«Мам, ну, я не хотела тебя волновать, и потом, все девочки поддержали Самвела, я предлагала пожаловаться нашей руководительнице, а они сказали — не надо, а то его прогонят, а он классный. А мне совсем он не нравился, и я ненавижу такую музыку, и мне не нравится танец, который он нам ставит, я не хочу танцевать фанк!». Лиля не плачет, нет, она старательно подбирает слова, чтобы быть правильно понятой.
«Детка, — говорит мама, — но девочек-то в классе зачем бить?»
«Мам, меня что-то так бесило все в последнее время, просто ужас!»
Кажется, мама о чем-то догадывается, но обсуждать сейчас большую и сложную тему «переходный возраст у девочек» нет ни сил, ни времени.
«Спи, все хорошо», — целует она свою строптивую дочь, укрывает её и выходит из комнаты. - «Завтра пойду и оторву голову этому Самвелу. Мужу не буду говорить, а то и в самом деле будут жертвы».
Она смотрит на брошенные в коридоре балетки и усмехается. Спецназ!

В самом общем виде, «война — это политика, только иными средствами», как сказал один прусский мыслитель. То есть, мы начинаем драться, когда все мирные коммуникации исчерпаны.
Дети дерутся, когда чувствуют себя задетыми (словами или действиями), когда им душно и скучно (тело просит движения+дискомфорт, который они не могут объяснить), когда хочется телесного контакта, а нельзя. В описанном случае девочка самостоятельно выкарабкивалась из роли Жертвы довольно стандартным образом: идентифицируясь с Агрессором.
Перевожу на общечеловеческий язык.
В ситуациях, когда нам причинена боль, и мы в течение длительного времени вынуждены быть в положении Жертвы, терпеть принуждение и унижение, психика защищается от разрушения парадоксальным способом: не я беззащитная жертва, которую сейчас совсем убьют, а я — могущественный и непобедимый силач-палач. Да вы все это знаете, помните, сталкивались: самый отъявленный хулиган и садист в классе кто? Правильно, тот, кого бьют дома. Из кого получаются серийные убийцы и маньяки? Из тех, кого все детство насиловали.
Да, Лильку никто не бил и не насиловал. Но для домашней чуткой девочки даже минимальное, «чуть-чуть-не-считается» оскорбление, легкий пинок, скользящая пощечина равноценна страшному абъюзу. Полагаю, её вообще никто никогда в жизни и пальцем не трогал, и другого обращения, кроме как «Лилечка», она не слышала. А тут такое. Взрослый мужик дергает за косы, обзывает тупой коровой, подначивает группу на насмешки и издевки. Реакция девочки была сначала вполне законной, а потом, когда регламентированные действия не дали результата, она «сошла с катушек».
Вам это ничего не напоминает? Когда наши права и границы нарушены, мы сначала взываем к органам правопорядка, а если это не возымело действий, сливаем агрессию на того, кто под руку попался. Лишь бы не чувствовать себя беззащитной, бесправной овцой. Потому что это — невыносимо.
(опубликовано порталом Правмир.ру)

«У вас дома-то все в порядке, — внезапно спохватывается классная дама, видимо, вспомнив материал с последнего тренинга по детской психологии. — Может, конфликты какие или отношения?».
«Да нет, вроде все в порядке», — неуверенно отвечает мама, а папа веско подтверждает: «Все нормально».
Да видно, на самом деле, что все нормально у них дома. Они сидят хоть и на разных партах, но развернуты друг к другу, и произнося что-то, каждый смотрит на другого: ты согласен? А ты меня поддерживаешь? И этим внезапным вызовом в школу они скорее огорчены, чем рассержены. Мама тихая и как будто все время слегка извиняется, зато папа — огромных размеров мужичина, про таких говорят «Медведь». Тоненькая и серьезная Лиля явно пошла в какую-то боковую ветвь родни.
«Понимаете, — медленно, как бы размышляя, начинает мама, — она же вообще никогда ни на кого не нападает, совсем никогда. Может быть так, что она защищалась?».
«Ну, возможно… — неохотно соглашается учительница русского. — Савелий, в которого она ручку воткнула, он у нас того, гиперактивный парень. Все время вертится, ёрзает, шепчется, девочки на него постоянно жалуются, что берет вещи с парты и не возвращает».
«А тут ручку воткнула — и никто уже не вертится», — бурчит себе под нос отец, и видно, что дочку свою он очень даже понимает.
«Но вот на девочек она точно нападала первая!» — горячо вступает англичанка. — «Я видела! Катя её не трогала, только шепталась с Дашей, а ваша Лиля подошла и дернула её за волосы!».
Родители уже совершенно убиты. Они держатся за руки, как детсадовцы, не поднимают глаза и только кивают. «Мы поговорим с ней», — тихо заканчивает встречу мама. «Да уж, пожалуйста, поговорите! — напутствует классная руководительница. — Я все понимаю, Лиля у вас девочка талантливая, одаренная, но нельзя же так!».
По дороге домой отец громко рассуждает о том, что и как он скажет Лильке, и как объяснит, и чем пригрозит. Мама идет молча, прикидывая в уме, кого привлечь для разговора с дочерью. В том, что дело тут нечисто, она не сомневается. Лиля, конечно, не ангел, но и драться просто так не будет. Что-то случилось, но выяснить это будет нелегко, Лилька — кремень, не захочет — слова не вытянешь.
В кармане у женщины звонит мобильник. Она достает его, смотрит на экран и вдруг с облегчением выдыхает: «Господи, Ты слышишь!».
«Маруся! Марусенька, как хорошо, что ты позвонила! Милая, у нас с Лилькой проблемы, дерется в школе, прям все мозги уже сломала, не могу понять, что с ней такое.
Ты не могла бы с ней поговорить? Да? Возьмешь её на каток? Спасибо, детонька, а потом придете, я вас чаем напою».
Она поворачивается к мужу и объясняет уже совсем другим, обнадеженным тоном: «Это Маруся, помнишь, Лилька у неё в отряде была три года подряд, приезжала еще к нам осенью. Не помнишь? Ну, она приедет в субботу, погуляет с ней, поговорит».
В субботу.
Девочки возвращаются с катка совершенно замороженные, громко болтают в коридоре, гремят коньки, потом без конца хлопают двери, наконец, все садятся за стол, долго пьют чай с шарлоткой и мороженым, потом «барышни удаляются в будуар», то есть в Лилькину комнату.
Уже совсем вечером Маруся собирается домой, и мама идет проводить её до метро.
«Понимаете, — возбужденно машет руками девушка, — у неё весь прошлый месяц на хореографии заменял какой-то парень молодой, её любимая тетечка была на больничном. И этот парень просто ужасно себя вел: за волосы таскал, обзывался, заставлял приседать и отжиматься, высмеивал. А Лилька пыталась защищаться и протестовать, а её никто не поддержал, и она решила, что ТАК МОЖНО!! И начала сама драться, чтобы выяснить, до какой степени можно. И кто её остановит.
И потом, она все же защищалась. Учительница же не слышала, что прежде, чем напасть, она каждый раз громко говорила „Прекрати! Не надо так со мной!“. И только потом била».
Мама обнимает Марусю напоследок и бежит домой. Лилька, конечно же, не спит, сидит, блестит в темноте глазами, ждет объявления приговора.
«Заинька, милый мой, ну что же ты нам не сказала?» — только и может, что спросить мама.

"Нинуль, а тебе зачем все эти люди? ты же ни с кем из них не общаешься, не разговариваешь, я вообще тебя еле нашла в этом дурдоме! Тут большинство даже не знает, как тебя зовут!" - "Сама не знаю, мне все хочется с кем-нибудь по душам поговорить, чтобы расспрашивали про мою жизнь, чтобы я была интересна! А вместо этого - обрывки какие-то, светский треп ни о чем или обсуждение персонажей из тиктока, а ты же знаешь, я это не смотрю, так что поддержать беседу не могу.
Мне так тоскливо здесь! Друзей не могу завести, это нужно годы рядом провести, мы ж уже не дети в песочнице: как тебя зовут, давай дружить!".

Нина ужасно скучает по своим подругам юности, по тем близким, интимным, максимально доверительным полночным разговорам, когда чувствуешь себя абсолютно понятой и принятой, обнятой. А нету, разъехались, а разговоры онлайн не то, что не насыщают, скорее, опустошают и выматывают еще сильнее, как эрзац-еда без калорий.

(Я в этом месте вспоминаю персонажа из гениального романа "Благие знамения", олицетворение Голода. Он промышляет тем, что производит заменители пищи без калорий вообще. Люди едят и медленно умирают).

Спрашиваю у тех, кто бесконечно покупает продукты, но не готовит: что не так?

Продукты не те, вкус не тот, затевать не хочется, все чужое и незнакомое. Дома был уже налаженный производственный процесс, всякие приправы-дополнения, инструменты и посуда, какие-нибудь простейшие ингредиенты, которых нужно-то крупинки и листочки - вот они, лежат всегда на месте. А тут все заново затевать? Да еще и непонятно, сколько мы здесь пробудем, с собой не заберешь. А привычка ходить в магазин за покупками осталась на уровне безусловного рефлекса.

Так, идем теперь к шопоголикам-модникам.

А с вами что? зачем вам эти горы тряпья из сэкондхэнда, вы же, даже если будете переодеваться по три раза в день, все равно не успеете это все поносить? Я уж молчу о том, что работа вся удаленная и форма одежды - пижама и плед.
Потому что мы не можем купить то, что на самом деле хочется. Мы не знаем, кто мы теперь, как мы должны выглядеть, кого изображать. Мы не понимаем, как здесь принято, не очень различаем культурные коды.
И еще это похоже на дом.
Дома была маленькая детская, которую каждый еще делил с братом или сестрой, все валялось на полу, мама ругалась, места было мало, самое классное было сидеть с ногами на диване, завернувшись в плед, и смотреть кино.

А тут большая пустая чужая квартира, мы не можем ее заполнить собой, а с собой было по одному рюкзаку, потому что уезжали в спешке и панике. Поэтому бежишь по стылой улице, видишь яркую и уютную на вид шмоточку - хватаешь, стоит копейки, тащишь в свое гнездо, в надежде стать стильным и клевым.
А не бездомным и несчастным.

то есть, возвращаюсь я к своей давней идее, это опять про условное "интуитивное питание": когда ты не можешь получить то, что тебе действительно нужно, то хватаешь без разбора то, что стоит на витрине, и пытаешься его съесть, буквально или символически. Но он не насыщает, не может насытить.
Случайные попутчики не слышат и не понимают. Одежда с чужого плеча совсем не то же самое, что связанный бабушкой свитер или подаренное на день рождения платье. Хлеб изгнания горек _буквально_.
Но мы бодримся, делаем веселое лицо, хорохоримся и не сдаемся.
Только вот не позволяем выбрасывать полностью изношенную футболку, в которой были в пути.

В-третьих, пограничники сами себя стигматизируют и делают это более отчаянно, чем люди с любыми другими расстройствами. Они не всегда говорят об этом другим, но чувство, что даже если все вокруг гады, то я все равно несчастлив постоянно присутствует.»

Более того, человек себя ощущает диффузно и довольно противоречиво. Т.е. другими словами, человек не чувствует четко кто он есть и может совершенно по-разному оценивать себя в разных ситуациях.

Именно, из-за этого нечеткого "я" пограничная личность вынуждена защищаться. Ну если ты не уверен в том, что ты существуешь, то естественный процесс как-то прояснить ситуацию. Окружающие, они кто?

Это часть тебя или нет? И что они хотят? Вот считаешь так человека частью себя, живешь с ним, в душ ходишь…и вдруг внезапно обнаруживаешь, что в душе кто-то чужой. Ужас!

Вот вы бы сами как среагировали, если бы вдруг обнаружили рядом с собой в душе чужого дядьку или тетьку. А то еще и не одну. Ну вот так же и пограничник реагирует, когда начинается его черная полоса.

Вдруг он обнаруживает, что в толпе незнакомцев. Ну, может незнакомцы и добра желают, но вот фиг их знаешь!

Защиты у пограничной личности весьма примитивные. Совсем детские. Не дал конфетку – плохой.

После Керберга Мак Интири выдвинул свою теорию нарративной идентичности. В кратце, мы сами себя ощущаем в связи с нашими состояниями и переживаниями в прошлом, в том что мы чувствуем в данный момент, и то что мы планируем ощутить и увидеть у себя в будущем.

Т.е. наша я-концепция это результат нашей жизненной истории. В отношении пограничных личностей было показано, что они не имеют связи между своими я-прошлым, я-настоящим и я-будущим. Не то, что этих я совсем нет и они не помнят что с ними что-то было и не планируют в будущем. Они отдельны.

Считается, что именно по-этому пограничная личность может во время приступа гнева полностью потерять чувство любви к кому-то. Теряется связь с прошлыми положительными переживаниями.

У них так же распространено магическое мышление, в частности, что касается собственных мыслей: «Я вот только подумал, и оно произошло». Предыдущие события не имеют связи с настоящим, и единственно, что может объяснить проишествие – предшествующая мысль.

Вероятно, тяжесть расстройства определяется тем насколько плотно связаны между собой эти временные я и на сколько узкую полоску времени занимает я-настоящее. Если скажем это пара месяцев, то с этим можно недурно жить, а вот если 5 минут, то планирование своих реакций и управление ими выходит за пределы вероятного.

Как бы там не было, пограничная личность имеет сильные сомнения в том, кем же она является. Если только отталкиваться от я-настоящего, то это довольно трудно.

Часто пограничная личность испытывает трудности собственной идентификации в:

самооценке
сексуальной ориентации (увидел красивое создание своего пола и задумался, а может я и не гетеросексуал)
долгосрочных планах (вопрос кем хочу быть, с кем хочу жить и т.пю продолжает звучать всю жизнь )
отношениях (постоянные изменения желаний – с кем дружить, с кем не дружить, стоит ли влюбляться или нет)
ценности (то буду духовным, то буду богатым).

Откуда они берут источник вдохновения для вот этих перемен? Часто они присваивают интересы и взгляды другой личности, как свои. Потом они вдруг обнаруживают, что эта часть не их и в отвращении ее выбрасывают в лицо «донора части личности».

Если пограничник высокофункционирующий, то он довольно продолжительное время может казаться душкой и всем нравиться. Нахватавшись чужих частей личности он нормально функционирует, до тех пор пока не обнаружит, что «в душ пробрались чужие». Дальше всплеск эмоций и агрессия.

Вообще, не сказать, что от этого всего человек счастлив. Хоть из-за разрыва между временными я он не очень четко помнит, что его заводит на скандал и вроде бы, как бы кто-то должен быть виноват, потому, что вот вены порезаны и посуда побита… пограничник чувствует большую часть времени себя отверженным.

Во-первых он не может без других ибо нет своего четкого "я". Ему нужен рядом другой человек, и если его нет – чувство тяжелого одиночества, неудовлетворенности и пустоты.

Во-вторых, за то что жизнь не складывается – возникает чувство стыда и вины, которые порой занимают ведущее место среди всего остального.

ГОРИ-ГОРИ ЯСНО

Аутичное выгорание — это крайнее физическое, эмоциональное и интеллектуальное истощение, сопровождаемое потерей навыков. Появляется от накопленного эффекта сложности жизни в нейротипичном мире (непредсказуемость, необходимость подстраиваться, трудности в общении, сенсорные перегрузки), затрагивая в основном “высокофункциональных” аутистов, с высокими языковыми и когнитивными навыками и работой/учебой, поскольку мир “забывает”, что им тоже нужны аккомодации и поддержка (Arnold et al., 2022).

Компоненты:
- потеря функциональности — исполнительной функции, способности к речи (как физически, так и поддержанию диалога), и усиление моторных сложностей
(Исполнительная функция отвечает за способность фокусировать внимание, обрабатывать информацию, планировать, и запоминать инструкции)
- возрастание сенсорной чувствительности — постоянная сенсорная перегрузка
- возрастание аутичного поведения (более регулярный и заметный стимминг)
- более частные мелтдауны/шатдауны
- физическое изнеможение
- усиление тревожности, депрессии и суицидальной идеации
(Raymaker et al., 2020)

Как и с аутизмом в целом, аутичное выгорание не должно лучше объясняться другими схожими состояниями, такими как депрессия, психоз, птср, или расстройства личности (Arnold et al., 2022).

Дифференциация
Депрессия VS Аутичное выгорание
Аутичное выгорание и депрессия похожи в проявлениях, например, самоизоляции, но при депрессии это симптом, а при аутичном выгорании — помогающий способ справиться с перегрузкой.

Выгорание VS Аутичное выгорание
Обычное выгорание чаще связано с работой, и от него помогает интенсивный отдых и смена приоритетов. Аутичное выгорание связано со всей жизнью, и отличается потерей навыков. Работа, связанная со специальными интересами, а также рабочая рутина и предсказуемость могут помочь справиться с аутичным выгоранием.
(Arnold et al., 2022)

Как можно себе помочь:- по максимуму избавиться от обязательств
- выделять время на стимминг (попробовать разные/новые виды стимминга)
- увеличить время на специальные интересы
- насколько возможно проводить время так, чтобы не нужен был маскинг (Beck et al., 2020)
- сенсорная диета (больше времени ~~на берегу океана~~ в тихом, пустом и темном помещении без людей)
(Mantzalas et al., 2022)

Как можно помочь близкому с аутичным выгоранием:- снизить ожидания и требования
- буквально помочь с ежедневными делами (приготовление еды, уборка)
- помочь с созданием сенсорно безопасного пространства
- поддерживать с уменьшением социальности (не встречи с болтовней, а коворкинг, не вопросы “как дела”, а пересылка мемов) (Crompton et al., 2020)
- максимальное увеличение предсказуемости

АУТИЧНОЕ ВЫГОРАНИЕ

Мне кажется, это просто самое важное, что я узнала за этот год.

Диагностика РАС у девочек, а особенно у взрослых женщин, затруднена в разы.
Когда я говорю, что я "в спектре", обычно люди делают большие глаза и говорят что-то вроде "да ладно, гонишь, какой из тебя аутист! Ты же прекрасно общаешься и вообще психолог".
Да, я прекрасно общаюсь и вообще психолог. Мой аутизм проявляется совсем в других вещах.
Но разница между тем, как живу и функционирую я и мои нейротипичные современники...
Иногда мне кажется, что мы принадлежим разным биологическим видам.
Не исключено, что это правда ?
внизу ссылка на чрезвычайно важные публикации, которые внесут некоторую ясность в тему.
Например, дифдиагностика "депрессия// аутичное выгорание"

Нет, не я потеряла, оно куда-то исчезло.
Но я же не могла потерять себя, значит, пропало что-то другое, но ЦЕННОЕ.
А что есть ценного у стариков?
Деньги и (иногда) украшения.
Кто мог взять, кому это нужно?
А вот эта незнакомая тетка, которая притворяется, что заботится обо мне, и забрала.
Потому что внутри бедной Таточке три года, иногда пять. И она боится страшную ведьму, которая похищает и съедает непослушных детей, особенно, если эта ведьма говорит ласковым голосом и предлагает вкусные печеньки.
Поэтому, когда я (страшная ведьма) устраиваю выволочку шкодной Тате, которая опять ела конфеты в постели, ей становится хорошо и спокойно, она сидит рядом часами и послушно ест суп.
А когда сиделка разговаривает с ней по-доброму, вся ее тревога вспыхивает пожаром и заставляет прятаться и прятать.