Заметили вы, как часто появляются в общественном пространстве слова "традиция", "традиционные ценности", "традиционная семья" и пр.?

Это серьезный тренд.
Заваривается крепкий исторический водоворот.
Возврат к традиции будет в нем играть вдохновенную роль.

В мире идей (тоже любят булочки. © Карлсон) есть течение, вдохновляющееся традицией.

Утверждается, что в основе нормального порядка вещей лежит группа практик.
Они известны всем народам с незапамятных времен.
Эти извечно правильные практики все вместе и называются традиция.

Подразумевается, что удар по нормальности жизни нанес модерн, родившийся где-то во времена европейского Ренессанса.

Модерн изменил все: человека, культуру, общество в целом, темп жизни.

Недовольных хватало.
("Вновь и вновь дело идет о смерти, грозящей всей нашей культуре» — Ходасевич на новую книгу Набокова, начало 30-х.)

Смерть культуре, выворачивание нормальности наизнанку. Капитализм, индивидуализм, либерализм.
Повернутость на деньгах, эксплуатация природы.

Критики модерна посчитали, что он убивает традицию и лишает людей духовности.

Критиками были сами европейцы, люди изнутри.
Совсем не то получилось в России. Когда большевики приняли марксистскую альтернативу модерну к действию, Россия едва ли успела с этим модерном ознакомиться.

Что вменяется в вину наследникам модерна сейчас?
Например, что нарочно стирают границы между полами. Что нарочно убивают различия между народами и культурами.

Традиционалисты разного толка, евразийцы, консерваторы, радикалы, правые атакуют неолиберализм и постмодерн с разных позиций.

Что-то сродни борьбе капитала и пролетариата.
Но готовьтесь: в наши дни на роли пролетариев метят с вами нас.

Подозреваю, что либерализм не подходит многим странам.

Например, он не подходит маленькой и гордой моей родине А.

А. — типичная страна, которая смотрит в прошлое. Там тепло, хорошо и однозначно.

Можно в каждом очередном завтра делать то же, что и сегодня. А сегодня то же, что и вчера. И не париться.

Мне кажется, быть страной развитого либерализма и быть страной победившего традиционализма — равно "норм".

Норм, как любила писать в смс моя покойная тетя, красавица со смесью грузинской и русской крови, похожая на жену Вертинского.

Обвинять кого-то в традиционализме бессмысленно.

Ну, ясно же, что у всех подряд не может развиваться история на манер европейской. Не всем дано органично вписаться в модерн и то, что после него.

И страны развитого либерализма тоже бы не трогать.
Они не такие политически зубастые, как традиционалисты. Все ещё вкладываются в науку и поддерживают права женщин. Дурачки, короче.

От перепалок с традиционалистами они могут набраться смелости, наглости и радикализироваться.

А партия зелёных отвлекать радикализм на себя больше не сможет.

Ведь их избирательная паства, очевидно, вскоре окончательно подустанет от идеи топлива из коровьих лепёшек и бараньих катышков, которое светит и не греет.

В общем, пока это колесо кали-юги не слетело совсем на обочину, даёшь всемирный мировоззренческий нейтралитет и свободу перемещения в рамках Галактики.

Без причины же ничего не обходится.
Первый раз у @avvablog узнаю о том, что спровоцировало высылку Бродского из СССР.

А по поводу его некрасивого плана в отношение американской невесты, так о том цитирую Михаила Леоновича Гаспарова:

"Когда осуждают хорошего писателя за то, что он нехороший человек — это все равно, что осуждать завод за то, что он дымит и лязгает".

Текст — в комментариях.

Очень больно за каждого погибшего, пострадавшего в атаке на концертный зал.

Больно за всех, вырванных насильственным путем из жизни так легко, словно мы не люди, а простые одуванчики, — в Украине, России, Израиле, Палестине, Карабахе и остальных точках мира.

Сеют семена зла и ненависти, щеголяют операциями возмездия.
Нечего было надеяться, что уж ты-то проживёшь в спокойное время.

Только одно и верно, что человек внезапно смертен.
Плохо, что это "иногда внезапно" превращается в "слишком часто".

Мне кажется, что самый крутой святой — это Георгий. Из-за вложенного в его образ смысла.

Все его знают по изображению: старинный воин, напряжённо колющий змея под ребро.

Имя мифического святого переводится как "земледелец".
Что намекает на вполне рядовое занятие в обществе.

Георгии, может, и бывают рядовыми гражданами до времени. Ну, вот как был до поры Навальный рядовой юрист, хоть и с дипломом РУДН.

Но звездный час георгиев приходит. И приходит тогда, когда в обществе нарастают опасность и тревоги.

Тогда георгии открывают свой необыкновенный талант — обращать опасное в победу и успех.

Вероятно, такие чаяния обращала к святому воину Георгию и страдавшая всю историю от опасностей Грузия, выбравшая его своим высшим святым покровителем.
(Если ознакомитесь с историей Грузии, удивитесь, как эти люди дожили до более спокойных времен).

Алексей Мелия в книге "Мир аутизма. 16 супергероев" доказывает, что люди с психологической конституцией Воина совершенно реальны.

Этот тип стабильно возникает в обществе.
И что на это, видимо, мало влияет само общество.

Мелия описывает тип Воина в том числе среди людей с аутистическими расстройствами.
А они, как известно, гораздо менее открыты социальной "обработке".

Описание Воина у Мелия таково: человек с большим внутренним напряжением, с острым стержнем внутри.
Напряжённый в движениях тела, временами даже замирающий, но способный быть эмоционально живым одновременно.

Зацикленный на воплощении своих суперважных идей.
Непримиримый борец с любыми внешними напастями.
Но страдающий изнутри телесно вследствие огромного внутреннего напряжения.

Опасность выглядит для Воина притягательной, а собственная тревожность даёт силы бороться.

Победа над опасным приносит чувство покоя, контроля над собой и ситуацией.

Люди связывают с Воином свои надежды на обретение безопасности.
Возможно, и некоторые из вас связывали свои надежды с покойным Алексеем Навальным не просто так.

Удивительно вот что.
Переключив Навального принудительно на борьбу с опасностями, мягко говоря, другого рода, одобренный образ Воина обществу не предъявили.

Тревожность и опасности на лицо. С кем связать надежды на покой и нормальную жизнь, неизвестно.

Почему зрителям и читателям нравится магический реализм?

Он делает мир таким, каким мы хотим его видеть — способным на чудеса в нашу пользу.

Почему магический реализм удобен авторам?

Он позволяет критиковать своих — предшественников, власть, современников — без боязни, что догонят и побьют палками.

"Мастера и Маргариту" обновили для проката.
Жаль, что нельзя обновить "Собачье сердце" того же Булгакова согласно реалиям.

Чем бы тогда занялся в Москве вчерашний "собакен", а сегодняшний член общества, "человекан" Шариков — ух!

У "Собачьего сердца", между прочим есть собрат "Poor Things" от шотландца Аласдара Грея.

И о его киноверсии зрители в недобрых государствах сейчас строчат посты прямо, как у нас о "Мастере и Маргарите".

Форма "Poor Things" и "Собачьего сердца" со всеми шуточками, реалиями и чудесами позволила Грею и Булгакову показать, что описываемое ими общество совместно плодит уродства.

И это более бессовестно, чем хирургу перешить дворняжку в человека.
Или поместить мозг новорожденной в тело ее матери.

Случилась тут со мной "распаковка" классика.

Я помню свое пособие для поступающих в ВУЗы.
Компиляция умных мыслей достойных людей, без сомнения.

Но в целом, какой-то стерилизованный бред, чтобы авторы сияли из вечности со скучным видом.

Теперь, благодаря хорошему британскому исследованию, я обрела Чехова, живого человека, с хорошим либидо, слабым желудком и проблемными венами.
Ничего пошлого, но очень много жизненного.

Теперь я знаю, что Антон Павлович сочетал в себе столько понятных мне в моем нынешнем возрасте черт.
Он позволял садиться себе на шею и сам сидел у других. Сближался с людьми и отталкивал их.
Начинал и не оканчивал. Посторонним помогал безвозмездно, домашних порой вампирил.

И про тот свой дурацкий портрет из нашего с вами учебника "литры", сказал, плохой: сижу, мол, как будто нанюхался хрена.

Классик мне теперь глубоко симпатичен.
Я поражена, что Чехов имел рост 1,84 м.

Что он был крайне сексуально притягателен для женщин.

Что тот чудесный кантрисайд, который в наших учебниках именовался музей-усадьба Мелихово, в итоге выбил всех Чеховых в нокаут.

Проиграв деревне в схватке за цивилизацию и инфраструктуру, Чеховы бежали и продали дом.

А ведь Мелихово, выжженое поле в смысле наличия приличной дороги, товаров и услуг, было всего лишь в трех тогдашних часах на поезде от Москвы.

И вот я подумала, что если секс и дороги в русской жизни — это вечное, то кое-что другое пропало точно.

Что исчезло из русских книг, а значит, из жизни, — это особый коллективизм.

Когда не только уйма персонажей и все болтают.
Но ещё и все связаны друг с другом, от проститутки до учителя.

Тем самым, сиящим из вечности, без участия политики.

Поклонников Тейлор Свифт зовут свифтис.
Они вопят на ее концертах и плачут.

И если бы я своими глазами и ушами не ощутила достоинства американской публики на концерте другого исполнителя, то так и верила бы, что свифтис — это случайное скопление истериков и истеричек.

Американская публика едва дожидается выхода героя на сцену, чтобы отозваться адскими воплями.

Бруно Марс, на концерте которого я была в Лас-Вегасе, даже и не пел толком.
Редкая песня у него продолжалась дольше половины первого куплета.

Все равно все в диком, восторженном счастье.

И Марс, и Свифт — это не Джексон и не Мадонна.
Никакого бунта, за нас уже бунтовал и умер Джобс.

Никакой раскрепощенной сексуальности.
Наверное, это тоже сублимировали в какой-то американский дивайс.

Зато сколько же у марсиан и свифтис потребности в трогающей лирике.

В чем-то, под что можно оплакивать свои душевные ссадины.
Под что веселиться в приливе веры в себя.

Только обнажи душу перед толпой своими песнями, обнажи десны в музыкальной маске, и они все твои.

А обнажить душу сложнее, чем бедра. Бедра-то у всех более-менее красивые, а душа?

Самое полезное в этом новом феномене — героям больше не надо умирать преждевременно от наркотиков.

Потому что какой ты доктор души, если не излечил себя сам.

Я вернулась в кабинет.
Сейчас кто-то непременно выйдет, а Штирлицы, надеюсь, захотят остаться.

Наши старшие гордятся своей адаптивностью.

Наверняка, и вам намекали не раз, что в какую жопу ни помести уважаемых старейшин, они и там найдут отверстие к выходу.

Оккупации, эвакуации, дефициты, войны и «на дне»90-х — это, к слову, сильно сплачивающий сторителлинг.

По крайней мере, он еще способен пронять детей Фрутеллы и Love is…

А кто-то из старших стал счастливее от этой долбанной способности приспособиться ко всему?

Нет в адаптивности никакого счастья.
Незачем выставлять ее чьей-то или всеобщей ценностью.

У Людмилы Гурченко в мемуарах «Аплодисменты» 24 главы отданы описанию двухлетней оккупации в Харькове.

Это самая строгая по стилю часть книги, самая удачная по изложению истории.

Мать, вечно подавляемая эксцентричным, неуравновешенным, хотя и добросердечным мужем, оказавшись с пятилетней Людмилой Гурченко в оккупации, эмансипируется силами Ада.

Что это?
Это когда женщина черпает ведром патоку из чана, в спешке и давке, пока горит завод от бомбежки.

И когда идет зимой одна в лес искать хаты, чтобы продать синее пальто за муку, мед и яйца.
А по дороге думает, что сил нет и вот упала бы сейчас бомба и все бы закончила.

Она научилась мародерничать, ее дочь — воровать с базарных прилавков.
А первое настоящее сольное выступление Люси Гурченко — шесть лет, перед немцами, за фасолевый суп.

«Я знала, что теперь я маму голодной не оставлю. Я тоже вышла на работу. Вскоре при моем появлении немцы оживлялись и называли меня Лючия».

Да, обе думали, как не оставить друг друга голодными.

И при этом от крайнего напряжения сил мать чуть что хлещет по щекам, а дочь мечтает, вот вернется отец, он тебе за меня задаст!

Адаптивность не оставляет ресурса любить.
В этом режиме только добывать что-то и можно, а на любовь уже нет сил.