Ты можешь стать другим. Богочеловек Иисус, Он Сам, пребывая вечно, имеет непреходящее священство,
а потому Он, будучи всегда живым, может спасать совершенно всех и просить обо всех, кто через Него приступает к Богу.
Давай будем Его просить. Мы все — в Его руках.

Молюсь о Тебе, и Ты обо мне молись.

Мы все, наша маленькая академическая церковь, где мы единодушно, единомысленно пребывали вместе, учились вере, молились и пели, мы все — любимые Тобой люди, — возносим молитву к Неперестающему Свету и Истинному Священнику наших душ Иисусу. Верю, что восторжествует в сердцах наших глубокий, и неотъемлемый мир.
Мир, приходящий не от людей (наверное мы просто не способны его вместить), но мир от Бога.

«Иисусе, Свете мой, просвети меня»

Георгию, моему другу

Люди с больным воображением, к категориям которых порой мы можем отнести людей самых близких, должно быть, взамен наделены этой поэтичной возможностью: отрицать духовный мир и его ценности, чтобы воздействовать на душу с царственной легкостью. Как человек, который перед тем, как впервые войти в океан, преодолевает страх воды и пустоты, Ты глубоко вздохнул и, решившись на максимальную сдержанность, сделался бесчувственным и безучастным.

Непоправимое свершилось, и Ты, смирившись и привыкнув к этому, принялся за непоправимое.
Как снимают пальто, Ты избавился от своей христианской души.

Ты освятил свои действия благодатью, которая не имеет никакого отношения к Богу, осуждающему убийство.
Ты закрыл глаза своему рассудку. Все время, как ты отрицаешь и порицаешь всех нас, как бы автоматически, твое тело все больше подчиняется приказам мира потустороннего. Мира, где царствует дьявол, и все пропахло отравляющим смрадом зла. И я безудержно жажду разорвать твою эту связь с адом, которую ты освятил посредством своей одержимости.

Когда смотришь на человеческое лицо, кажется, будто оно не изменяется, —переворот происходит в нем чересчур медленно, и мы его не замечаем. Но это не так. Мы изменчивы. Но хуже этого — мы быстротечно изменчивы.

Я знал, что так же глубоко, так же неизбежно, как национальный патриотизм или христианский нонконформизм у тех, кто считает, что в них нет ничего от их расы, или у них есть все потому что их раса существует — парализует их душу, я замечал, что за светлыми выкличками и воззваниями, там, в закулисьях, ждут своего выхода злые герои, точь-в-точь как те горделиво-отрешенные непоминальщики, или сумасбродные клерикалы, внезапные, непредвиденные, роковые глашатаи самих себя, точь-в-точь как националистические и церковные антигерои, внезапно откликнувшиеся на призыв своей человеческой природы, существовавшей раньше самого индивидуума, природы, по воле которой индивидуум подчас и мыслит, и живет, и развивается, и крепнет или умирает, не отличая ее от проявлений Духа, заглушая его, убивая его, не замечая того, что он есть — бегут в безудержной агонии, оставляя в этой спешке самое ценное — веру в своего Создателя.

Трудно порой себе в этом признаться, но даже в смысле умственного развития мы зависим от законов природы больше, чем от законов Духа. И зависим в гораздо большей степени, чем это нам представляется: наш разум, подобно тайнобрачному растению, подобно какому-нибудь злаку, уже рождается с теми особенностями, которые мы не выбираем.

Мы постигаем вторичные идеи, не различая их первопричины (русской расы, традиционной семьи, таких или сяких ценностей и т. д.), и их отголоски в определенный момент врываются в нас. Одни из этих идей мы воспринимаем как итог размышлений, другие — как результат нашей негигиеничности, а на самом деле мы наследуем от нашей семьи, как наследуют мотылькововидные форму семени, и идеи, которыми мы живем, и болезни, от которых мы умираем.

Но мы с Тобой христиане! Мы призваны к иному жительству.
И еще мы смертны. Смертны внезапно.

Я хочу тебе пожелать сейчас, пока еще могу что-то желать, — разбить весь этот купол мироздания, который ты так скурпулезно возводил над собой, собирая хрусталики со всех концов света, потому что он искажает твой взгляд на вещи. Оставь это тяжеленное бремя выхолощенного тела с его делами, потому что (надеюсь ты это видишь) законы мира не позволяют нам быть свободными. Свобода — это ведь именно то, что ты так сильно любишь. Так стань свободным по-настоящему.

Закон свободы отменил Закон природы. По причине слабости и бесполезности Закона прошлого — он ничего не доводит до цели — я предлагаю Тебе Закон грядущего: надежду, которая приближает нас к Богу.

Только в Иисусе — ручательство лучшего Завета. Только с Ним мы можем вновь обрести себя, обрести покой и наконец … возрадоваться.

Ты не первый хотел стать священником. И не первый отрекся от этого дара. Ты и я знаем многих из них по именам. Грех многим из них не дал этой благословенной возможности стать другими навсегда. Не знаю что будет со мной, да и не так это важно.

Время подведения итогов

«Не лгите друг другу; скиньте с себя как ветхую одежду прежнего человека с его делами и облачитесь в нового, который <…> обновляется по образу своего Создателя»(Кол. 3:9-10) – этими словами сегодня вновь уберегает нас от ошибок святой апостол Павел.

Лгать друг другу — это большая ошибка. Лгать себе — это величайшее из заблуждений. Но упрямое молчание тоже есть великая ложь.

Ложь связана с речью. Когда мы говорим нечто, — мы позволяем этому ожить в нашем мире. Истина заключена в звучании нашей речи. Но если она не звучит, если мы не способны произносить то, что нас по-настоящему трогает — мы просто лжем, а вокруг нас не звучит музыка слова.

Лгать посредством молчания — аморально. Отказ от говорения есть отказ от истины, потому что она открывается только в говорении. Истина есть Слово Божие, которое мы слышали. Отказ от речи есть отказ от музыки, потому что, какая бы она у нас не была, — она дарована Богом, а это значит: она должна звучать.

Сегодня мы в последний раз в этом году все вместе собрались здесь у Чаши Христовой. Мы слышали молитвенное пение, и размышляли. Каждый — о своем. Предстоятель — обо всех. Всякий, кто прожил этот год, кто был внимателен, чувствует: настало время подведения итогов.

Бессонными ночами, когда напряжены слух и ожидание, горячее дыхание этого духа можно ощутить совсем рядом. Сейчас, когда нам уже не снятся ложные сны о скорби и нищете, когда нужда и страдания прорвали панцири, которые пытались задушить этот дух, он рвется к своему воплощению, ужасая нас демонстрацией своей силы. Перед нами разворачивается трагедия человеческого существования: мы вновь вынуждены признаться в своей глубокой нищете перед Богом.

Мы по-прежнему продолжаем друг другу лгать. Мы спрятались в своего ветхого человека совсем как броненосцы, завернутые в панцири.

Мы не готовы к простому: довериться друг другу. Мы не готовы к такому: открыться Христу.

Мы нуждаемся в изменении.
Чтобы не сказать: мы — поколение христиан, в котором ничего не изменилось, кроме облаков.

Мы нуждаемся в великодушии.
Потому что в силовом поле разрушительных потоков и взрывов — не только слово, но и тело: хрупкое, и человеческое.

Мы нуждаемся в Слове.
Потому что это наименьшее, что в наших силах: позволить миру внутри нас заговорить.