Чем отчуждённее, пренебрежительнее, дистантно, обесценивающе или вызывающе ведёт себя клиент, чем сильнее держит психолога на расстоянии, тем сильнее нуждается в любви, принятии, близости и тем сильнее боится себя и Другого.

Под нарциссическим покровом самостоятельности, самодостаточности, продуктивности, эффективности, демонстрации, что мне никто не нужен, скрывается много стыда, одиночества, лежат глубоко неудовлетворенные эмоциональные потребности, нуждаемость в Другом, в человеческих связях, поддержке, которые отрицаются. Свои дефициты, которые увидит Другой, кажутся невыносимыми. От этого защитные режимы ещё больше усиливаются.

За всем этим прячется опыт боли от отвержения, раны, полученные в изначальных отношениях и сомнения, что меня можно просто любить, без если, без того, что я должен буду принести себя в жертву Другому и без того, что захочу поглотить его или разрушить.

Бесконечное разыгрывание борьбы за власть. За власть над тем, от кого хочется любви. За власть, которой оба не умеют владеть, распоряжаться без злоупотребления. В парных отношениях это постоянное выяснение и отыгрывание: кто ниже, кто выше, кто унижен, а кто превосходен, кто слаб, а кто силён, кто виновен, а кто осуществляет наказание, кто ущербен, а кто всемогущ, кто покорен, а кто доминантен и т.д.

Это может звучать странно, но большинству людей сложнее всего выдерживать контакт на равных. Ведь это что-то незнакомое. Гораздо понятнее находиться в садомазохистической динамике и воспроизводить её снова и снова, то из одной роли, то из другой. Ведь она так знакома с самых первых отношений. В каждом мазохисте прячется садист. И наоборот. Люди чувствуют себя пойманными и слепленными друг с другом. При этом, одновременно, переживая тотальную изоляцию друг от друга.
Кто кого поймал не очень ясно. Каждый думает, что другой его трофей. Не замечая как сам стал трофеем.

Это как с треугольником Карпмана, выход не в смене ролей, а в том, чтобы шагнуть за пределы. Но это очень страшно. Так как связь с другими необходима каждому живому существу, мучающая связь, хоть и приносит страдания, но все же защищает человека от встречи с бездной внутреннего одиночества.

П.с. в каком-то участке текста себя может узнать если не каждый первый, то каждый второй мой клиент. Поэтому напишу, что все совпадения случайны. И никто конкретный не имеется ввиду. Это собирательный портрет.

В продолжение о любви и ненависти...

Гарри Гантрип. Шизоидные явления, объектные отношения и Самость.

Депрессивные и шизоидные реакции.

"Когда вы хотите любви от человека, который не даёт её вам и поэтому становится для вас плохим объектом, вы можете реагировать одним из двух или сразу двумя способами.

1. Вы можете преисполниться ярости в связи с данной фрустрацией и предпринять агрессивные нападки на плохой объект, чтобы принудить его стать хорошим и перестать вас фрустрировать. Подобно маленькому ребенку, который не может получить от матери то, что он хочет, вскипает от гнева и бросается на нее с кулачками.
   Такова проблема ненависти или рассерженной любви. Она вызывает агрессию к враждебному, отвергающему, активно отказывающему плохому объекту.
   Она ведёт к депрессии, ибо возбуждает страх, что твоя ненависть разрушит того самого человека, которого ты любишь и в котором нуждаешься, страх, который перерастает в вину.

2. Однако возможна более ранняя и более глубокая реакция. Когда вы не можете получить то, что хотите, от человека, в котором нуждаетесь, тогда вместо того, чтобы рассердиться, вы можете болезненно страстно желать полного обладания объектом вашей любви.  Фэйрберн пришел к точке зрения (1941), что любовный голод — это шизоидная проблема и что она пробуждает ужасный страх, что ваша любовь стала столь жадной и собственнической, что теперь деструктивна.

Депрессия появляется от страха оскорбленной любви, могущей перерасти в ненависть, – появляется, чтобы объект любви не был разрушен вашей ненавистью.

Шизоидная отчужденность является страхом любви, чтобы объект любви не был разрушен вашей любовью или потребностью в любви."

Есть такое заблуждение, что ненависть — это противоположность любви. Но противоположность любви — это равнодушие, то есть полное отсутствие чувств. А если посмотреть ещё глубже — отсутствие причины для каких-либо чувств, хороших или плохих.

Когда мы ненавидим или любим, то крепко связаны с объектом, к которому испытываем эти чувства. В то время как равнодушие означает, что объект как бы «проскальзывает» мимо психики, мы его просто не замечаем. Именно поэтому некоторые так боятся равнодушного к себе отношения: пусть их обожают, либо презирают, но не относятся к ним «никак».

Психологу Гарри Гантрипу принадлежит фраза: «Ненависть — это любовь, ставшая «сердитой» из-за отвержения». Что это значит?

Представим ситуацию: один партнёр оставляет другого. Если тот, от кого ушли, испытывает к бывшему партнёру ненависть, вероятно, он его всё так же любит и нуждается в ответной любви. «Меня больше не любят» — это злит, и неудовлетворённая потребность в любви превращается в ненависть. Любовь «сердится» — и потому становится деструктивной.

Именно потребность в любви и невозможность закрыть эту потребность лежит под чувством ненависти.

Почему плохие отношения мы помним лучше, чем хорошие? Так происходит потому, что мы неосознанно расщепляем объект любви на очень плохой и очень хороший. Ненависть к другому — попытка разрушить его плохую часть и оставить себе только хорошую.

Получается, мы ненавидим тех, от кого всё ещё надеемся получить любовь. Мы не готовы смириться с отвержением — и сами не готовы отвергнуть. Ненависть держит крепче любви, и она — маркер того, что человек всё ещё ощущает себя одним целым с партнёром и не может отделиться.

Когда мы ссоримся со значимым для нас человеком, то испытываем тревогу. Она возникает из-за бессознательного страха, что наша ненависть-любовь разрушит не только плохую, но и хорошую часть любимого объекта. Поэтому срабатывает механизм расщепления: «хорошую» часть объекта мы будем любить, а «плохую» — ненавидеть.

В романтических отношениях такие партнёры живут по принципу «От любви до ненависти — один шаг». Они не видят партнёра целостным, с его положительными и негативными качествами, а видят двух разных партнёров — в зависимости от того, хорошо или плохо он любит.

Гантрип пишет: «Мы можем действительно ненавидеть людей, если желаем их любви». Под ненавистью скрываются залежи неудовлетворённой и отверженной любви.

Важно обнаружить, назвать и прожить те чувства, которые мы испытали, когда оказались «невостребованными» для близких — родителей, бывших партнёров, друзей. Только работа с архивом горьких чувств поможет нам перестать ненавидеть.

Любовь и ненависть — это всегда пара, они сосуществуют вместе. Поэтому под ненавистью так важно разглядеть любовь. И наоборот, отыскать ненависть в любви.

Близкие отношения по-настоящему приобретают объём и глубину, если в них есть место амбивалентности. Это возможность испытывать полярные чувства — любовь и агрессию, нежность и ревность, гордость и разочарование — к одному и тому же человеку. Важно лишь сохранять баланс. Если мы распознаём ненависть по отношению к тому объекту, который при этом любим, возникает более глубокий опыт любви.

❤️анонимный вопрос:

Что порекомендуете почитать, посмотреть про пограничную личность, ПРЛ?

Ниже размещу видео-лекции и книги и запишу аудио комментарий.

😉Информация по поводу моего графика работы😉

Ухожу на новогодние каникулы с 29 декабря по 7 января.🎐

Последний день приёма в этом году 28 декабря (суббота).

Первый день приёма в Новом Году 8 января (среда).

Есть вещи, к которым просто нельзя быть полностью или хотя бы достаточно готовым. О них можно фантазировать, можно даже ждать их, но невозможно заранее знать, как именно ты будешь их переживать, сколько это продлится, хватит ли тебе на это сил. Кем ты из этого выйдешь.

Нельзя быть готовым к смерти родителей. К уходу любимого. К рождению ребенка. К тяжелой болезни. К войне. К чуду. Такие события настолько многомерны, что создают новые точки отсчета, переводят реальность в качественно иные конфигурации. Напоминают об обступающей нас неизвестности (о Реальном) и заставляют ощущать собственную хрупкость слишком отчетливо.

В моем представлении, если и есть какая-то характеристика взрослости, то это способность субъекта помнить о том, что многое в этом мире невозможно контролировать. Что неизбежно есть то, что происходит помимо и вопреки его представлениям. Другими словами, способность субъекта быть гибким в принятии собственной беззащитности. Как это ни парадоксально, подобная позиция на практике приводит к куда большей адаптивности, чем ригидная убежденность в своей исключительной прочности.

#Fetzen

ПСИХОЛОГИЯ НА КУХНЕ ИЛИ КАК НЕ ПЕРЕПУТАТЬ ЗАВТРАК С ТЕРАПИЕЙ

В последнее время всё чаще можно наблюдать чрезмерную психологизацию общения с маленькими детьми, а также взрослыми. Это становится особенно заметно, когда эмоциональные реакции требуют более естественного и искреннего подхода.

Например, ребёнок кричит: «Не пойду в больницу!». Мама (или папа) отвечает: «Ты не хочешь идти в больницу, я понимаю. У тебя были свои планы, а мама тебя просит сходить к врачу. Наверное, я бы негодовала или даже злилась. Кстати, злость – это абсолютно нормальное чувство, особенно в такой ситуации. Все наши чувства нужные и важные. Знай, что у мамы достаточно пространства, чтобы принять все твои переживания. Также очень важно говорить о своих желаниях и нежеланиях, чтобы люди тебя слышали и понимали. Мы стараемся уважать чувства и желания друг друга. Теперь, когда ты это понимаешь, я готова тебя внимательно выслушать». Ребёнок в ответ: «Не пойду! Отстань! Аааааа!».

Такое нарочитое использование клишированного психологического языка может быть формой избегания и отстранения от подлинных чувств и контакта. Так как столкновение с живыми и настоящими эмоциями может быть очень пугающим, они оборачиваются во множество словесных оболочек, которые уплощают, скрывают и подавляют истинные переживания. В результате это скорее отдаляет, чем сближает. В некоторых случаях это может быть вариантом гиперкомпенсации: «Я говорю всё правильно, на психологийском, я молодец, а ты нет».

В этой ситуации можно понять детей, которые, слыша подобные фразы регулярно, начинают раздражаться, злиться, протестовать и просят немедленно прекратить эти речи. Также можно понять взрослых, вопиющих: «Хватит психологии, поговори со мной по-человечески!». Они ищут искренности и простоты в общении, а не сложных психологических концепций, которые могут казаться далёкими от их реального опыта. Это также касается пациентов (клиентов).

Я считаю важным, чтобы психологические знания не подменяли и не уничтожали естественность общения с близкими, а дополняли и органично встраивались в него по необходимости. Не будем забывать, что и в кабинете, и в терапевтической группе создаётся специальная, отчасти искусственная ситуация взаимодействия, необходимая для достижения терапевтических целей. К сожалению, из-за проблем с границами и пониманием контекстов некоторые люди устраивают гештальт-тренинг на ровном месте: на кухне с близкими, на работе с коллегами, в магазине с продавцом, а то и всю жизнь превращают в гештальт-терапию (против которой, как таковой, я ничего не имею). Примечательно, что многие из этих людей, возможно, не осознают, что такая форма общения может быть неуместной и вызывать сопротивление у окружающих.

Важно, что терапия далеко не ограничивается обучением правильным словам. Без изменений на эмоциональном уровне, уровне внутренних моделей отношений и бессознательного, слова могут оставаться лишь шелухой – правильными, но мёртвыми звуками, лишёнными глубины и подлинности.

Безусловно, психологическая грамотность – это замечательно. Однако она становится действительно ценной только в том случае, если источники для просвещения являются адекватными, а приобретённые знания применяются умеренно и уместно. В конечном итоге, истинная связь и понимание между людьми строятся на основе искренности, любви, уважения, спонтанности, а не постоянном использовании готовых формул и клише.

Только что вышла с последней сессии перед отпуском.

С чувством выполненного долга и удовлетворением, мой отдых можно считать начавшимся ?