В «Психологической топологии пути» Мамардашвили заявляет, что едва ли не центральное место в философии Пруста заключается в необходимости показать, что наши чувства, в конечном счете наше настроение в бытии, не зависит от явлений внешнего мира. Казалось бы, если вы хотя бы немного знакомы с философией Канта или феноменологией, то все это кажется достаточно тривиальным. Но мы все же люди с присущими нами странными чаяниями, в том числе какие-то законы бытия, которые непременно должны работать. Например, законы любви, или законы, по которым пишутся шедевры. Знаете, если, руководствуясь правилами, попробуете сотворить шедевр, в лучшем случае получится пародия на него. А что на счет любви? Какое смешное сочетание слов – любовь по правилам!
Мамардашвили пишет:
В свое время он (Аристотель) очень хорошо сказал, что причина, почему мы любим, гораздо важнее объекта любви. Он имел в виду, что, любя человека, мы любим в действительности нечто другое, не совпадающее с качествами этого человека. И, следовательно, наоборот: из качеств того, кого мы любим, невыводимо наше состояние. Оно не ими рождено. Если бы это было иначе, то мир был бы совершенно непонятен. Ведь нет никакой логики в том (если призадуматься), что если какой-то человек A обладает свойствами B, то у меня – человека C – должно быть состояние любви к нему. Просто потому, что я могу любить человека A, а вы его не любите, хотя он обладает теми же качествами, и т д.
Можно было бы предположить, что человек, наделенный теми или иными качествами, аффицирует в нас чувство любви. Нет, аффицировать можно эротическое влечение, но не любовь. Сказанное нисколько не раскрывает тайны любви, не отвечает на вопрос почему я люблю или не люблю, но позволяет хотя бы избежать ошибки, столь частой ошибки, связанной с теми, как нам иногда кажется, что если у нас будут какие-то качества или свойства, то нас непременно полюбят. Или наоборот, ненависть или равнодушие к нашей персоне говорит меньше о нас, и больше о ненавидящем или равнодушном. Понятие причины здесь как-никогда лучше иллюстрируют свою неработоспособность.

Привет!
Вот уже как вторую неделю я в Москве, что меня не может не радовать, и в этом году я сменил место жительство, вернулся к своему истоку, – теперь я вновь живу возле Университета, но не в МГУ как раньше, а на Ленинском проспекте. Впрочем, если постараться, из моего окна можно увидеть МГУ. Ну, не так, чтобы полностью, только шпиль, торчащий из крыш домов. И я опять живу на седьмом этаже. Как-то странно меня преследует седьмой этаж, – часто, очень часто почему-то я живу именно на седьмом этаже. Судьба словно пытается меня к чем-то подтолкнуть, а я ее упрямо не слышу?
Начался учебный год, с чем я вас и поздравляю, если вы этому причастны! В этом году я не так сильно загружен, как в прошлом, – в ГИТИСе у меня несколько групп, с которыми я занимаюсь философией, и с частью студентов я уже успел познакомиться, и, могу заметить, это невероятно прекрасные, одаренные и гениальные ребята, с которыми я явно проведу хороший курс!
И, поскольку я не сильно загружен основной работой, то, конечно, пользуясь случаем напомню, что кроме прочего я еще даю частные уроки по философии и смежным дисциплинам, – так что если вы давно хотели начать, продолжить или завершить свое путешествие по вселенной философии, и моя фигура вам симпатична, то пишите.
Кроме того, был запрос на занятия в группе, – группу я пока не создал, но набор в нее пока открыт. В большинстве все интересна общая философия. И это понятно и похвально, но я чувствую в себе потребность прочитать в частном порядке более узкие курсы. Например, посвященные философской герменевтике, философской антропологии, феноменологии, или философии литературы, и, конечно, философии театра и кино.

Об интерпретации, понимании и потери смысла жизни
Интерпретация начинается с чувства неудовлетворенности внешней видимостью смысла, с понимания недостатка очевидного смысла явления по отношению к самому явлению. Поэтому истина не может быть предметом и целью интерпретации, если под ней мы понимаем классическое «ясное и отчетливое, несомненное знание». Я даже не очень понимаю, что значит понять истину такого понимания? Много ли надо понимания для суждения «Волга впадает в Каспийское море»? Итак, понимание это результат интерпретации, и потому всегда личностно. Интерпретация возможна там, где есть множественность смысла, то есть там, где есть зияние возможности иного. Скажем, поэтому, для Хайдеггера понимание это не гносеологическая категория, а онтологическая, – понимание как способ бытия человеческа. Быть человеком по отношению к другому это значит понимать его. Неслучайно, говоря о сумасшедшем в эссе «О собеседнике» Осип Мандельштам подчеркивал, что безумца характеризует его равнодушие к нашему бытию – «мы боимся в сумасшедшем главным образом того жуткого абсолютного безразличия, которое он выказывает нам. Нет ничего более страшного для человека, чем другой человек, которому нет до него никакого дела». нужно ли говорить, что в безумце всегда чего-то нехватает, что мешает нам с полным правом признать его человеком. Может быть, этой нехваткой человечекого в нем и является возможнсоть понимания Другого.
Я часто повторяю, что человека нельзя знать, его можно только понять. А понимание есть результат интерпретации, такой интеллектуальной игры, в которой мы впадаем во множественность смыслов. Мое понимание тебя это не результат знания, – иначе мое знание ничем не отличалось бы от знания тебя любым другим человеком, – но интерпретация, поэтому всегда личностно, мое. Даже моя любовь к тебе это интерпретация твоего бытия по отношению к моему.
Понимание невозможно без того преодоления самое себя, при котором становится возможным проблеск иного, другого на горизонте нашего мира. Если вы спросите себя «почему меня никто не понимает?», задайте себе другой вопрос насколько вы открыты к миру, настолько ли, чтобы иметь возможность преодолеть самое себя? Способность удовлетвориться раз и навсегда фиксированным смыслом означает для человека смерть, – эта та внешняя видимость вещей, которая скрывает собой смысл скрытый, – лежит ли он в пространстве бессознательного или метафизики бытия это нас уже не сильно должно волновать. И это парадоксальным образом приводит к утрате смысла, – в том числе и к утрате смысла жизни, поскольку становится невозможным ее свободная интерпретация, – как и понимание, смысл категория онтологическая, поскольку формирует ту уникальную индивидуальную точку зрения, во круг которой становится возможным и разворачивается пространство нашего бытия.
Результатом интерпретации является понимание. Понимание есть и результат преодоления границы, отделяющей нас от объекта понимания, – в этот момент мы делаем его своим. Понимание приручает и делает чужое родным, своим, тем самым расширяя и понимания самого себя, – ведь именно иное, ставшее родным, высвечивает в нас ранее неизвестные в нас самих углы. Вот почему имеется тесная и прямая связь между пониманием самого себя и понимание мира, – одно не мыслимо без другого, и понимание самого себя первично как воля, как движение к преодолению своей изначальной ограниченности в мире.
Теперь может быть более ясно, почему утрата смысла жизни так часто сопровождается с той степенью замкнутости, при котором не представляется возможным никакой открытости для Другого, для иного, чужого, которая высвечивает в нас нас же самих, – утрата смысла жизни это ночь нашей души.

О людях и нелюдях Писания

Вот словно в продолжении предпоследнего поста о невежестве и дилетантизме среди не просто общества, но даже тех, кто мнит себя интеллектуалами. Но вопрос я бы поставил таким образом: Стоит ли вводить в школах курсы по основам религии? Думаю, что это было бы полезно не только в школах, но и во всех учебных заведениях. И было бы хорошо, если бы их ввел ни какой-нибудь приходской поп, а религиовед или философ, хоть немного
понимающий в религии.
Поскольку мы живем в мире, в котором соседствуют различные религиозные представители и с ними как-то нужно уметь взаимодействовать, то есть выстраивать диалог, то знакомство с основами религий мира просто необходимо для каждого образованного человека. Возможно, тогда не приходилось бы то и дело сталкиваться с откровенной ложью, очевидно направленной на раздувания ненависти, как, к примеру, в тех случаях, когда некоторые диванные феелософы с позиция якобы христианства, полагают, что для ислама христианство это язычество. Понятно, что делается это с целью разжигания ненависти и провокаций. Впрочем, что с них взять, если при случае они и братьев-единоверцев готовы штыками заколоть.

Но, что касается отношения ислама к христианству, - в исламе есть такое понятие - Люди писания. Это последователи иудаизма и христианства, и это понятие в исламе позволяет отделить их от собственно язычников. В исламе запрещено оскорблять и покушаться на людей Писания, им можно иметь с ними дело, а мужчины-мусульмане могут жениться на представительницах этих религий, не переводя при этом их в ислам. Но, к сожалению, не все люди изучают основы мировых религий, предпочитая плодить ненависть и разногласия между людьми, вводя их в грубое заблуждение.

PS
Кстати, моя педагогическая практика начиналась именно с этого курса, когда я, будучи студентом, проходил практику в одной из СОШ г. Санкт-Петербурга и рассказывал детям об общем понимании буддизма.

О пацифизме Льва Толстого

Я вот до сих пор не решил для себя, нужно ли критиковать и как-то уделять внимание лицам, пытающимся казаться философами, но при этом ни по типу мышления, ни по степени открытости оного, к философии не имеют никакого отношения. Я уже писал как-то, что большая их часть сейчас это типичные дилетанты, не имеющие даже базового философского образования,
- это крайне важно. Важны не
дипломы и звания, - хотя среди дилетантов полно и профессоров, - но умение хотя бы немного держаться берегов разума.
Вот один мой постоянный подписчик обратился ко мне с вопросом, скинув пост одного из таковых дилетантов, в котором он пытается отмыть Льва Толстого от его пацифизма. Ничего кроме кринжа такие опусы у меня не вызывают, но раз обращаются, то, как знать, не будет ли кому это еще важно. Конечно, сводить мировоззрение Толстого только лишь к пацифизму было бы крайне наивно. Толстой это сложная, многогранная фигура, чье мироощущение не сводится ни к руссоизму, кем он был, ни к толстовству, кем он не был. Но нельзя отрицать, что великий писатель всегда был противником войны, - что мы и понимаем под словом пацифизм. И как им не может быть тот, кто вскрывает ложные основания церкви и государства, благодаря чему за Толстым закрепляется и анархические настроение. Этой теме посвящено сотни текстов, что и говорить обратное означает проявлять крайнее невежество. Утверждение, что Толстой не был пацифистом несет на себе скрытый отпечаток желания не сводить великое имя со всеми теми, кто сейчас отстаивает ценности свободы и признание за каждым человек его абсолютной ценности.
Понятно с какой целью автор пытается указать на то, что Толстой не был пацифистом, - с целью лишний раз указать, что сама идея пацифизма в корне нам чужда и противоречит природе русского мышления. Пои этом основной тезис автора в том, что Толстой, мол, не знал такого слова «пацифизм», и что сам термин пришел в наш лексикон только в XX веке и обозначает совсем не то, что сейчас. Конечно, ценности и смыслы, и слова не стоят на месте, поэтому мерить мерилом актуального настоящего феномены далекого прошлого не совсем корректно, - мысль в корне антиконсервативная, может поэтому наш автор этот аргумент явно не использует. Однако если бы он хоть немного понимал в философии и в генезисе идей, то знал бы и то, что отсутствие слова не гарантирует отсутствия явления, - понятия это следствия развития идей, а не их предпосылки. Если бы автор хоть немного знал историю философии, то ему было бы известно, что родоначальник идеализма Платона нигде и никогда не называет себя идеалистом, да и слова такого не знал. Так же ему было бы известно, что автор «Метафизики» Аристотель также не знал такого слова и понятия как метафизика. Таких примеров крайне много. Ни один постмодернист не называл себя постмодернистом, - и что ж теперь? Нам теперь переписывать всю историю философии или может быть как-то нужно искоренять из себя невежество и дилетантизм?

У русского языка есть все, чтобы на его почве все же созрела новая философия. Философия, способная выйти из бесконечного пережевывания идей двухсотлетней давности, всех этих Чаадаевых и прочих Достоевских. Увы, но это не признак неувядающей классики и ее величия, и ее бесконечной актуальности, но признак отсутствия живой мысли. Как мы вообще понимаем, что вещь отсутствует? Как писал один носитель трагического миросозерцания: у каждой культуры свои новые возможности выражения, которые появляются, созревают, увядают и никогда не повторяются. И хочется его дополнить - там же, где эти возможности себя не реализуют, нет и культуры. Вполне возможно, что мы живем в пространстве, где культуры и нет. Все эти разговоры о культивировании традиционных ценностей через страх перед властью, - вполне себе явный симптом затянувшегося разложения культуры и утраты способности замечать
новые вещи и именовать их новыми словами. Ценности культуры это результат ее развития или упадка, но никак не результат политики власти и закона. У этого есть другое слово - идеология, фактически ставшей пропагандой.
Мне нравится русское слово вещь, звучание которого отсылает нас к глаголу «вещать», - вещь говорит? Нет, вещь это то, что было озвучено, чему было присвоено имя, и за пределами чего вещь существует только как то, что Кант называет вещью в себе или вещью самой по себе,
- без имени, без слова, но почему-то непременно
существующей.
Бывают такие вещи, пропажу которых мы не замечаем. Бывают такие вещи, которые мы не замечаем вовсе. Одно ли это и тоже не замечать пропажу вещи и не замечать саму вещь? Подумайте об этом перед сном, а пока - доброй ночи!

О чем нам мечтать, когда наше море топит наши корабли? Моя жена любила мечтать обо мне, я же мечтал о луне.
Вчера перед сном записал еще подкаст о понимании, знании, и о том, почему нас не понимают. И вот что я все не могу понять, а с чего мы вообще вдруг убеждены, что понимание не только возможно, но и должно быть? Если бы мы умели понимать друг друга как считать арифметический счет, чего бы вообще могла стоить наша жизнь, и наша любовь?
А теперь музыкальная пауза.

Тут в одном месте через Бориса Межуева прочитал, что, дескать, идеи пропагандиста Дугина не изучаются должным образом философским сообществом. Что касается меня, то для меня нет необходимости изучать все наследие человека, значительная часть которого откровенная графомания. Вполне достаточно полистать для понимания отсутствия сколько бы-то ни было значимости этой фигуры с точки зрения образцовой философии. Но вот тут жалуются, что дескать, нет работ о Дугине. Если бы эти дилетанты умели хотя бы элементарно пользоваться поиском по академической литературе, то непременно бы столкнулся к примеру со статьей одного из ведущих исследователей русской философии и моего научного руководителя М.А. Маслина, в которой показано, что пропагандисты дугинизма, являющегося, по существу, вариантом западного правого радикализма, создают фальсифицированный образ евразийства, насыщенный мистикой, расизмом и агрессией. На Западе они способствуют распространению русофобии, возбуждают неприязнь к русской интеллектуальной культуре.

О понимании и знании

Итак, обозначенный выше вопрос Альбера Камю о том, стоит ли жизнь того, чтобы быть прожитой, – этот вопрос который мы не задаем, но на который всегда даем ответ самим фактом своего существования. Задавать вопросы это прерогатива сократического аполлонизма, бесконечно рефлексивного и потому лишенного возможности слияния с первоосновой бытия. Как-то один мой приятель спросил меня о том, зачем мне моя возлюбленная? – вопрос поставил меня в недоумение. Можно придумать множество ответов, но ни один из них не будет исчерпывающим образом отражать действительность. Все равно, что спросить художника зачем он пишет картину, – потому что он художник, и это может быть единственным верным ответом, не лишенным возможности быть поставленным под сомнение. Понимание в отличии от знания не выражается словесными конструкциями, точнее не выражается в полноте, знание относительно и всегда может быть дополненным, понимание если оно есть, то есть всегда в полноте понимания.
Это ясно понимал Ницше говоря о музыке, что к ней невозможно исчерпывающим образом подступиться с ее мировой символикой средствами языка, – музыка символически сопряжена с праисконными противоречием и болью в сердце пра-Единого, то есть символизирует сферу, какая превосходит любое явление и предшествует любому явлению. Пред музыкой любое явление – лишь подобие: поэтому язык, будучи органом и символом явлений, нигде и никогда не способен вывернуть наружу то наиглубочайше-внутреннее, что присуще музыке, – всякий раз, когда он берется подражать музыке, он лишь внешне и поверхностно соприкасается с нею, тогда как глубочайшее ядро музыки, несмотря ни на какое лирическое красноречие, не приближается к нам ни на шаг.
Это можно сказать и об искусстве вообще, и об искусстве понимания человеком другого человека, – случайно ли полнота понимания другого выражается в форме безусловной любви, поглощающей и разрывающей стихии. Понимание всегда персоналистично в отличии от знания, ориентированного на объективность, и поэтому оно всегда отражает исключительно индивидуальное бытие. Так встречаясь с музыкой, мы можем вдруг обнаружить насколько вселенски бездонной оказывается наша душа, или, напротив, – отсутствии понимания может поставить нас перед событием ужаса собственной немощности перед миром.

О репетиторстве по философии
На днях ко мне обратился подписчик с вопросом – занимаюсь ли я репетиторством по философии? Конечно, занимаюсь, причем давно – в один период меня это даже немного спасало от финансовой ямы. Сейчас же это больше спасает от интеллектуальной деградации, которая, увы, за последние месяцы стала прогрессировать. Я рад имеющейся возможности иногда проводить такие занятия, поскольку как преподаватель в этом учебном году философию я не преподаю. В индивидуальном порядке могу подготовить к вступительным экзаменам или итоговой аттестации, но еще лучше, когда я занимаюсь с учениками, которым философия нужна для себя. В этом случае я всегда предупреждаю потенциальных учеников о том, что философы бывают разные, у каждого своя специфика и методы тоже разные. Конечно, базу может поставить любой профессиональный академический философ, но вся красота мышления в тех тонкостях, которые позволяют говорить о философии ни как о мировоззрении, но как о настроении бытия. Главное найти того учителя, с которым ты будешь на одной волне, – в противном случае, я бы не стал доверять таким учителя ни свое время, ни свои деньги. Что касается меня, то общую информацию обо мне, кто я такой, и чем могу быть интересен, можно прочитать, скажем, здесь. А послушать меня можно тут.
Итак, конечно, несмотря на плотный график работы, у меня есть ученики. Так с одним я занимаюсь с начала прошлого лета. По традиции мы начали с античности, после прошлись по Новому Времени, от Ницше шагнули к Фрейду и, после небольшого перерыва уделили пять занятий на общее введение в «Критику чистого разума» Канта и скоро должны будем подступиться к философии Гегеля.
Через месяц я буду более свободен, поэтому если вдруг вам нужен философ, вы знаете кому писать. Конечно, это стоит денег, но студентам и пенсионерам, конечно, возможна скидка.
За детальной информацией пишите в личку @largo_presto