Теперь вас надо чём-то покормить...

Выходит лишь прощупать кончик лезвия,
Он доблестно воткнут в моей груди.
Вы сзади держите, нашептывая песню
Ваше деяние никто не смог предотвратить.

Тепло обнял я близость, это чувство по трахее,
Горячий эликсир распластан на полу,
Сей поступок вам простить я не сумею
А ведь спокойно наконец я лёгкими вздохнул.

#????

Может вы замечали, что слова «извините», «простите» звучат эгоистичнее, чем выглядит? Человек провинился, просит, чтобы на него не держали обиды, думает в этот момент о себе, о своей чести. И так выходит что прикрывает себя?? И тут возникает вопрос, как слово «извините» может быть связано со стыдом перед человеком за свой поступок

как у вас дела? послушайте крутую музыку.

#?????

[ мой первый и, видимо, пока что крайний, в связи с недостатком знаний, стих на немецком языке. Криво, косо, ошибок видимо не видимо, но я счел, что было бы разумно отправить сюда своё новое в чем-то начинание. ]

eins, zwei, drei.
du hast mein Messer in dir.
dein schriller Schrei
nimm meine Hand, vertrau mir.

vier, fünf, sechs.
nur ein Selbstzweck
mein Hauptfehler ist -
angeborene Traurigkeit.

#????

????ℯ ??? ℯ??ℯ? ℒℯ???ℯ ??? ???????ℯ??ℯ?.

*Горячие дрожащие руки обхватили фарфоровые запястья. Юноша сделал шаг вперёд, передвигая из-за всех сил ледяное тело, подстраивая под ритм. Липкие стекла от бокалов впивались в и без того окровавленные ступни, заставляя их обладателя содрогаться. Но тот не мог остановиться. Ритм ускорялся, но в темном помещении не было ни звука, кроме скольжения стекол под ногами. Это был ритм сердцебиения. Николай верил – «он ещё дышит, он ещё дышит, я знаю это!».

Казалось, танец должен был оживить мертвое тело Достоевского, но с каждой секундой паника нарастала. Все безнадежно.
Бледное тело каменело и леденело с каждой секундой. Уже не Николай обжигал Федора жаром, а темноволосый заставлял руки шута леденеть.
Дыхание Коли ускорялось.

–Очнись, очнись, очнись, очнись.

Светловолосый сжимал каменное тело в своих объятиях, продолжая кружиться в танце.

–Я верю, все ещё можно исправить. Правда.

Но ничего не вышло. Как бы Николай не кричал, как бы не старался ускорить танец, какой бы узор не чертил он своей кровью на полу – Федор не ожил. Это конец.

Николай упал на колени, прямо на битое стекло, избивая в кровь и их, и положил бездыханное, ледяное тело на ноги. Отдышаться было сложно. А ещё сложнее было осознавать, что он забрал эту возможность у своего самого дорогого человека. Нет, даже не человека. Достоевский имел в глазах Николая образ Божества, которому тот готов был вечно поклоняться.
Николай убил Бога. Убил своего Бога.*
#?????h