Architec.Ton is a ecosystem on the TON chain with non-custodial wallet, swap, apps catalog and launchpad.
Main app: @architec_ton_bot
Our Chat: @architec_ton
EU Channel: @architecton_eu
Twitter: x.com/architec_ton
Support: @architecton_support
Last updated 1 month ago
Канал для поиска исполнителей для разных задач и организации мини конкурсов
Last updated 1 month, 3 weeks ago
❄️ #дракиолус х #aesthetic ❄️
❄️ день 18 'Единорог' ❄️
За окном который день сплошной снегопад. Не видно даже собственной руки, вытянутой перед лицом, и Алтан, вернувшийся из магазина похож на большого йети, очень сердитого и бубнящего что-то себе под нос.
– А я ведь предлагал сходить...
– Ни слова, – пыхтит Алтан, отряхиваясь, как кот. – Я больше не пойду туда, даже если начнётся апокалипсис.
– Тогда мне остаётся только молиться, чтобы апокалипсиса не было, – хмыкает Вадим, забирая у Алтана три больших пакета и целуя его в холодную красную щёку.
Выходной тянется приятно-медленно, делать ничего совершенно не хочется. Алтан решает разобрать свою одежду и отдать кому-нибудь то, что валяется без дела. Вадим помогает выгрести на пол ворох шмотья и раскидать на чистое-грязное, потом загружает стиралку и ещё какое-то время тупо пялится на вертящееся окошко, за которым полощутся вещи.
Он находит Алтана в комнате сидящим на полу с небольшим плюшевым единорогом в руках.
– Я не знал, что ты собираешь мягкие игрушки, – Вадим садится рядом и вдруг чувствует, что Алтан подрагивает.
– Это Юма мне подарила, – жалобно шепчет Алтан, сжимая единорожку так крепко, словно от этого зависит его жизнь. – В мой последний день рождения, который мы праздновали вместе.
– Когда тебе исполнилось шестнадцать?
Алтан кивает и приваливается к боку Вадима, без слов прося обнять и согреть. Вадим притягивает парня поближе и укладывает подбородок ему на макушку. Он совсем ничего не может сделать, но ему искренне жаль Алтана – мальчик не заслужил такого дерьма, мальчик хотел просто тихой жизни в маленьком городке, а не бесконечной череды трагедий. Вадим видит, как по его лицу гуляют мрачные тени и суровые, тревожные думы о смерти сестры.
– Красивый, – тихо говорит Вадим, пальцем касаясь пушистой белой гривы единорога. – Ты скучаешь?
– Очень, – честно отвечает Алтан, даже не попытавшись закрыться от Вадима. – По маме... ну, по такой, какой она была для меня в детстве... только иногда, но Юма... по Юме я скучаю очень сильно.
– Она по тебе тоже скучает, – шепчет Вадим, шевеля дыханием собранные в небрежный пучок чёрные локоны.
Они долго сидят на полу в молчании. Алтан неотрывно смотрит на игрушку, и его лицо меняется от отчаяния до надежды и до безразличия несколько раз. Потом Вадим не следит, он улетает куда-то в свои мысли, витающие далеко-далеко, и ему кажется, что бесконечный густой снег валит белоснежной стеной и за окном, и в комнате, и у него в сердце.
И отчего-то становится очень тепло и горько.
~
к зарисовке ниже ⬇️
– Прости, – эхом отзывается Серёжа. – Я просто подумал... ты иногда от меня шугаешься, вот я...
– Ты тут ни при чём, ты и сам это знаешь, – вздыхает Саша, укладывая голову на стол. В гостиной слышен тихий быстрый разговор – это друзья стараются вместить все слова в короткую встречу. Из комнаты приходит Лупа, садится рядом с Пупой, и они оба начинают мурчать ещё громче. – Просто иногда правда кажется... впрочем, это остаточное явление.
Саша улыбается как-то неловко, и Серёжа в ответ только кивает. Что тут скажешь? У Серёжи в глазах отражается жёлтая лампа, но не пугает, а успокаивает, теперь, когда Саша во всём разобрался у себя в голове. Они сидят в мягкой тишине, окутывающий их ласковыми объятиями, и Саша несмело думает, а может... может именно это чувствуют друзья, находясь рядом?
Ему кажется, что именно в эту минуту бабуля гасит свет и идёт в свою тёплую комнатку у печки, ложится в постель, закрывает глаза, и по её морщинистому лицу пробегает тень спокойствия.
~
– Ты чего, Шурочка?
Саша едва заметно вздрагивает и нервно хмыкает. Пожимает плечами, ещё сонный, натягивает тёплую зимнюю куртку.
– Хочу забрать котов у Олега и Серого. Очень по ним скучаю.
Бабуля тихо хихикает, делаясь мигом лет на двадцать моложе, и Сашу больно колет под рёбра тот факт, что на самом деле она уже очень пожилая. Кто знает, сколько ещё...
– Ну давай, давай...
– Сама чего не спишь?
– Да вот... думаю, – скромно говорит Анастасия Семёновна, грея руки о чашку с чаем. – Какие вы с Кирюшей больно уж хорошие. Так славно вдвоём вам быть, вы уж не расставайтесь, ладно? Ты такой счастливый, будто и не было этого всего с твоей работой прежней.
Саша застывает в дверях. Кажется, ему стоило подумать об этом хотя бы однажды, чтобы сейчас это не казалось таким неожиданным.
– Спасибо, бабуль. Я, если честно... я очень рад, что ты нас поддерживаешь. Это так... – Саша отводит глаза, сдерживая эмоции. – В общем, спасибо.
Саша выскакивает за дверь, стоит несколько минут на морозе, думая и дыша ледяным хрустящим воздухом, рассматривая далёкую холодную луну, и... возвращается за Кириллом. В конце концов, тот скучает по Олегу также, как Саша скучает по их любимым котам.
Уже в машине Кирилл просыпается, начинает что-то болтать, а Синицын краем глаза смотрит на удаляющийся огонёк окошка, где постепенно теряется силуэт бабули, и чувствует, что у него отчего-то щемит сердце.
Олег на пороге ужасно сонный, ничего не понимающий, потирающий глаза. Он фырчит и брыкается, когда Кирилл набрасывается на него с объятиями, но улыбается и щурится от яркого жёлтого света лампочки. Саша давит в себе отчаянное желание себя пожалеть – с удивлением он понимает, что друзей у него и нет толком, разве что бабуля да Кирилл... Это так грустно, так несправедливо, но с этим ничего не сделаешь. Саша провёл свою юность в клане, с пушкой наперевес, и у него нет преимущества в виде пиздливого языка Вадима или денег молодого Дагбаева, чтобы подружиться с каждым встречным. Ему даже возможности не дали создать вокруг себя что-то целое и не разбитое заранее, что-то, что будет ему той же опорой, что для Кирилла – Олег.
– Они будут трепаться ещё часа два, – раздаётся сзади. Саша оборачивается и кивает Серёже, выползшему из спальни вслед за своим парнем. Тот пожимает плечами: – Я всё равно без Олега вряд ли засну. Пошли выпьем чаю.
Саша идёт за ним на кухню, словно баран на привязи, и чувствует во рту какой-то горьковатый привкус. Чай у Серёжи всегда выходил замечательный, сколько Саша помнит, и сейчас ничего не изменилось. У Разумовского на кухне тысячи баночек с травами и заварками, как у самого настоящего лесного колдуна. Саша мельком думает о том, что Серёже это всё очень подходит – и все эти травки, и таро, на которых он гадает по приколу, и пыльные старые книги, над которыми он упорно трудится. Кот – кажется, это Пупа – потирается о сашины ноги, двое других возятся где-то рядом с Кириллом. Саша задумчиво чухает кота за ухом, и тот отвечает ему тихим мурчаньем, видимо, тоже соскучился.
– Как вы с Вадимом подружились? – неожиданно даже для себя спрашивает Саша, грея ладони о цветастую чашку с мопсами. Кажется, Сергей не удивляется вопросу, возможно, он просто ещё спит.
– Да не знаю, просто... просто вместе росли с самого детства, потом вместе были в детдоме. Ничего такого неординарного, Саш. Просто... не знаю, просто так сложилось.
Взгляд у Серёжи очень внимательный, но не сверлящий, и на секунду Саше кажется, что в свете лампы его глаза отливают желтоватым – тут же на миг замирает сердце, но Синицын успокаивает себя.
– Ты не думай, Саш, – вдруг тихо добавляет Серёжа, глядя в стол. – Костя не такой плохой. Он вылечился, вернее... сейчас в Питере долечивается. Его и не узнать... – взгляд синих глаз чуть туманится, и Серёжа говорит ещё тише: – Он сам так страдал от того, что тебе наговорил тогда... жаль, что у него недостаточно сил, чтобы исправить всё.
– А мне нихрена не жаль, – огрызается Синицын. – Мне насрать на него и на его лечение. Чё у него там происходит меня не ебёт.
❄️ #курики х #сероволк х часть 56 ❄️
❄️ день 16 'Друг' и 17 'Глаза' ❄️
▶️ всё ещё... Сова 'Первый снег'
Саша правда по ним скучает. Вот уже полгода, что они живут у бабули, их три рыжих котика обитают у Серёжи и Олега. Конечно, Волков почти каждый день шлёт фотки и рассказывает о них, но Саша очень скучает.
Он просыпается от какого-то шороха, встревоженный смутными то ли воспоминаниями, то ли кошмарами. Кирилл рядом сладко сопит, чуть приобняв Сашу одной рукой, и его лицо, смятое о подушку, выглядит просто очаровательно. Саша легко целует его в щёку и очень аккуратно выбирается из его объятий – Кирилл тут же подгребает к себе одеяло и немного хмурится во сне. Синицын накидывает на плечи толстовку Кирилла и выползает в кухню.
Снег за окном валит так, что не видно даже ближайших деревьев, растущих у подъезда. В доме тепло, очень тепло, отопление в этом году включили больше обычного. Вадим сидит на диване в трусах, новогоднем колпаке и огромном даже для него свитере и, жестикулируя, рассказывает про то, какие некоторые из его студентов придурки. Серёжа слушает его, тихонько посмеиваясь, и расправляет гирлянду.
В этом году новогоднее настроение пришло к ним обоим раньше срока, и уже в конце ноября Вадим таскал Серёжу по единственному в городке торговому центру, а тот с радостью помогал ему загружать в тележку всё, что хоть как-то подходило под тематику нового года.
– ...и ты прикинь, этот придурок ещё сидит, блять, списывает, а мне в лицо нагло пиздит! Ну не сволочь ли, а? – возмущённо вздыхает Вадим, а Серёжа очень старается сделать серьёзное лицо.
– Ты же, вроде, не придаёшь значения таким вещам, разве нет? У меня есть ощущение, что тебе всё равно? – дурацкая гирлянда никак не желает распутываться.
– У нас поставили камеры, – морщится Вадим, заваливаясь назад, на диван, и широко зевает. – Серый, бля, хватит ёлку мучить, а? Пиздуй сюда.
Серёжа с минуту смотрит на упрямую гирлянду, отказываясь признавать поражение, а потом со вздохом кладёт на пол и, перешагнув её, валится рядом с Вадимом. В квартире друга Серёже всегда спокойно. Старые ковры, дурацкие плакаты с русалками, розовая снежинка на стене... это всё Серёжа обожает разглядывать в тысячный раз, поражаясь тому, насколько же Вадим на самом деле мягкий и ищущий спокойствия и тепла – в этом, думается Серёже, все люди похожи. И руки у него добрые, и объятия тёплые, рядом с Вадимом Серёжа чувствует родное тепло, что-то такое особенное, что связывает их на уровне дружбы, семьи и, кажется, ещё глубже.
Сейчас, лёжа рядом с лучшим другом на его продавленном диване, слушая шелест снежинок и вой ветра, разглядывая висящую на стене гирлянду... Сейчас Серёжа чувствует себя счастливым.
~
день 6. Дом
❄️ #курики х #aesthetic ❄️
У Шуры всё проще – с раннего детства, приезжая к бабуле в горы, он чувствовал это приятное чувство в груди, греющее осознанием того, что он дома. Ни подростковый возраст, ни наёмническая деятельность, ни что-либо ещё не отняли у него это ощущение родного места, где тепло и мягко, куда можно сбежать и где будут рады видеть.
Кириллу сложнее – с самого детства квартира родителей не ассоциировалась у него с понятием дома, и возвращаться туда было почти что страшно. Он помнит детство обрывками – холод из открытых форточек, тусклая лампа под высоким потолком, далёкий тревожный гудок поезда где-то далеко-далеко... И отец, который всегда смотрел так, словно разочарован и ждёт большего. Отец, который бесконечно сравнивал с детьми своих друзей и пытался принизить заслуги и старания. Отец, от которого Кирилл так рад был сбежать.
Здесь, рядом с Шурой и его чудесной бабулей, очень хорошо. Тепло, спокойно, умиротворяюще. Кириллу хочется закрыть глаза, слушая тонкий перестук снежинок за окном, растворяясь в бесконечной мягкости снежных шапок на елях, хочется упасть в снег спиной и лежать, лежать, лежать, глядя в высокое серое небо. Наверное, думает Кирилл, это и есть ощущение того, что ты дома.
Наверное, надо бы съезить в город – давно с Олегом не виделись.
~
сегодня маленбкое ????
В кухне пахнет корицей и апельсином – Саша нарезает его кольцами, по деревянной доске течёт жёлтый терпкий сок. Кирилл помешивает глинтвейн в кастрюльке, поглядывая на Сашу краем глаза; в его, Кирилла, толстовке, в растянутых домашних штанах Синицын выглядит настолько прекрасно, что на него больно смотреть, будто на блестящий снег, сияющий в лучах скромного зимнего солнца. Волосы у Саши выцвели у корней, показывая настоящий тёмно-русый цвет, но Саша почему-то не спешит снова красить их, словно бы хочет отдохнуть от всего яркого.
Анастасия Семёновна появляется в дверях с охапкой дров – она упрямо отказывается от помощи мальчиков, считая себе ещё ого-го женщиной, и на удивление она права: даже не запыхалась.
– Подсоби, Кирюш, – весело говорит бабушка, кивая Макарову. Тот забирает у неё дрова и складывает у печки – к процессу топки Анастасия Семёновна относится почти набожно, и к печке никого не пускает. Она с мороза краснощёкая, сверкающая живыми тёмными глазами, и какая-то очень уютная. Кирилл не помнит, чтобы с родной бабушкой ему было также спокойно.
– Эй, – Саша пихает Кирилла плечом, проходя мимо, чтобы положить апельсин в глинтвейн. – Чё застыл?
Кирилл фыркает, закатив глаза, и отходит в сторону, к окну. Ему нравится смотреть на замёрзшую гладь высокогорного озера, простирающегося почти от самого домика вдаль – другого берега почти не видно, над землёй висит лёгкий зимний туман, какая-то очаровательная белая дымка. Озеро исчерчено тропинками и лезвиями коньков, у берега кататься совсем безопасно, на такой высоте всё промерзает на полметра вглубь. Далеко внизу, куда уводит нехоженная автомобильная дорога, ходит дикий олень, выстукивая копытцами по насту – его силуэт то и дело скрывается за пушистыми еловыми ветвями, укатанными плотными снежными шапками.
– Давай-ка кружки.
Растерянно улыбаясь, словно видит это всё в первый раз, Кирилл отходит от окна и окидывает взглядом кухоньку. Сколько лет он знает это место? Сколько лет оно живёт у него глубоко в сердце, также глубоко, как живёт там сам Саша? Как долго ему позволят оставаться здесь, в тепле и любви?
Как долго они будут считать, что он этого заслуживает?
Саша обнимает сзади, оставляет лёгкий поцелуй на шее и тянет за собой к столу – в декабре Анастасия Семёновна любит готовить то оливье, то селёдку под шубой почти каждый день, а ещё постоянно варит холодец, который Саша терпеть не может, а вот Кирилл за него готов душу продать.
Глинтвейн горячий, терпкий, кисловатый, внутри становится так тепло, когда Кирилл его пьёт. Он чувствует себя уютно и грустно, и, кажется, горько-сладкое ощущение в груди похоже на этот самый глинтвейн – такое же родное, зимнее и невероятно успокаивающее. Саша под столом берёт его за руку, и Кирилл про себя ласково тянет – «Шу-у-урочка...». Вот так тепло. Вот так хорошо.
Темнеть начинает рано.
~
Architec.Ton is a ecosystem on the TON chain with non-custodial wallet, swap, apps catalog and launchpad.
Main app: @architec_ton_bot
Our Chat: @architec_ton
EU Channel: @architecton_eu
Twitter: x.com/architec_ton
Support: @architecton_support
Last updated 1 month ago
Канал для поиска исполнителей для разных задач и организации мини конкурсов
Last updated 1 month, 3 weeks ago