Часто приходится сталкиваться с вопросом “Где образование лучше?”, причем как в России, так и в Америке. Один мой профессор в Университете Кентукки как-то даже после класса подошел ко мне сообщить, что завидует тому, что я получила первое высшее образовании в России (полагаю, это связано с тем, что я читала Руссо и как будто чуть-чуть секу за Ленина, потому что мы с ним земляки).
Мне и самой хочется сформировать какое-то мнение по этому вопросу, но меня останавливает то, что свое образование в России я получила в 2013 году (пишу эти строки с циркониевым браслетом, как вы понимаете), мы были последним годом специалитета в МГУ, с тех пор в российском высшем образовании что только не происходило, и сравнивать ситуацию “Накануне” с текущим состоянием дел в Америке (особенно учитывая то, что у меня довольно ограниченный опыт) - это какое-то совсем уже безынтеллектуальное занятие.
ОДНАКО!
Сложнее всего мне было привыкнуть к тому, что в Америке разделение между частными и государственными вузами выглядит не совсем так (а точнее совсем не так), как в России. В России словосочетание “частный вуз” - это что-то из серии “Институт Натальи Правдиной” и “не выдаем диплом государственного образца”(я знаю, что ситуация меняется, я человек пожилой уже, в моей молодости так было), и когда я подавала документы в вузы и училась, идея “нормальный вуз не может быть частным” была вполне актуальна. С такими идеями уже в чужих головах я столкнулась, когда была куратором в архитектурной школе МАРШ и от потенциальных участников курса я буквально слышала “Я вам деньги плачу, я еще на собеседования должен приезжать? Вы в своем уме?”. Было неприятно, но в целом даже объяснимо.

В стране позднего капитализма все иначе. В силу своей критической некомпетентности я только перед началом своей магистратуры в Кентукки узнала, что университеты Лиги Плюща, например - частные вузы. Зависит от вуза, конечно, но public university (не вполне то же самое, что российский государственный институт, но близко) - это зачастую просто что-то на бедном, меньше престижа, меньше ресурсов. В этом есть и плюс - публичные университеты гораздо меньше стоят. Скажем, если сравнить два вуза в Чикаго, то University of Chicago (частный, 21 место в мировом рейтинге университетов) в среднем обойдется в $86,856 в год, а например University of Illinois Chicago (публичный, 365 место в мировом рейтинге) обойдется уже в $15,744 (но это для студентов штата Иллинойс, где собственно находится Чикаго, во всех вузах есть стипендии и скидки, но стипендии и скидки на то и стипендии и скидки, что применимы не ко всем и не всегда). Выиграете в деньгах, но потеряете в восхищенных взглядах. Впрочем, даже 15 тысяч долларов в год платить не каждому дано, не залезая в кредиты, что конечно заставило меня пересмотреть и от всей души оценить тот факт, что в России ты можешь получить высшее образование бесплатно и не залезть в многолетние долги.
Все это помогло мне понять, почему так называемые “студенты первого поколения” (first-generation students, первые в своих семьях, кто получает высшее образование) - это тоже группа, которой часто дают скидки и стипендии как нуждающейся в дополнительной поддержке.
Надеюсь, хоть в этот раз посремся.

Новости моей жизни тоже имеются (мне странно о них тут писать с тех пор, как канал перестал быть междусобойчиком на 5 человек, с каждый из которых я лично знакома).
Последний год я работала в Чикаго в некоммерческого организации, которая с грехом пополам пытается бороться за равный доступ буквально ко всему, начиная от жилья и заканчивая внеурочными активностями для подростков), где пыталась собирать данные, анализировать их и создавать отчеты для всех тех, кто в этом заинтересован.
Эта страница моей жизни перевернута вместе с календарем, и месяц назад я начала PhD по городскому планированию.
В связи с этим про антропологию здесь будет чуть меньше, про городское планирование - чуть больше, я может даже напишу, как устроена моя PhD программа и даже отринув стеснения, напишу про свой универ. Но это будет в следующий раз, когда надо мной взойдет звездаграфоманства.

Мой психологический возраст - 72 года, а это значит, что я люблю скандалить и поликлиники. С такими личными интересами жизнь в Америке может быть весьма и весьма печальной.
Впрочем, рассказываю. Случилось мне поступить на PhD (это что-то вроде аспирантуры, докторская программа). Случилось так, что моя PhD программа украшает собой славный штат Массачусетс. А по ебливым законам штата Массачусетс международные студенты из определенного списка стран должны сдать манту (МАНТУ БЛЯТЬ), чтобы подтвердить, что они не больны туберкулезом.
Окинув своим пылающим взором список стран, я много думала о глобальном неравенстве, расизме и американском постыдном империализме, потому что в список входили, естественно, СНГ, вся Африка и Латинская Америка. Потом я долго мандела о том, что в России заболеваемость туберкулезом ниже, потому что у нас работает такая вещь, как здравоохранение, но это не мешает американцам считать нас всех паскудными разносчиками заразы. Я вдоволь наманделась, но делать все равно было нечего, потому что статус доктора наук мне все же хочется, а позволять манту встать между нами я не намерена. Я пришла в «клинику» при супермаркете (ДА) с формой, которой меня любезно снабдил дорогой университет, попросила сделать мне манту и заполнить форму.
Далее между нами случился такой обмен репликами:
- Вы привиты?
- Да, потому что я из России и у нас есть обязательная государственная вакцинация.
- У вас будет ложноположительный тест.
- А что делать?
- Ничего, ведь манту от вас все равно требуют.

Штош, звучит логично, подумала я. Хуярьте уже свое манту, потом разберемся. Спустя три дня я снова пришла в супермаркет, чтобы проверить манту и заполнить уже наконец свою форму и забыть об этом, как о страшном сне. Но страшный сон - это блять моя жизнь.
Манту конечно же оказалось положительной, в связи с чем мне было велено прийти в любое отделение urgent care (срочная помощь? Неотложная помощь? Может быть, ПРИЕМНЫЙ ПОКОЙ?), которое покрывается моей страховкой, и сделать там флюрографию, чтобы доказать империалистам из штата Массачусетс, что я гордый носитель антител, а не разносчик заразы (коммунистической, естественно, фить-ха).
Всю первую половину следующего дня я провела в удовольствии общения со страховой компанией и клиниками. В результате двух часов переговоров мной был получен список клиник, входящих в систему моей страховой компании, где флюрография точно будет покрыта. Я шлифанула этот беспрецедентный результат даже звонками в клиники, чтобы «на всякий случай» уточнить и там, будет ли покрыта флюрография моей страховой компанией.
Тем не менее, когда я пришла в клинику, мне сказали, что все, что я слышала раньше - пиздаболия, никто мне ничего не покроет, а флюорография будет стоить сто долларов. Я газанула, но делу это не помогло, и с деньгами, которые я планировала с блеском прокутить, пришлось расстаться под холодным светом больничных ламп.

Выйдя на улицу я поняла, что изменить я ничего уже не смогу, но мне нужно как-то выразить свои чувства. Ибо как говорил герой Янковского в «Ностальгии» Тарковского, невыраженные чувства никогда не забываются, а вспоминать на смертном одре о флюорографии за 100 долларов я не хочу. Я сочла вполне справедливым намандеть на страховую и набрала заветный номер. Изложив свою ситуацию в традициях мема «Я скандал такой учиню», и услышав в ответ «Да, мы вам так сказали и прислали подтверждение на почту, но мы ничего не гарантируем», я набралась смелости и резюмировала услышанное:
- Правильно ли я понимаю, что вы просто берете 150 долларов в месяц, и за эти деньги ничего не делаете и ничего не гарантируете?
И в ответ услышала буквально:
- Да, так работает страховка.

Я повесила трубку и крепко задумалась. Много лет я совершенно не ценила злую тетю в халате из поликлиники. Сейчас я думаю, что тетя сделала всем флюорографию, всех вылечила, заебалась и сидит злая, хули мы все от нее хотим? Имеет полное право.

UPDATE: В прошлый раз я посмотрела жопой, публично каюсь, заболеваемость в России действительно выше, но выше и покрытие страховкой. Империалисты были правы, но осадочек остался!

Девочки, мальчики и небинарные персоны, давайте поговорим про ноготочки и бьюти-процедурочки, ибо сил моих уже больше нет.
В общем, когда я приехала в небольшой университетский городок в штате Кентукки, я особенно ни на что не надеялась в плане ноготочков, однако базового уровня приличия все же ожидала (и совершенно зря). Когда я начала смотреть инстаграм-аккаунты местных салонов, я испытала некоторое разочарование в своих жизненных выборах, потому что с тем, что нам постили как примеры лучших работ, ни один российский салон не выпустил бы на улицу, боясь клейма позора. Там было все - вихрастые кутикулы (для цисгендерных мужчин поясню - это такая кожа вокруг ногтей), какие-то жуткие затеки, неровный контур и крайне ебаный гель лак по цене не сказать, чтобы соответствующей качеству (хуйня за дохуя, другими словами). Впрочем, за первые полтора года я благополучно забыла о том, что приличные люди все же иногда предпринимают какие-то минимальные попытки выглядеть если не хорошо, что хотя бы не устрашающе, и такая тема, как бьюти-процедурочки, не ебала меня совершенно. Так было вплоть до моей первой поездки в Бостон и Нью-Йорк. В Бостоне я решила вернуться к истоками и все же заняться своими когтями птеродактиля с профессиональной помощью. Я выбрала салон с хорошими отзывами, в красивом и богатом районе, и смело сделала шаг навстречу приключениям. Это было довольно грязное полуподвальное помещение без намеков на декор, какие-то напитки для гостей или вообще хотя бы даже блять зоны ожидания с сидениями. Сам маникюр был исключительно обрезной, причем, скажем так, сильно обрезной - мне отрезали нахуй полпальца (я преувеличиваю) и порез был настолько глубокий, что кровь не останавливалась еще час (а вот здесь уже не преувеличиваю). На этом этапе я вспомнила, что мастер не показала мне, что достает инструменты из стерильного пакета прямо передо мной, и в целом возможно прямо сейчас в моем организме растет неведомый вирус, который очень скоро убьет меня, такую молодую и подающую надежды (я выжила, если что).
Тогда я еще не знала, что за пределами СНГ даже есть такое понятие, как “русский маникюр” (так в основном называют аппаратный маникюр), и например в Америке местные блогеры часто делятся тем, какие чудеса этот самый русский маникюр творит с твоими руками. Все мои немногочисленные разговоры с местным населением лишь подтвердили мое впечатление: по красоте тут очень сложно двигаться. Кроме того, бытует стереотип о том, что маникюрный бизнес в основном держится на работниках из Азии - кто-то говорит, что в маникюре в основном вьетнамки, кто-то - что китаянки (подобные стереотипы о том, что в определенных индустриях работают выходцы из определнных стран есть и у нас, не будет развивать эту тему). В целом там, где я сейчас живу, довольно много салонов с называниями типа “Asian nails”, так что я не знаю ничего о статистике, но стереотип такой действительно есть.
Ну так вот. Год назад я переехала в Чикаго и я до сих пор помню один из первых дней здесь - тогда меня два раза за день спросили “Вы говорите по-русски?”. Это был день, когда я на такси поехала на ноготочки. Салон я нашла очень просто - просто вбив в гугл “русские мастера маникюр Чикаго”. И не прогадала, потому что салон наконец-то выглядел красиво, с модными креслами, инструменты были все в пакетами для стерилизации, маникюрчик был аппаратный, мастера ВСЕ говорили по-русски, и кутикулы мои сияли, благость разливалась по-моему сердцу.
Урок я усвоила, и теперь я хожу на ноготочки, личико и прочую красоту только к выходцами из СНГ. Исключение составляют только волосы - но тут отдельный случай, и мне надо, чтобы человек умел красить волосы в розовый-фиолетовый-синий. Но если бы мне нужен был какой-то богатый красивый эиртач, балаяж или какая другая хитровыебанная техника - я бы искала мастера по тому же принципу.
Кстати, если вы хотите пошутить о том, что таким образом я занимаюсь активной дискриминацией - сохраните усилия, эти шутки уже пошучены.

Ну что, мне тут подсказали знающие люди, что меня репостнул большой канал, а потом другой большой канал. Я естественно как крыса пошла почитать комментарии, и первое, что я увидела - это негодование в связи с тем, что я матерюсь, будучи женщиной.
Признаться, я искренне завидую людям, которых в 2024 способна шокировать матерящаяся женщина в интернете. В связи с этим, тем не менее, спешу озвучить беспрецедентный в своей новизне тезис: женщина тоже человек.

Это значит, что женщина может использовать лексику, которую считает нужной, выбирать профессию, которую считает интересной, носить одежду, которую считает подходящей, и участвовать в общественной жизни, если у нее есть к этому интерес. Такие мелочи, как претензии на ровном месте по поводу и без повода по причине того, что ты женщина, я думаю многие из нас получали. Когда мы слышим что-то подобное, мы часто думаем “Блять, ну ладно, че там дальше у тебя”, но это не ладно. Регулярность этих высказываний не доказывает их правильность, а то, что они не встречают достаточно громкого сопротивления, регулярность только повышает.
Кроме того, я отношусь к той группе женщин, которые способны реконструировать слово “хуй” в праславянский (мой путь к антропологии был тернист, как и мой путь из антропологии), я думаю я могу плюс-минус сориентироваться какие слова и как писать.
В дополнение ко всему вышесказанному, обратите внимание на рисунок ниже.

Спасибо за внимание, мы вернемся к вам вновь с нашими вольными пересказами этнографий и историями про говно.

Те, кто знает меня лично, наверное сталкивались с такой моей чертой характера: если я уже залупилась, я не успокоюсь, пока не донесу свою просьбу завалить ебальники до всех, кого считаю мудаками. Поэтому я продолжила: “Не писать эту книгу”. Дальше диалог развивался так:
- Ведь и мы как исследователи очень страдаем, когда на территориях, где мы проводим исследования, случается подобное. Мы переживаем, мы тоже травмированы, и нам тоже нужно место, чтобы прожить это горе, но о нас никто не думает.
- (отвечала я уже с Марса, куда я улетела на анальной тяге) А вы правда считаете, что со страниц академической литературы обвинять сирийцев в том, что они плохо протестовали, основываясь на телешоу, пока в стране гражданская война - это допустимый способ проживать свое “горе”?
Дальше она ничего не ответила, просто демонстративно от меня отвернулась. Не предвидела она только того, что с той стороне, куда она повернула свою лишенную сострадания голову, сидели мои однокурсники, которые как и я были готовы спорить с ней о том, что это пиздец, а не список литературы для магистерского семинара по антропологии.

Но были среди нас и такие студенты, которые не видели ничего возмутительного ни в таких книгах, ни в таких разговорах. Когда они спрашивали меня, че я так кипячусь, я отвечала, что пересекла океан не для того, чтобы слушать эту хуйню, от которой у меня, как у человека с минимальным представлением о такте и эмпатии, вянут уши, нос и конечности, и распрямляются извилины в мозгу. Надо ли говорить, что весь семестр этот семинар был каким-то чадом пиздеца, и каждую неделю (пары по именно этому предмету были раз в неделю) мы получали новую дозу охуительных историй, каждая из которых охуительней другой. Причем первую пару недель я помалкивала. Ну представьте, перед вам ебучий клоун, и цирковое представление оказалось иммерсивным, это дезориентирует.
P.S.: То, что конкретно этот профессор и этот предмет оказались вот такими - совершенно не значит, что весь мой факультет и весь мой университет и все университеты были такими, но не значит это и того, что это - печальное исключение.

Антропология - это очень болезненная дисциплина. Последние два года она, с одной стороны, приносила мне много боли, потому что читать про опыт мигрантов, опыт коренных людей, опыт людей, столкнувшихся с полицейским насилием, и опыт людей, чьи дома снесли у них на глазах (это уже не какие-то там книжки, а моя магистерская), и оставаться равнодушным невозможно. С другой стороны, на фоне происходящего вокруг тебя, антропология предлагает социально одобряемый способ немного оградить себя от боли - как бы сделать шаг назад, и представить, что ты просто свидетель эпохи.

Одна из моих любимых книг в современной антропологии была прочитана мной в рамках самого ублюдского курса “Антропология государства” (хотя казалось бы, название обещало совсем другое). Написала ее Элизабетт Повинелли и единственное упоминание о ней на русском предлагает перевод “Хитрость узнавания”, что конечно звучит совсем не по русски. В оригинальном варианте звучит как The Cunning of Recognition: Indigenous Alterities and the Making of Australian Multiculturalism, ссылку на сайт прикладываю, как говорится, дальше сами. Ожидаемо, книга о том, как колонизаторы приперлись в Австралию и стали там заниматься колонизацией, что конечно же не включает в себя такую вещь как “относиться к местным как к людям”.
Это не та этнография, которую можно было бы посоветовать, что называется, широкой публике, потому что Повинелли как будто бы специально исключает возможность прочтения кем-то, кто не угорел по теории, потому что все Введение - это буквально хитрость распутывания клубков теории, которая, как выяснится позже, прямого отношения к существу вопроса не имеет.
Вопросики есть и к следущей главе: там Повинелли говорит, что предыдущие этнографы были мудаками, потому что воспринимали местных людей как фетиш, и играли на дудке общественного интереса к “порно-этнографии”. И дальше…. подробно пересказывает порно-этнографии.
Но этом вся моя критика заканчивается (что большая редкость, обычно я гораздо более многословна, когда есть шанс что-то обосрать).
Основной тезис Повинелли (а говорит она в основном про современные реалии, не просто историю вопроса) - в том, что все, что делают колонизаторы - это не исключительно требование полной ассимиляции местного населения, и не полное принятие местного населения. В ситуации, когда есть законы, якобы защищающие местных, идет публичная дискуссия, идут суды, эти законы, по факту только поддерживают несвободу тех, кто мыслит себя коренным жителем Австралии. Это конструирование социальной рамки, в которой местные не должны полностью ассимилироваться с “современными западными” людьми, потому что в этом случае в суде они не смогут доказать свою связь с предками-коренными австралийцами, и не получат их землю. Но при этом и слишком “коренными” они тоже быть не должны, потому что тогда представители государственных институтов просто не будут воспринимать их всерьез. То есть, не будь как мы, но и не будь слишком как не-мы, будь ровно таким, каким мы представляем себе другого.
Эта теория, строится не на высосанных из жопы стереотипах (в антропологии такое встречается, к сожалению, чаще чем хотелось бы), а на опыте 17-летних полевых исследованиях и выступлениях в суде.
Главное продраться через тернии первой главы, и вам откроются прекрасные звезды блестящей этнографии.
Повинелли, кстати, очень продуктивна, мои однокурсники читали и другие ее книги и они были так же хороши, как эта.

Итак, история из разряда “Я такой же как вы, на завтрак люблю яичницу с колбасой”.
Как вы знаете, недавно прошел Хеллоуин. Здесь к нему начинают готовиться очень сильно заранее. Хеллоуинские тыквы и скелеты в магазинах появляются еще в начале сентября, и вся эта вакханалия длится пару месяцев. Для меня лично обычная прогулка по городу превращается в полосу препятствий - меня все эти паутины, скелеты в полный рост и холодное оружие в свободном доступе (то есть пластиковые топоры и косы) реально пугает. Недавно я шла по улице, вечерело, смеркалось, ночка, как пела Кадышева, темная была, и на пешеходной дорожке скелет выше меня ростом помахал мне своей костлявой рукой, после чего я естественно дриснула и захотела пойти к кардиологу проверить сердце.
Ну так вот. Недавно мы с моими коллегами пошли после работы в местный ресторанчик по случаю понедельника (такие мы люди). Около входа, естественно, стояла какая-то огромная ебала с черепом, я естественно дернулась как в предсмертной агонии, коллеги естественно спросили что со мной, а я естественно сказала, что меня реально пугает такая срань (ну ведь у нее цель напугать, так? Вот вам пожалуйста, я напугана). Коллеги были крайне удивлены такой реакцией, задумались на секунду и сказали, что наверное уже утратили чувствительность к этим декорациям, ведь их правда много, а если ты с детства к этому приучен, во взрослом возрасте перестаешь на это реагировать.
Но дальше моя коллега спросила меня, ходила ли я в дома с привидениями (haunted houses). Я задумалась. Мне очень хотелось все же найти в памяти опыт посещения домов с привидениями, так сказать, “быть частью группы”. Потом я сказала: “Ну так, чтобы прям внутрь заходить и гулять - нет, но я проходила и проезжала мимо, это тоже было жутковато, ведь про этот дом мы с моими школьными друзьями рассказывали друг другу страшные истории во время поездок в летние лагеря или просто на посиделках. Дом реально был очень большой и таинственный, это был давно заброшенный дом купца, который стоял прямо в центре исторической части города. История гласила, что он убил свою жену, и ее призрак каждую ночь спускается по парадной лестнице, и все, кто ее видят, сходят с ума”. Конечно, лица коллег становились все более обескураженными по мере того, как я углублялась в детали, а я знаю, что значат эти выражения лиц. Они значат, что я опять как-то очень неверно поняла простой житейский вопрос и в данный момент шокирую публику своими охуительными историями.
В итоге после небольшой паузы коллега сказала: “Ну, я имела в виду такой, где платишь десять долларов, идешь по темному лабиринту и на тебя прыгают какие-нибудь актеры в гримме”.

Что ж. Народ безмолствует. Занавес. В самом деле, зачем мне актеры в гримме, если у меня есть настоящий призрак в шаговой доступности?

P.S. Речь про дом купца Вильнера в городе Минусинске Красноярского края (я там провела очень большую часть своего счастливого детства).