На выходных была там, где не была очень давно - на ритрите по медитации. Ощущение как в отпуск съездила. Но вместе с тем еще раз убедилась, что тектонические сдвиги в личной практике (той же медитации, например) и терапии имеют свою часто большую цену. Удалось пройти туда, куда не удавалось достучаться годами, вытащить на свет какой-то свой теневой фрагмент, повернуть голову в сторону стены желтого тумана, иф ю ноу вот ай мин - получи все то, от чего тебя охранял этот туман. Плотину прорывает, и то, с чем твоя психика когда-то не могла справиться, накрывает подобно цунами.

Прорыв на новый уровень происходит по цене тех защит, которые помогали держаться и жить нормальную жизнь. Или, переформулируя (потому что я все еще ищу как это лучше оформить в слова): то, к чему мы стремимся, находится ровно за тем травматическим барьером, который скрывает от нас нашу невыносимую, неосознаваемую боль.

В итоге имеем странный дил: либо ты засейвился на текущем своем уровне, со всеми его искажениями, омрачениями, заебами, привычными мутными паттернами, которые периодически не дают спокойно жить, либо ты прошел дальше, но получи-распишись, в самой точке открытости и уязвимости, в этой еще держащейся эйфории от новых осознаваний - большой БДЫЩЬ, сбивающий с ног и заставляющий идти трещинами привычную реальность, на которую была в общем-то вся опора.

Получается, что, медитируя и практикуя разное, мы делаем свою жизнь в чем-то сильно легче (в обычных своих рутинах и стрессах), а в чем-то вообще нифига не легче. Собирать ум в единое целое значит балансировать на канате над пропастью безумия. Получается как в песне Коэна про it's where the light gets in, только наоборот.

Приехали книжки ❤️
Не пойму, правда, как к Робин Уолл Киммерер приписали дона нашего Хуана, ну да ладно (или всё это теперь попадает на полку Indigenous studies?)

Я всё больше мечтаю делать что-то руками и ногами, в сонастройке с миром вокруг; вчера снимала растения в ботсаду и снова шутила когда же Натгео позовут меня делать каталоги для заповедников и нац. резервов, так чтобы полдня идешь полями и холмами с тяжелым рюкзаком, другие полдня по пояс в ряске и под напором комаров ждешь удачного кадра, ~~убегаешь от медведя~~, путешествуешь по миру далеко за пределами известных троп и забываешь логику привычного мира. Впрочем, я уже засыпаю с закатом и просыпаюсь с рассветом и никогда не ощущаю себя одинокой рядом с растениями и животными, так что следующий шаг близок.

А это уже бородатая шутеечка про то, что после посттравматического стрессового расстройства должно идти метатравматическое?..

написать короткую сводку прежде чем сесть за работу.

переезд дался тяжело физически, морально слава богу нет, у меня было много помощи, я ни разу не подумала о том, что я все тяну, а эти нахлебники ничего не делают. в то же время голова ватная, соображаю туго, единственное что делаю бесконечно это наблюдаю за своими собаками и пытаюсь расставить все по местам. удивительно, конечно, когда переезд буквально за полтора км ощущается тяжелее чем за 8600 км. но тогда не я решала все задачи, а сейчас я.

еще я подумала, что вот же люди переезжают в одиночку в другие страны, у меня же не так. но с другой стороны я в одиночку перевезла нас пятерых (двое взрослых, двое детей, цобака). со всеми мебелями и пожитками. возможно это местами чуть сложнее, чем одной переехать за границу только со своими вещами.

в общем взрослящий такой опыт.

книгу как сдала, так больше не открывала, в редакции мне сказали сидеть на попе ровно и ждать от них отмашки, а я понимаю что не могу открыть ни одну книгу по работе, потому что за эти два года довольно сильно переела. с другой стороны, мой собственный принцип работы продолжает оформляться и мне это нравится. я понимаю что я делаю и зачем. во всем остальном пока что получается только наблюдать - как люди запускают свои программы, издательства, бизнесы, а я с утра хожу с авоськой за хлебушком и по пути собираю красивые палочки.

Лежать в ночи и слушать звуки новой квартиры. Новой жизни. Нового этапа.

Мы перевозили вещи почти 12 часов - пока что самый масштабный из моих, то есть организованных мной, переездов.

Я слышу как дети спят в своей комнате и как сопит Ньоки. Эта первая ночь похожа на первую ночь с человеком - ты устал, но не можешь заснуть, тебе хочется лежать и смотреть, напитываться тем, кто рядом с тобой.

Созванивались сегодня с командой, чтобы расписать для нового ленда главные результаты по курсу по травма-информированности 2024-2025 (мы снова его переделываем и он будет еще мощнее). В одну из первых недель, где мы стандартно проходим поливагальную теорию, в качестве главного take away записала:

"Сможете смело вступать в интернет-срачи и драки по поводу применимости ПВТ"

Если мы не оставим это на официальном сайте, то я параллельно выкачу свой бесцензурный вариант: драки о ПВТ, нафига знать про ГГН-ось если вы не планируете выпендриваться, отхуярить терапевта подушкой как травма-информированная интервенция, ну и конечно же золотое и вошедшее в анналы как не быть мудаком для себя и других. Посмотрим откуда будет больше покупок!!

Понятно при этом, что все эти темы, сейчас так далёкие от нас, действительно остро стоят в других контекстах, хотя в некотором смысле все равно получается, что "мы за вас рады, но не от всего сердца" (с)

Но у нас своя огромная задача, и да, кто-то должен держать фокус на мастерстве более тонкого порядка, но нам действительно стало неинтересно сидеть в зумах и обсуждать все эти прекрасные абстрактные понятия типа алхимии резильентности, когда вокруг все рушится и полыхает вот прямо в твоей собственной жизни. Я уверена, что в этом смысле у нас действительно свой путь - не только копировать западных звездных спикеров, но понять из какого замеса происходим мы сами, какая у нас ancestral memory и где у нас, а не у них, большой коллективный запрос на интеграцию травматического опыта. Посвятить время своей жизни этому, а не бесконечной погоне за фантомами - значит прожить его не зря. Так, мысли вслух.

Мы с Сашей Гриевой последние недели готовим обновления программы про травма-информированность (она начнется в сентябре, скоро начну рассказывать про нее). И естественно, внимательно поглядываем по сторонам - кто что и как делает в поле про травму. Это нам несложно ибо мы получаем тонны рассылок и читаем миллион каналов и чатиков. И на русском, и на английском. И вот что наметилось.

Несмотря на то, что тема травмы по-прежнему важна, популярна и актуальна на любом языке, похоже, что эти темы и соответствующие программы живут в двух разных мирах. Разрыв между русско- и англоязычными программами существовал и раньше, но он был скорее про некоторое отставание русскоязычного сегмента. А сейчас ощущение, что это две разные вселенные.
Англоязычные программы предлагают темы типа "Алхимия резильентности: основы и вдохновение" или "Мудрость предков". Или вот эфиры и программы Томаса Хюбла про тонкие настройки и поиск глубинной целительной связи.
Это классные и полезные темы, и хочется погрузиться в них с головой и обрести какой-то новый уровень понимания и мастерства.

И в то же самое время русскоязычная рассылка: "Стратегии работы с комбатантами и членами из семей", или вот чатик пишет: "перевела с иврита 6 протоколов для работы с пострадавшими в теракте"...

Понятно, что разные контексты и разные задачи. Но жутко любопытно обнаруживать это различие в проф.поле, чувствовать внутри себя этот разрыв профессиональной ткани, искать возможность соединять эти разные реальности.

Хотя, конечно, из какого-то личного контекста/состояния смотришь на темы англоязычных коллег и со смехом произносишь "риали?.."

Что мы делали?

Что мы делали, когда пришли черные времена?
Разговаривали за чашей вина,
обсуждали, почему црно вино, а не црвено,
боравак или боровок,
и молчали о том, сколько нам здесь отмеряно, как все потеряно.
Мол, пересидим годок и посмотрим.
(Навряд ли. Йок.)

Что мы делали, пока шла война?
Смотрели «Слово пацана», ходили на концерты «Сплина»,
подпевали «Машине времени» про то, что я пью до дна,
говорили, что не бывает коллективной ответственности,
есть индивидуальная вина.

Что мы делали, когда сводило спазмом нутро?
Мы сидели в ТТ Bistro, ели лосось, пили дрипы,
искали сырники и хинкали.
(Все-все убиты, в нас во всех попали).

Было дело, в ‘23-м году
мы заказывали в Wolt’е еду,
обсуждали городскую среду.

Наши будни: випиэны, визараны, лендлорды, факапы.
Мы мутили стендапы, стартапы, диджей-сеты, чаты, группы поддержки, фестивали, пространства, гастроли.
Мы всё просрали. Всё, оказывается, запороли.

Что мы делали, когда дрожала земля?
Стояли, курили, смотрели в темень, где Сава впадает в Дунай,
и думали: «Край. Что я здесь делаю, бля?»

Вдох, закрываешь глаза, считаешь до ста, вслух.
Давай так: чтобы Патрики, пух, июнь, зной, мне двадцать лет, передо мной целый свет —
и всего вот этого нет.

Открываешь: перед тобой крепостная стена, за ней мгла второй стеной.
Вдалеке — нервными светляками земунские огни.
Это не моя война. Это моя война.
Она всегда со мной.

«Привет, мы в “Слой”. Зайдешь за мной?»

Знаешь, я вот думаю, если нельзя вернуться, если нельзя проснуться,
то почему я на выходе забыл обернуться,
чтобы остаться,
чтоб превратиться в камень?

«Скоро буду. Серега с вами?»
«И это, медовик мне возьми».

Что мы расскажем детям про эти лютые, черные дни?
На каком языке они спросят?
На каком мы ответим?

Как достанем из-под обломков прошлого,
наслоений других городов
руины своей прежней жизни?
Как снова заговорим о Неглинной, Ордынке, Галерной, Рахова,
Красном проспекте, Сортировке, Вторчермете, Плотинке, Затулинке,
Литейном, Ленинском, Энгельса, Ельцина,
Обводном, Солнечном, Сестрорецке, Крылатском?

Мы жили так, как умели,
между Белградом, Новым Садом,
Старым Миром, Смутным Будущим,
Незнапамятском, Безвозвратском.

Анна Ростокина