О праве на объединение в Конституции России. Комментарии юристов Сергея Комарова и Владимира Четвернина

Конституция России в статье 30 гарантирует “право на объединение, включая право создавать профсоюзы для защиты своих интересов” и “свободу деятельности общественных объединений” (часть 1). Далее, в той же статье (часть 2) указывается, что “никто не может быть принужден к вступлению в какое-либо объединение или пребыванию в нем”.

В комментариях к Конституции под редакцией Сергея Комарова (Москва: Юрайт, 2023) отмечается, что “свобода деятельности общественных объединений, гарантированная статьей 30 Конституции, заключается в том, что они самостоятельны в принятии уставов, избрании руководящих органов, составлении программы, управлении собственностью, распространении информации о своей деятельности и выступлении с инициативами по различным вопросам общественной жизни”.

В указанной книге также отмечается, что “важнейшей формой объединения является политическая партия, через них осуществляется государственное руководство обществом”, а “наиболее массовыми общественными объединениями являются профессиональные союзы”.

В издании “Конституция Российской Федерации. Проблемный комментарий” (1997 год) под редакцией Владимира Четвернина право на объединение указано как “важнейшее политическое право”, которое “касается политической и иной деятельности в сфере общественной жизни, являясь основополагающим условием существования демократического общества”.

Право на объединение, подчеркивается в “Проблемном комментарии”, “относится к любому человеку, законно находящемуся на территории РФ”, и далее: “Иностранные граждане и лица без гражданства имеют равные права с гражданами Российской Федерации в сфере реализации данного права, за исключением случаев, установленных федеральным законом или международными договорами Российской Федерации”.

“Именно право на объединение лежит в основе свободного образования партий, многопартийности, или политического плюрализма”, — указывается в “Проблемном комментарии”, вместе с тем, далее также отмечается, что “самыми большими по численности общественными объединениями в России являются профсоюзы”. 

Владимир Четвернин в книге “Проблемы общей теории права и государства” (под редакцией Владика Нерсесянца; Москва: Норма, 2004 год) рассматривает партии и общественные организации как “политические (политизированные) институты в обществе”, находящиеся в особых взаимоотношениях с государством. “Для субъекта, существующего в обществе, в котором есть государство, последнее выступает как особый политический институт, организация, осуществляющая публичную политическую власть, или аппарат этой власти”, — пишет Четвернин.

“Субъекты гражданского общества, — пишет Четвернин далее, — формально равны, их отношения регулируются частным правом. В качестве таких субъектов выступают не только и не столько отдельные индивиды, но и социальные группы и ассоциации — общественные объединения, политические партии, профсоюзы, союзы предпринимателей и так далее. В этом контексте государство выступает как публично-властная институция, управляющая гражданским обществом в целом и призванная действовать во всеобщих интересах. Государство при этом не должно мешать реализации частных устремлений, конкурирующих в сфере гражданского общества”.

#Miscellaneous #ILO

Мексика: правительство проводит реформы в энергетике — профсоюзы “за”, бизнес “против” (2/2)

С приходом в 2018 году нового президента Андреса Мануэля Лопеса Обрадора начался разворот политики в сторону возвращения контроля государства над энергетическими ресурсами. Президент подверг резкой критике деятельность Национальной комиссию по регулированию энергетики в связи со слишком большим количеством разрешений на заключение контрактов с частными компаниями. В 2020 года он выпустил меморандум, в котором охарактеризовал реформы своего предшественника, Пенья Ньето, как “политику грабежа” (policy of pillage). “Мы очень быстро увидели результаты этого грабежа и сопутствующего ему обмана: страна ничего не приобрела, все было превращено в прибыльные сделки для частных компаний и коррумпированных политиков, — говорилось в меморандуме. — Настало время исправить курс этой политики покорности, навязанной энергетическому сектору”.

В том же 2020 года министр энергетики Росио Нале Гарсия указала, что Национальной комиссию по регулированию энергетики выдавались разрешения на заключение соглашений, в соответствии с которыми производство электроэнергии значительно превышало реальные потребности Мексики. При этом, Федеральная комиссия по электроэнергетике, согласно контрактам, была обязана оплачивать излишки произведенной энергии в течение 25 лет, что ставило государственную компанию в крайне тяжелое финансовое положение.

На это также обращают внимание в Мексиканском профсоюзе электриков (одном из старейших профсоюзов страны, он был создан в 1914 году). Представитель профсоюза Хосе Умберто Монтес де Ока Луна отмечает, что Национальная комиссия по регулированию энергетики занималась привлечением частных компаний в сектор на “чрезвычайно выгодных для них условиях”. При этом государственная Федеральная комиссия по электроэнергетике, подчеркивает он, “брала на себя основную часть финансовых рисков частных инвестиций, а закупая энергию оптом у корпораций — гарантировала высокие доходы для частного сектора благодаря долгосрочным контрактам с фиксированными ценами, независимо от того, продавалась их электроэнергия или нет”.

Одновременно недовольство правительственными инициативами, в том числе планами по роспуску Национальной комиссии по регулированию энергетики, высказывает бизнес сообщество. С этой стороны указывается, что планы правительства противоречат климатическим обязательствам Мексики, принятым в соответствии с Парижским соглашением по климату (принято в 2015 году). Бизнес указывает, что политика президента страны Лопеса Обрадора нацелена на восстановление приоритета ископаемых видов топлива и угрожает переходу на возобновляемые источники энергии.

Вступившая несколько дней назад, 1 октября, в должность президента Мексики Клаудия Шейнбаум, — как и Лопес Обрадор представляющая левую партию “Движение национального возрождения”, — заявила о продолжении курса своего предшественника. Она назвала в числе центральных приоритетов своего президентства продолжение политики по укреплению Федеральной комиссии по электроэнергетике и защите энергетического суверенитета страны. Отмечается, что имея поддержку большинства в Генеральном конгрессе, Шейнбаум может предпринять действия по отмене поправки 2013 года в Конституцию Мексики, принятой по инициативе Пенья Ньето, которая допускала частную собственность в энергетическом секторе и других стратегических отраслях.

В материале “Профсоюзов за энергетическую демократию” отмечается, что в случае реализации этих планов, “это станет еще одной важной вехой на пути Мексики к формированию на государственном уровне модели энергетического перехода, которая пользуется все большей поддержкой профсоюзного движения”.

#Miscellaneous

Мексика: правительство проводит реформы в энергетике — профсоюзы “за”, бизнес “против” (1/2)

В августе 2024 года Палата депутатов Мексики одобрила законопроект о роспуске Национальной комиссии по регулированию энергетики. Вопреки названию, задачей комиссии, — созданной в 1990-е годы, в эпоху проведения в Мексике неолиберальных экономических реформ, — являлась дерегуляция энергетического сектора страны и допуск в него частных компаний. Мексиканские профсоюзы, объединяющие работников энергетики, поддерживают эти действия, являющиеся частью правительственного проекта реформ.

Этому посвящен материал на сайте коалиции “Профсоюзы за энергетическую демократию” (Trade Unions for Energy Democracy). Под этим названием действует международный альянс национальных профцентров и отраслевых профсоюзов, глобальных профсоюзных федераций и региональных профсоюзных объединений, созданный в 2012 году и ставящий своей целью продвижение идеи демократического общественного контроля над энергетикой и энергетическими ресурсами. Общественный контроль в этой сфере рассматривается профсоюзами как необходимая составляющая концепции так называемого “справедливого перехода” (Just transition) — то есть перехода национальных экономик и глобальной экономики в целом к устойчивому производству и развитию в контексте угроз, связанных с изменением климата.

В этом смысле понятен интерес профсоюзов к реформам, запущенным мексиканским правительством, с целью сократить влияние в сфере энергетики частных корпораций, которые, как представляется, ориентированы исключительно на рост прибыли в краткосрочной перспективе и, поэтому, в меньшей степени заинтересованы в долгосрочном стратегическом планировании и реализации программ в области экологии и энергетики. В целом, профсоюзное движение в этом и других вопросах сохраняет свое, в общем-то, традиционное видение необходимости усиления государственного регулирования в экономике, что вместе с расширением инструментов общественной и профсоюзной деятельности должно вести к сокращению социального неравенства.

План реформ предполагает также ликвидацию, — помимо упомянутой Национальной комиссии по регулированию энергетики, — также и других подобных органов, таких как Федеральная комиссия по экономической конкуренции и Национальная комиссия по углеводородам. “Правительством Мексики предпринят очередной важный шаг по свертыванию неолиберальных реформ, в рамках которых осуществлялась передача энергетической системы страны в руки частных компаний”, — отмечается в материале “Профсоюзов за энергетическую демократию”.

Профсоюзы отмечают, что так называемые “независимые регулирующие органы” (independent regulators), созданные в странах “глобального Юга” в рамках неолиберальных программ структурной перестройки экономики в 1990-х годах, стали центральным элементом “стандартной модели” приватизации электроэнергетики, предложенной Всемирным банком. В Мексике эти подходы проявились в том, что Национальная комиссию по регулированию энергетики одобрила целый ряд соглашений о закупке электроэнергии с частными производителями, в соответствии с которыми Федеральная комиссия по электроэнергетике (государственная энергетическая компания) была обязана закупать электроэнергию у частников по завышенным ценам. Большинство частных производителей энергии составляли транснациональные компании из США, Испании и Японии.

В 2013—2014 годах администрация президента Энрике Пенья Ньето внесла три поправки в Конституцию Мексики и более двадцати других изменений в законодательство с целью облегчить переход сектора электроэнергетики в частные руки. Примечательно, что в этот период Национальная комиссию по регулированию энергетики одобрила множество соглашений о закупке электроэнергии с компаниями, работающими в области ветроэнергетики и солнечной энергетики, что позволило правительству заявить о себе как о лидере в области защиты климата — что, в принципе, можно было бы оценивать положительно, однако различные аспекты сделок дали поводы для серьезной критики.

#Miscellaneous

Интересный фрагмент из очерка Ханны Арендт, посвященного Розе Люксембург (из сборника “Люди в темные времена”, М.: 2003).

“... Знаменитая дис­куссия, открытая Эдуардом Бернштейном, вошла в историю как спор о выборе между реформами и революцией. Но этот боевой лозунг неточен по двум причинам: он вну­шает мысль, будто на рубеже веков СДПГ все еще выступала за революцию, что неверно; и он скрывает объективную верность многих положений Бернштейна. Его критика экономической теории Маркса действительно, как он и заявлял, полностью “соответствовала реальности”. Он указывал, что “огромный рост общественного богатства сопровождается не сокращением числа крупных капиталистов, а ростом числа капиталистов всех категорий”, что “нарастающего сужения круга состоятельных людей и роста нищеты бедняков” не происходит, что “современ­ный пролетариат действительно беден, но не пауперизирован” и что лозунг Маркса “У пролетария нет отечества” неверен. Всеобщее избирательное право дало пролетариа­ту политические права, профсоюзы — место в обществе, а новое империалистическое развитие — очевидный инте­рес в национальной внешней политике. Реакцию немец­кой партии на эти неприятные истины прежде всего, разумеется, определяло глубокое нежелание подвергать критическому пересмотру свои теоретические основания, но это нежелание резко обостряла скрытая заинтересован­ность партии в статус кво, которому угрожал анализ Бернштейна. На карту был поставлен статус СДПГ как “госу­дарства в государстве”: фактически партия превратилась в огромную и хорошо организованную бюрократию, стоя­щую вне общества и всецело заинтересованную в сохране­нии такого положения вещей. Ревизионизм a la Бернштейн привел бы партию обратно в немецкое общество, а подобная “интеграция” казалась столь же опасной для ин­тересов партии, как и революция.

М-р Неттл предлагает интересное объяснение, по­чему СПДГ внутри немецкого общества занимала “положение парии” и не сумела войти в правительство. Ее чле­нам казалось, что партия может “сама по себе составить высшую альтернативу коррумпированному капитализму”. На самом же деле, держа “неприступную круговую оборону против общества”, она порождала то мнимое ощущение “сплоченности” (по выражению Неттла), ко­торое глубоко презирали французские социалисты. В лю­бом случае, было очевидно, что чем больше становилась численность партии, тем бесповоротнее ее радикализм “уничтожался организованностью”. В этом “государстве в государстве” можно было вести очень уютную жизнь, избегая трений с социумом, наслаждаясь своим мораль­ным превосходством без всяких практических последствий. Не приходилось даже расплачиваться за это сколько-нибудь серьезным отчуждением, так как это общество-пария фактически было лишь зеркалом, “уменьшенным отражением” немецкого общества в целом. Этот тупико­вый путь немецкого социализма можно было верно ана­лизировать с противоположных точек зрения — либо с точки зрения ревизионизма Бернштейна, признававшего эмансипацию рабочего класса в капиталистическом об­ществе за совершившийся факт и предлагавшего прекра­тить разговоры о революции, о которой все равно никто не помышлял; либо с точки зрения тех, кто был не только “отчужден” от буржуазного общества, но действительно хотел переделать мир”.

#Library

Война: институциализация и радикализация рабочего класса. Размышления к 110-летию начала Первой мировой войны (3/3)
Голландский профсоюзник Эдо Фиммен (одна из ключевых фигур международного профсоюзного движения в межвоенный период) отмечал, что “война остановила развитие международной организации рабочего класса”, а неоднократные попытки временного бюро Международной федерации профсоюзов созвать международную конференцию представителей профсоюзов воюющих стран не увенчались успехом. Вместе с тем, писал он, в ходе проходивших в годы войны международных конференций “профсоюзы воюющих стран были вовлечены в формулирование программы послевоенного мироустройства”. “Профсоюзы смогли использовать эту важную подготовительную работу в качестве отправной точки после окончания войны”, — отмечал он.

Активность трудящихся, — и занятых на производствах в период войны, и воевавших, а теперь вернувшихся с фронта, — сыграла значительную роль в формировании новой социальной и политической реальности. 

“Когда непосредственно после окончания войны рабочий класс большинства стран был охвачен волной революционной воли, когда — не на последнем месте — вновь пробудилось также чувство международной солидарности, как реакция против национализма и шовинизма военных лет, и одно мгновение требование коммунистического манифеста “пролетарии всех стран, соединяйтесь” казалось близким к осуществлению — тогда разорванные во время войны и вследствие войны международные связи вновь были восстановлены, и международные организации возникли вновь, не только численно сильнее, чем до войны, но и изменившиеся духом”, — отмечал Эдо Фиммен. 

Он указывал на “расширение власти” профсоюзов после завершения мировой войны. “На национальном и международном уровнях профсоюзы стали “представительным органом” всего рабочего класса в гораздо большей степени, чем любая социалистическая партия, — отмечал Фиммен. — В некоторых странах, таких как Германия и Австрия, влияние профсоюзов стало настолько значительным, что их оппоненты критиковали их как государство в государстве”. 

В качестве примеров профсоюзных действий, в которых проявилось это “расширение власти”, Эдо Фиммен приводил международные бойкоты хортистской Венгрии и поставок вооружений Польше (оба события относились к 1920 году) и всеобщую забастовку в Германии в марте 1920 года (была организована социал-демократическими профсоюзными объединениями в ответ на попытку правого переворота, так называемый “Капповский путч”).

Усиление профсоюзов на национальном уровне и укрепление их переговорных позиций создали в послевоенные годы возможности для фактической реализации трудящимися права на забастовку. Именно на это указывают масштабные забастовочные волны во многих европейских странах в тот период, а на международном уровне — практика организованных профсоюзами международных бойкотов.

Одновременно с этим широкое осознание в самых разных общественных слоях, во-первых, хрупкости всеобщего мира в первые годы после завершения мировой войны и, во-вторых, прямой связи социальных вопросов с вопросами мирного развития человечества, — на фоне возникновения и расширения радикальных революционных проектов и движений в разных точках мира, — создали основу для возникновения Международной организации труда, что было одним из ключевых требований рабочего движения (хотя это было осуществлено и не вполне в том виде, как это предполагалось и формулировалось рабочими деятелями).

Упоминавшийся Юрий Ключников в своей книге “На великом историческом перепутье” (издана в Берлине в 1922 году журналом “Смена вех”) пишет о том, что “в итоге мировой войны трудящиеся массы большинства стран приобрели несравненно большее, чем прежде влияние на ход международных отношений”. “Теперь они стали международной силой первостепенного значения, — отмечает Ключников. — Быть может, это единственная сейчас подлинно международная сила и, во всяком случае, никакая другая из международных сил не обещает так усиливаться и расти с каждым годом, как она”.

#War_and_Peace #General_Strike #ILO

Война: институциализация и радикализация рабочего класса. Размышления к 110-летию начала Первой мировой войны (2/3)
Нечто похожее имело место и в России, хотя и со своей спецификой. В России после поражения революции 1905—1907 годов социалистические партии и профсоюзы действовали в условиях серьезных ограничений и запретов. После начала войны, — даже при определенной поддержке правительства со стороны левых “оборонцев”, — организации рабочего движения не имели возможностей для институциализации.

Особенностью военных лет становится численных рост профсоюзов в воюющих странах, который еще более быстрыми темпами продолжается после войны. При этом, завершающий период войны, 1917—1918 годы, характеризуется резким ростом забастовочной активности трудящихся — вопреки ограничениям военного времени. Британский историк Джеймс Томпсон отмечает, что “трудовой патриотизм в начале войны привел к снижению количества производственных акций”, но далее он указывает на “широкое распространении производственных акций в 1917 году”, которые “отражали материальные трудности зимы 1916—1917 годов, влияние инфляции и увеличения рабочих часов, растущее разочарование войной, конца которой не было видно, и, наконец, стремление призвать к ответу правительства на фоне усиления государственного вмешательства в экономику”.

Вместе с укреплением переговорных позиций профсоюзов в рамках взаимодействия с правительствами и работодателями (прямое следствие процессов институциализации профсоюзной деятельности) забастовка становится для трудящихся эффективным инструментом, позволяющим добиваться тех или иных уступок. Примечательно, что забастовочная волна завершающего периода войны охватывала страны из обоих противоборствующих блоков — Германию, Австро-Венгрию, Францию, Великобританию и Россию, но и, например, нейтральную Швейцарию, которая также ощущала на себе экономические последствия войны. 

В течение войны состоялась серия социалистических и профсоюзных конференций, отдельно проводившихся рабочими организациями союзнических стран (то есть “Антанты”) и “Центральных держав” при участии рабочих организаций нейтральных государств. Повестка этих конференций была схожей — вопросы послевоенного устройства мира и, в частности, развития международного трудового законодательства, а также выработка требований рабочего движения в этой области как части будущего мирного договора.

“В числе этих требований, охватывавших все главнейшие стороны вопроса, фигурировало, между прочим, и требование о том, чтобы существовавшая с 1901 года Международная ассоциация по законодательной охране рабочих была признана органом по проведению и развитию международного рабочего законодательства. Требовалось точно также, чтобы Международная федерация профессиональных союзов была представлена в бюро труда и на периодических конгрессах правительств по вопросам труда и чтобы постановления этих конгрессов имели прямую обязательную силу”, — писал юрист, специалист в области международных отношений Юрий Ключников в своей статье — вступлении к русскому изданию Версальского договора, вышедшему в Москве в 1925 году.

Для профсоюзного движения эти конференции имели особенно важное значение — в ходе них происходит переосмысление профсоюзными деятелями роли своих организаций, которая теперь рассматривалась ими в контексте не только производственных отношений, но и политических процессов.

Немецкий историк Эрвин Оберлендер отмечает, что “во время войны многие национальные профсоюзные организации впервые получили официальное признание со стороны своих правительств и промышленников”. “Это, — пишет он, — укрепило их национальную роль, а также уверенность в том, что “трудящиеся классы, которые понесли столь огромные жертвы во время войны, заслужили право участвовать в установлении и обеспечении демократического всеобщего мира””. Здесь Оберлендер цитирует фрагмент из Меморандума о целях войны, принятого на Межсоюзнической рабочей и социалистической конференции в Лондоне в феврале 1918 года.

#War_and_Peace #General_Strike #ILO

Кратко о положении права на забастовку в системе норм Международной организации труда (2/2)
Отметим, кроме того, что Комитет экспертов по применению конвенций и рекомендаций, также имеющий обширную практику рассмотрения случаев нарушения права на забастовку преимущественно в контексте соблюдения норм Конвенции № 87, в некоторых случаях рассматривал право на забастовку в контексте применения Конвенции № 105 об упразднении принудительного труда. Эта конвенция, — хотя и не содержит упоминания “права на забастовку”, — указывает, что ратифицировавшие ее государства “обязуются упразднить принудительный или обязательный труд и не прибегать к какой-либо его форме”, в том числе “в качестве средства наказания за участие в забастовках”.

В контексте применения Конвенции № 105 в докладе 1974 года Комитетом экспертов рассматривалось турецкое законодательство, которое, среди прочего, вводило существенные ограничения и запреты на проведение забастовок и предусматривало в числе наказаний за нарушение предписанных ограничений и запретов тюремное заключение, включающее выполнение обязательных работ.

Многолетняя практика Комитета по свободе объединения и Комитета экспертов по применению конвенций и рекомендаций позволила Комитету экспертов в 1994 году в общем обзоре “Свобода объединения и коллективные переговоры”, в котором праву на забастовку была посвящена отдельная глава, прийти к следующему выводу: “В отсутствие четкого положения о праве на забастовку в основных текстах надзорным органам МОТ пришлось определять точную сферу действия и значение конвенций по этому вопросу. Этими органами, прежде всего, являются Комитет по свободе объединения в рамках специальной процедуры, созданной для рассмотрения жалоб о нарушениях свободы объединения, и настоящий Комитет в соответствии со статьями 19 и 22 Устава”.

В том же докладе после краткого описания практики рассмотрения права на забастовку начиная с 1950-х годов надзорными органами МОТ, — Комитетом по свободе объединения и Комитетом экспертов, — Комитет экспертов указал: “В свете вышеизложенного Комитет подтверждает свою основную позицию, согласно которой право на забастовку является неотъемлемым следствием права на организацию, защищаемого Конвенцией № 87”.

#ILO

Кратко о положении права на забастовку в системе норм Международной организации труда (1/2)
Вопрос важный и в полной мере сохраняющий актуальность, в том числе в контексте передачи Административным советом Международного бюро труда спора о праве на забастовку в Международный суд ООН. Поэтому вновь хотел бы обратить на него внимание.

Изучение достаточно длительной практики применения права на забастовку надзорными органами МОТ подводит к ясному выводу о том, что право на забастовку является неотъемлемым элементом правовой системы Международной организации труда, будучи производным от права на свободу объединения, которое регулируется в основном Конвенциями № 87 и 98. Рассматривая конкретные аспекты реализации права на забастовку, надзорные органы выводят защиту этого права, прежде всего, из норм Конвенции № 87.

В своих подходах к праву на забастовку надзорные органы МОТ опираются на устоявшуюся практику толкования и применения норм о свободе объединения, которая к настоящему времени имеет почти 70-летнюю историю, если вести ее отсчет от первых решений Комитета по свободе объединения начала 1950-х годов, когда были заложены основы систематического рассмотрения вопросов реализации свободы объединения структурами Международной организации труда.

Например, Комитет по свободе объединения в разные годы принял значительное количество решений, в которых обозначил свое отношение к праву на забастовку в контексте применения Конвенции № 87. Комитет непосредственно выводил из норм Конвенции № 87 как право на забастовку как таковое, что было закреплено в ряде его решений, так и различные аспекты этого права, в частности — объявление забастовок федерациями и конфедерациями профсоюзов и наделение профсоюзных организаций исключительным правом объявлять забастовки.

Рассматривая в 1998 году дело по жалобе Конфедерации свободных профсоюзов Кот-д’Ивуара на действия правительства, — обвинения включали в себя, среди прочего, массовые увольнения за участие в забастовках, — комитет указал на “важность уважения права на забастовку, которое естественным образом вытекает из права на организацию, которое защищено положениями Конвенции № 87”.

Примечательно, что в связи с делами о нарушении профсоюзных прав в Греции в комитет в своих решениях 2007 и 2011 годов отметил, что “организации, занимающиеся защитой социально-экономических и профессиональных интересов трудящихся, должны иметь возможность использовать забастовочные действия для укрепления своей позиции при поиске решений проблем, возникающих как следствие основных тенденций социальной и экономической политики, непосредственно отражающихся на интересах членов этих организаций и всех трудящихся в целом, особенно в вопросах занятости, социальной защиты и уровня жизни”.

При этом, такой аспект как увольнение работников в качестве санкции за участие в забастовке рассматривается Комитетом по свободе объединения как нарушение прав в контексте применения норм Конвенции № 98.

#ILO

Позиция и действия профсоюзов в связи с внеочередными выборами во Франции (2/2)

В свою очередь, Французская демократическая конфедерация труда, другой крупнейший профцентр страны, призвала на выборах голосовать против крайне правых, не давая конкретных рекомендаций по голосованию. “Я не собираюсь давать инструкции по голосованию. Французская демократическая конфедерация труда не будет объединяться под каким-либо знаменем”, — заявила генеральный секретарь объединения Марилиз Леон.

Профсоюзы играли важнейшую роль в организации и проведении уличных акций, проходивших на протяжении июня и начала июля по всей стране и призванных мобилизовать французов против ультраправой угрозы. Наиболее крупная общенациональная акция состоялась 15 июня и были организована совместно пятью профсоюзными центрами Франции — Всеобщей конфедерацией труда, Французской демократической конфедерацией труда, объединением “Солидарность”, Унитарной профсоюзной федерацией и Национальным союзом автономным профсоюзов.

Первый тур выборов, состоявшийся 30 июня, продемонстрировал реальную возможность победы Национального объединения, которое по числу голосов, — примерно треть, — оказалось впереди других партий и блоков. Однако по результатам второго тура 7 июля относительная победа досталась Новому народному фронту, за которым далее шли “Вместе за Республику” (президентская коалиция), Национальное объединение и “Республиканцы” (голлисты) и далее другии партии и движения.

“Отодвинуть” крайне правых во втором туре удалось благодаря, во-первых, высокой мобилизационной явке избирателей и, во-вторых, стратегии снятия кандидатов от левых и либеральных сил в пользу единого кандидата, чтобы избежать распыления голосов.

“Гражданская мобилизация сорвала катастрофический сценарий Эммануэля Макрона, который, приняв решение распустить Национальную ассамблею, посеял хаос и расстелил красную дорожку Национальному объединению. Большинство избирателей четко выразило свое нежелание передавать управление страной крайним правым. Новый народный фронт, программа которого включает рост заработных плат и пенсий, отмену пенсионной реформы и инвестиции в сектор общественных услуг, получил первое место”, — отмечалось в материале Всеобщей конфедерации труда по итогам выборов.

Вместе с тем, произошла консолидация и крайне правого электората. Национальное объединение, получив в итоге более 20% депутатских кресел и третью по численности фракцию в парламенте, достигло результата, которого у него никогда ранее не было. Избиратели Национального объединения, при этом, считают, что у них “украли победу с помощью грязных трюков”.

Об этом же говорит лидер ультраправых Жордан Барделла, который заявил, что они проиграли только потому, что “почти все другие политические партии, от марксистов до правых либералов, объединились против них”. Барделла назвал “союзом позора” соглашения между Новым народным фронтом и коалицией “Вместе за Республику” об отзыве своих кандидатов в округах, чтобы победить крайне правых. “Неестественный альянс помешал французскому народу свободно выбрать иной тип политики”, — заявил он.

Историк Патрик Вайль называет “иллюзией” представление о том, что Национальное объединение проиграло. “Они не получили абсолютного большинства, — говорит Вайль, — но они получили историческое количество представителей во французском парламенте. Они не войдут в правительство, и поэтому смогут критиковать все, что будет происходить после выборов. Такой результат является для них идеальным с точки зрения дальнейшего увеличения своих голосов, и, возможно, избрания следующего президента республики. Так что это очень опасная ситуация”.

#Miscellaneous