головой Олоферна. Художник явственно показывает, как Юдифь оценивает свой поступок. Спокойствие и чувство выполненного долга отражены на лице героини. Нежная и очаровательная Юдифь заступилась за свой город, и убийство врага никак ее не изменило. Она осталась такой же благочестивой — так преподносит нам это Джорджоне.

Современники Джорджоне утверждали, что именно этот мастер первым внес в строгий венецианский стиль того времени романтический лиризм. Герои его полотен демонстрируют эмоции, их настроения и переживания сразу улавливаются ценителями. Живописец смело давал новое толкование тому или иному событию, послужившему сюжетом для его картины. В картине Джорджоне «Юдифь» легенда нашла и свежее прочтение, и исполнение.

Кисти Джоржоне приписывают от десяти до пятнадцати картин. Но даже такое небольшое наследие привело к появлению огромного числа последователей и подражателей. Оригинал картины Джорджоне «Юдифь» можно увидеть в российском Государственном музее «Эрмитаж». Последний раз уникальное полотно подвергалось реставрации в 1967 году.
"ЮДИФЬ"(1504-1506)

Она проиграла два голоса (некоторые источники говорят, что один) и никогда больше не соглашалась выдвигаться в Академию наук.

После смерти Пьера прошло четыре года, когда Мари наконец-то сняла траур. Она ожила настолько, что увлеклась мужчиной, своим старым знакомым, бывшим учеником мужа Полем Ланжевеном.
Он был на пять лет моложе, у него была жена и дети. Поль был несчастлив в браке, но не будем требовать от него невозможного. Он был влюблен в Мари, и он боялся жены. Этот роман стал достоянием общественности.

Была опубликована переписка:
Я дрожу от нетерпения при мысли о том, чтобы вновь увидеть тебя и также рассказать, как сильно я тосковал о тебе. Целую тебя нежно в ожидании завтра.

После этого правые газеты устроили Кюри настоящую травлю: «о, как ты гоготал, партер!». Однажды под ее окнами собралась целая толпа разгневанных защитников общественной нравственности, и Мари с дочерьми пришлось уехать из дома.

После упомянутой публикации Гюстава Тэри в антисемитском журнале Мари подумывала покончить с собой, а Ланжевен вызвал этого Тэри на дуэль (дуэль не состоялась, никто из них не стал стрелять). Кто тогда помог Мари, так это Эйнштейн, который отлично понимал цену всему.

Если эта чернь будет донимать тебя, просто перестань читать эту ерунду.
«Оставь это для гадюк, для которых эта история и была сфабрикована».
Но «будь ты хоть роллс-ройс, все равно стоять в пробке».
Будь ты хоть дважды лауреатка Нобелевской премии, ты живая, ты ранимая, и ты тяжело выбираешься из любовных историй.

Прошло три года, и Эйнштейн печально писал, что во время их совместного отпуска «мадам Кюри никогда не слушала, как поют птицы». Радости не было, но личная сила мадам Кюри оставалась при ней.

В годы первой мировой войны Мари изобрела мобильные рентгеновские установки, научила 150 женщин на них работать и сама ездила с такой установкой на фронт, помогала раненным.
«Мы не должны ничего бояться в жизни, но все понимать», — говорила эта удивительная женщина. И она ничего не боялась, все понимала.... правда, никогда не улыбалась.

Первая фотография, где на прекрасном лице Мари снова видна улыбка, появилась в 1921 году, через десять лет после это ужасной истории – она спускается по ступеням Белого Дома об руку с президентом США и сияет.

Ее дочь станет второй в мире женщиной, которой дадут Нобелевскую премию.

© Лариса Хомайко

Как Мари Кюри вынесла травлю и поставила на место Нобелевский комитет.

Она открыла радий, получила две Нобелевки, но позволила себе роман с женатым мужчиной и стала объектом всеобщего порицания.
Мария Кюри вписала свое имя в историю науки золотыми буквами.
Она первая женщина, получившая Нобелевскую премию и первый человек, который получил ее дважды.
Она открыла полоний и радий, и, в сущности, создала ядерную физику – но это ей не помогло, когда она единственный раз в жизни позволила себе всерьез увлечься мужчиной, а не научными исследованиями.

Бульварные газеты с наслаждением обсуждали личную жизнь Мари: как же! первая женщина в команде профессоров Сорбонны и – такое! «Похитительница мужей!», – шипели ей вслед. «Чужая, интеллигентка, феминистка», – злобствовал основатель антисемитского журнала Гюстав Тэри.

Нобелевский комитет после этого скандала холодно попросил Мари не приезжать на церемонию вручения премии. Мари ответила так же холодно: «Считаю, что нет никакой связи между моей научной работой и моей личной жизнью», приехала в Швецию, там — спина прямая, голова высоко — получила премию и — все.
Силы кончились, ее отвезли в больницу, и врачи месяц возвращали ее к жизни...

Замуж Мария Саломея Склодовска выходила без большой любви, но по большой симпатии и отчасти – по необходимости.
Она родилась в Российской империи, в Варшаве, а там на исходе ХIХ века возможностей заниматься наукой у женщины не было. Мария с золотой медалью окончила гимназию и... пошла в гувернантки.
Это было проявление сестринства: сначала Мария работала, чтобы помочь сестре (та училась медицине в Париже), а потом сестра работала и оплачивала учебу Марии.

В 1891 году Мария успешно поступила в знаменитый университет, изменила на французский манер имя на Мари, получила степень магистра физики и магистра математики. У нее был план вернуться на родину и работать там для ее процветания и славы, но Краковский университет отказался принимать на работу женщину.

А ее любил Пьер Кюри, замечательный физик; они дружили, а главное, «смотрели не друг на друга, а в одном направлении». Пьер писал ей: «Я даже не решаюсь представить, как это было бы прекрасно, если бы мы могли прожить наши жизни вместе, очарованные нашими мечтами: твоей патриотической мечтой, нашей гуманистической мечтой и нашей научной мечтой».

Конечно, потом Мари полюбила своего мужа.
Он был самый лучший, у них были одинаковые политические убеждения, принципы и взгляды на жизнь, общее дело, огромное уважение друг к другу. Потом появились две общих дочери.

Когда в 1906 году Пьер трагически погиб, Мари потеряла не мужа, она потеряла целый мир. Они вместе не пуд соли съели; они просеяли тонны уранита в своей лаборатории, которые друзья обзывали смесью конюшни и картофельного погреба. И оба расплачивались за свое открытие здоровьем: Пьер чувствовал постоянную усталость, у Мари воспалились подушечки пальцев (а это симптом лучевой болезни)...

И это Пьер, ее Пьер заставил Нобелевский комитет признать заслуги Мари и дать премию не только ему, но и ей тоже:
Мне бы хотелось, чтобы мои труды в области исследования радиоактивных тел рассматривали вместе с деятельностью госпожи Кюри.
«Действительно, именно её работа определила открытие новых веществ, и её вклад в это открытие огромен (также она определила атомную массу радия)».

И вот Пьер ушел. Мари было 39 лет, и каждое утро она заставляла себя открывать глаза. Депрессия держала за горло холодной костлявой рукой. Мари переехала на окраину Парижа, оставила дочерей на тестя и с головой ушла в работу.

В Парижском университете ей предложили место мужа, и так мадам Кюри стала первой в истории университета преподавательницей, потом профессором с собственной кафедрой. Она работала, как проклятая. Коллеги предложили ее кандидатуру в Академию наук Франции – и тут началось такое!

Позже биографы Кюри назовут это «полемика», но полемика сводилась, в сущности, к одному вопросу: «может ли великий ученый, нобелевский лауреат быть членом нашего уважаемого консервативного заведения, если он женщина?».