Если вы соскучились по ⚫️драмкружку⚫️****

то я напоминаю, что он не может существовать без ваших историй, вопросов, сомнений и просто желания поделиться жизненной хуйней.

Мы не даем квалифицированных советов, но скорее сидим рядом с вами и повторяем «ну пиздееец». Некоторые наши экспертки цитировали стихи, рекомендовали книги и фильмы, делились схожим опытом — мне вот всегда приятно осознавать, что эт не я одна такая магнитка для пиздеца.

В общем, драмкружок работает, как нетрезвая тусовка в женском туалете в три часа ночи: выслушаем, поддержим, заобнимаем, даже если видим друг друга первый и последний раз в жизни.

Если это то, что докторка бы прописала для вашей драмы — присылайте свою историю на почту:
? [email protected]?

Пожалуйста, свои варианты ВЫСТАВЛЯЙТЕ В КОММЕНТЫ!

✨ВАЖНЫЙ ОПРОС✨

Дорогой дневник!

Неисповедимы пути гиперфиксации и тревожности. Сегодня мои обе две разгулялись, как не в себя.

И результатом их блудливого союза (ха!) стала моя одержимость сделать стикерпак из видосов Контрапойнтс ака Королевы моего сердечка.

В общем, подходит для важных переговоров, флирта, приворота по фотографии, отводит порчу, выводит камни. Или наоборот.

take a sip

(а я надеюсь, что меня теперь попустит, и получится уснуть)

Думаю сегодня о дне.

Не просто о каком-то дне, а о the дне, der Tag (кто снова гоняется за страйком в дуолинго?)

Я могу ошибаться, но мне кажется, что этот день — это то, о чём мы все сейчас думаем. Я совершенно точно о нём думаю.

Дне, когда вот это вот всё закончится тем, что придут за мной. Ну, для меня закончится.

Я смотрю на этот день, не отводя взгляда. Его вообще удивительно несложно представить — любезно перепащиваемые новости, тревожные прогнозы, вопросы «ты ещё там?», все книжки про большой террор, все видео про это, романы Ишервуда про ревущий свободой Берлин тридцатых двадцатого века, ревущий свободой Берлин двадцатых века двадцать первого в сторисах («просто хочу вам напомнить, что мирная жизнь существует». фотография улицы. м, ну ладно)

Все они подкрадываются и такие: вот как будет выглядеть этот день.

Ты проснёшься, позавтракаешь и выпьешь кофе, а потом всё случится.

Придут, заберут, уведут, изобьют.

Конечно, я точно забуду всё, что написано в методичках и карточках. Наверное, я буду помнить что-то из прошлого, нелепо хихикать, а ещё, как в V for Vendetta: «зато у нас были розы».

И будто бы не может быть другого дня. И все остальные дни — не такие важные.

Надо прочитать все новости, все прогнозы, посмотреть все эфиры, сторисы, прочитать все комментарии, купить пару консультаций по эмиграции туда, сюда и обратно, ответить на все вопросы «ты ещё там?» (у всех же уже есть целый спич, который пора бы распечатать на бумажку, заламинировать и выдавать страждущим?)

И вот сегодня я наконец проветрила голову достаточно, чтобы сказать себе: ну и ладно.

Этот день может быть будет. Может быть его не будет никогда. Но он точно не будет моим the днём. Потому что что в нём про меня?

А вот сегодняшний день точно про меня. Сегодня у меня интересная книжка, интересная прогулка по неубранному городу с декламированием Некрасова («Под жестокой рукой человека, Чуть жива, безобразно тоща. Надрывается лошадь-калека, непосильную ношу таща» учила же я его зачем-то?), новая быстрая лапша, старая серия Тайн следствия, собачки в свитерах и ботиночках, бегущие под огромными хлопьями снега.

А этот день, пошёл он к чёрту. Не такой уж он и важный. Узницами совести прикольно себя представлять из комфортной безопасности. Мне.

Да и вообще настоящие узницы потом в мемуарах пишут, что очень скоро самым важным становится не их подвиг, а когда обед, не выспалась, о, прогулка, можно воздухом подышать.

Всё это я могу делать вот уже прямо сейчас.

Поэтому важный вопрос: оливье с колбасой или с курогрудью?

Продолжаем пятничную музыкальную вечеринку ? Опять двадцать пять или Возвращение к истокам.

Пожалуйста, скажите мне, что не только у меня от этой песни разблокировался какой-то новый уровень воспоминаний:

*Жизнь нормальная такая,
Жизнь прикольная такая,
Жизнь прекрасная такая,
Жизнь красивая такая,
Жизнь нормальная такая,
Жизнь хорошая такая,
Жизнь прекрасная такая,
Всё, как у людей!

Купила мама Лёшеньке Феррари золотистую,
А папа купил Сашеньке диплом экономический,
Но девочке, но Машеньке на совершеннолетие
Купили домик в Лондоне красивые родители...*

`Но особенно интересны нарративные практики [Марии] Жуковой. Уже в первом ее цикле «Вечера на Карповке» существует многозначное противоречие, напряжение между рассказанными историями и обрамляющим сюжетом, рамкой, что, на взгляд Джо Эндрю, позволяет говорить «о полифонии текста, проблематизирующего и ставящего под вопрос многие представления об авторстве и гендере, связанные с этими концепциями».

Хидьде Хутенбум использует для обозначения названного напряжения термин пастиш (pastiche), видя в нем способ выражения женского протеста. Сюжет женской литературы — обсуждать то, как принуждают рассказывать сюжет женской жизни.

Сами многочисленные отступления (которые так раздражали Белинского), как считает исследовательница, —это своего рода литературные манифестации; рыхлость и незавершенность — своего рода протест против социального порядка. Вообще, выраженная повествованием мысль о текучести, незавершенной непредсказуемости жизни кажется Хутенбум очень важной для Жуковой. Исследовательница обращает внимание на особые функции мотивов природы и провинции у писательницы:`В жуковской эстетике сельские прогулки больше всего ассоциируются с длинным, относительно однообразным течением проживаемой жизни, и таким стандартом она поверяет повествование реалистического художественного текста. Это приходит в противоречие с сюжетом, который связывается с понятиями начала/средины/конца, это ниспровергает линеарность и замкнутость жанра светской повести. Открытость, незамкнутость, неструктурированность, которую (оценивая это негативно или позитивно) замечают почти все пишущие о Жуковой, на наш взгляд, связана и с тем, что в своих нарративных стратегиях Жукова ориентируется на практики устного рассказа, «болтовни». Повествование в поздних текстах Жуковой часто ведется от лица женщины — «болтушки» или провинциальные кумушки. Такая нарративная техника представляет женский взгляд на вещи и соединяет публичное с частным, приватным, настаивая на ценности последнего.«Пути, перепутья и тупики русской женской литературы»