и ещё Касл Рок исключительно хорош в это время года, но только первый сезон🔥

октябрьские радости номер 22: +13 на улице, +2 новых щелкунчика в коллекции, +1 кофе с собой по дороге домой. бывают всё-таки такие хорошие простые дни♥️

Читала «Смерть в Венеции» и всё пыталась понять, во что же действительно влюбился Ашенбах? Не влюбился ли он в образ молодости, в мысль об отсрочке своей собственной смерти? В существо богоподобное, необыкновенно прекрасное, отрицающее саму идею старения и увядания? И когда несколько раз подмечая болезненную бледность объекта любви, Ашенбах с каким-то странным удовлетворением и успокоением утверждает, что долго тот не проживёт - что это? Возможно, осознание того, что шедевр никогда не подвергнется губительному воздействию времени?

Что же до самого Ашенбаха, то, признаюсь честно, было довольно странно наблюдать его личное превращение. От человека, отрицающего любые сильные чувства, любые излишества, превозносящего рациональность и дисциплину во всём, даже в творчестве (где, казалось бы, главное – это свобода и полёт фантазии), к человеку, чья вроде бы незыблемая нравственная стойкость поддалась наваждению самозабвенно и безо всякой воли к сопротивлению. Привело ли к этому чувство обременённости обязательствами творчества или истерзанность осознанием собственного старения перед лицом пленительной юности? Понял ли он наконец, что в красоте на самом деле мало рационального? Томас Манн понимал творчество как сплав целеустремлённой выдержки и необузданности. Своего героя он наделил только одной частью целого, вторая же в итоге его погубила.

Манн пишет так, чтобы даже при большом желании читатель не смог упустить мотив смерти, как будто спойлера в названии недостаточно. Везде, в каждой главе он заставляет ощущать неотступную тревогу, везде оставляет напоминание о необратимом исходе, о заранее известном итоге этого путешествия.

Венеция – обитель меланхолии, воплощение самого понятия зыбкости и непостоянства. Место событий становится здесь не просто пространством на карте, оно само становится действующим лицом, организмом, переживающим пугающие метаморфозы, проходя трансформацию из режима нормальной жизни в режим эпидемии. Венеция показывает два своих лица: прекрасное, что так восхищает приезжих и туристов, и то, второе, изъеденное холерой, ложью и распадом.

Подтверждение тому факту, что Ашенбах – двойник Манна, то его лицо, которое он не мог показать в реальной жизни, найти не сложно. В 1911 году, когда он вместе со своей женой Катей был в отпуске в Венеции, он встретил прототип своего Тадзио и не смог скрыть своей слишком явной заинтересованности. После публикации «Смерти в Венеции» Катя надолго пропадает в санаториях, видимо, сумев провести несложные аналогии между реальным и литературным путешествиями двух стареющих писателей.

Стоит ли говорить, что проза Манна кажется мне практически безупречной? Он не спешит и не скупится на детали, которые придают глубину и образность даже самой незамысловатой истории. В такой небольшой объём, как новелла, Манн умудряется вместить множество тем: красоту, искусство, свободу, смерть, миф, страсть, желания и их подавление, время и кризисы (творческие, возрастные, ценностные). Наверное, Томас Манн – именно тот автор, чья проза остается великой, даже будучи малой.