Может, мне следовало закричать: это ты меня тревожишь, мучаешь меня, конечно, ты и весь остальной мир, да и все то, чего у меня нет. Телевизор, фильмы на канале «Италия 1», мелирование на волосах, карточки с футболистами, геймбой, плейстейшен, «Расхитительница гробниц», книжки, которые ты мне запретила, обувь в стразах «Лелли Келли», чупа-чупсы, которые можно сосать круглые сутки и не выслушивать, что от этого выпадают зубы, сигареты, которыми можно затянуться и не бояться, что закружится голова и придется прилечь на лавку, секция плавания, волейбола, театральный кружок, мобильник, который звенит и звенит, не переставая, день рождения в «Макдональдсе», сумочка Guess, которая сочетается с обувью, тысячи, миллионы кроссовок Adidas и Nike, купальники Sundek, футболки с Винни-Пухом, сборники летних хитов Festivalbar, диски Бритни Спирс, дневные походы на дискотеки, миникары, мопед с неоновой подсветкой вокруг подножки, жвачки «Биг Бабл», чтобы жевать их на уроках, дым от сигарет, который можно ловить руками, блестящие глаза моего брата — все это меня мучает, как и рыбки, что плавают молча, пока люди наезжают на меня. Поэтому девять по итальянскому мать воспринимает как рану: ее дочь пишет отличные сочинения, но они сочатся злобой, попусту тратит красивые слова на рассказы о мерзостях.

Джулия Каминито — Вода в озере никогда не бывает сладкой

Мать решает, что школа в Ангвилларе или в Браччано не пойдет мне на пользу: конечно, здесь безопасно, но школы лучше в Риме; в Мариано уже никто не верит, поэтому единственная девочка в семье должна учиться, быть лучше всех, поступить в университет, стать врачом, инженером, финансистом, писать романы, но прежде всего она должна читать как одержимая, без продыху.

Джулия Каминито — Вода в озере никогда не бывает сладкойНу че, девки, мы?

Если не знаешь, как называется то или иное место, на тебя поставят клеймо чужака, безотцовщины, а значит, местные не смогут узнать, за кого ты проголосуешь на выборах, кто твой семейный врач, какую повозку ты соорудишь к карнавалу, готовишь ли ты бычков в кляре во время рыбной ярмарки. Они не могут попросить тебя об одолжении, поэтому не желают оказывать тебе услугу, не здороваются на почте, в мясной лавке сделают вид, что не слышали, когда скажешь, что подошла твоя очередь, потому что здесь всегда, что бы ни случилось, сначала их очередь.

Джулия Каминито — Вода в озере никогда не бывает сладкой

Хотя на самом деле ближе к Дейнерис ее сестра Рейна. Она будет последней драконьей всадницей перед нашей кхалиси (я ее не люблю, но что уж тут).

Я так тоскую по своему маленькому городу, знакомым улицам, поворотам, подворотням, где когда-то заливисто смеялась, горько плакала, целовалась, была счастлива, была несчастна (какие далекие сейчас те несчастья, какие незначительные).

Я так тоскую по городу, где теперь безвозвратно чужая, да и его самого больше нет, он оброс новыми тротуарами, дорогами, торговыми центрами и вывесками; он стер мои привычные тропки, снес старые дома, киоски «Роспечати», спилил сучья дубов, на которых я сидела, переделал места обитания дворовых девчонок и пацанов — и где они, где мы? Танцуем призраками в чертогах былых королей, шалашах в высокой траве, кострищах на пустырях — в его памяти и в своей.

Мой крошечный город детства теперь как десять раз перекрашенные перила на переходе через ж/д пути — где-то краска слезла слоями красного, зеленого, желтого, но докопаться до надписи «здесь была Даша» все равно не получится — кто упомнит, где ты ее оставила, дуреха.

Так останься секретом
Тайна третьей планеты
Ведь чем больше я знаю
Тем меньше верится в это

Все были живы: и бабушка, и брат Сашка, и троюродная сестра — нянька Наташка, и тетка Женя, и наши собаки, и мамины красивые подруги, и папины сильные друзья. И дом всегда был полон гостей, шумел их шутками, хохотом, гитарой и песнями. — Чем ты ее бьешь, это козырная бура, по голове себя побей, жулик, — мухлевал с колодой отцовский брат дядя Юра, баламут и душевный враль. И был еще «Лидер», ох мой любимый «Лидер», лето это маленькая жизнь — 10 лет прошло, а я помню каждый день.

Дует ветер, дует месяц, дует два, дует год
Только боль он не остудит, эта боль не пройдёт.

Больше не встречаю на улицах знакомых, все прохожие как переселенные. Но на самом деле, переселенная — я. Человек регенерируется весь за семь лет, — а за сколько город?

И внутренняя тьма, которая давно ушла, оказалось и не ушла, оказалась рядом — выползает из всех углов, трогает ледяными пальцами нежное розовое сердце, тихонечко стучит по нему и шепчет — пустишь меня?

Я уехала 17 лет назад, но ты все еще высечен на подкорке, и будешь всегда, до конца, до смертного креста.

Муром.