Мужчины в тиндере шлют дикпики, а музеи в твиттере публикуют дакпики — duck pics. Зачем? Стоило пойти в магистратуру, чтобы рассказать об этом старшим коллегам, а ещё в одной презентации совместить слайд про философские идеи Николая Фёдорова и скрин из твиттера. Я думаю, что настоящая игра — это форма здорового хулиганства, и для меня было большой радостью исследовать, как и зачем можно хулиганить, то есть играть в музее.

Кто болел и спрашивал:

▫️защитилась на четвёрку
▫️тема работы «Игра в пространстве публичной истории на примере современного музея»
▫️идея работы проста, я её не раз излагала
▫️в процессе работы захлебнулась материалом и не вывезла, поэтому читать не дам
▫️но планирую написать хотя бы статью…

Когда-то мне казалось, что название канала должно отражать его тему, но единственная его тема — это я и мои истории про выставки, художников, перформансы, музеи и галереи, современное искусство и культурное наследие, про искусство на улицах и в быту, моду, архитектуру, про мелкое и крупное хулиганство, игры, головоломки, пародии, про абсурд, остранение, авангард, эксперименты с сюжетом и языком, про новости и сплетни, интервью директоров, социальные медиа, популяризацию науки, психологию, книги, сериалы, про работу с детьми, работу со взрослыми, просто работу, про анекдоты и мемы, про руины, подземелья, лиминальные пространства, сказочные пространства, общественные пространства, карты, территории, про закаты, музыку, головокружение, про все, что меня волнует.

Мне нравится желтый цвет и искусство из картона и палок.

Меня зовут Кристина.

На заглавной картинке канала: фрагмент выставки художника Ричарда Малой в Артэтаже, 2019 год

У меня осталось 12 часов до защиты магистерской диссертации. В ней очень много сердца, но мало мозгов, потому что она родилась из глубоких эмоций — любви и гнева, а знаний и воли, чтобы сделать хорошее исследование, мне отчаянно не хватило.

Научный руководитель написал мне такой отзыв — как будто обнял.
А рецензент написал такой отзыв — как будто танцевать пригласил.

С этим ощущением завтра иду рассказывать кафедре философии, как игра шатает музей и все диспозитивы на земле.

Обсуждаем, как музейная кошка бегает мимо египетских артефактов в музее Арсеньева. Работу принимает, не шутка.

Зафиксирую две вещи, которые в этом году произошли в моем родном музее, и которые я бы очень не хотела забыть.

На стене дома-музея Арсеньева
(есть большой Музей Арсеньева, а это его филиал) появилась первая во Владивостоке табличка «Последнего адреса». Память о Маргарите Арсеньевой, которую расстреляли после смерти мужа.
В этом доме не живут соседи, которые могли бы эту табличку сорвать, как это было в других городах. Она не мозолит глаза прохожим, которые могли бы пожаловаться. Она, в общем-то, существует не для душевного спокойствия соседей и прохожих. Но сейчас главное, что табличка есть и никуда не денется.
Есть ещё история про их дочь Наташу Арсеньеву, но мне нужно немного времени, чтобы подобрать слова.

Вторая важная: с саперного редута № 4 Владивостокской крепости (тот самый филиал, к которому я привязана сердцем и делом) убирают автомобильную стоянку.
Старожилы вспомнят, сколько ей лет? Короче, тонны автохлама годами гнили на территории исторического памятника — чисто владивостокская роскошь. У нас есть ещё гаражи на форте и не только.

Сколько для этого было проделано работы, у меня воображение не вмещает.
Что будет дальше, другой разговор. Потому что лечить пространство от синдрома «заброшки» — дело долгое и сложное. Про это тоже есть истории, которые я вам тоже потом расскажу. Но пока перед Новым годом сосредоточимся на том, что придаёт сил и надежды.