Переход Стерлинга в "Арсенал" к Артете ставит точку в любых (даже мнимых) разговорах о диалектике в АПЛ.

Нечего и напоминать, что единство без борьбы противоположностей означает деградацию как диагноз, и последним пунктом, окончательно павшим в продолжительном идейном слюнообмене между Гвардиолой и не-гвардиолами, была диалектика между диалектикой и аксиомой Эскобара.

Нет воли, кроме воли к Пепу, шо то "Сити", шо это.

<...>

Такова Британия. Само собой, она размывается и, как заведено, теплеет ко всему среднему. И английский футбол уже почти реколонизирован, а знаменитая табличка из «Футболономики» («отцы игроков сборной Англии – кто они по профессии?») в 2022 году наверняка выглядит иначе. Футбол становится небританским быстрее, чем многое другое, и даже команда Саутгейта, как ни странно, жила в этом потоке. И всё-таки Саутгейт был тем единственным человеком, который мог сгладить переход. Его сборная была строгой, холодной, английской – и это в момент, когда всё вокруг начало противоречить каждому из трёх определений, а также в момент, когда смерть королевы поставила проблему подлинных британских смыслов с невиданной остротой.

Разумеется, Саутгейт был английским почвенником и охранителем. Но он вернул распадающейся культуре своей страны то, что она не могла вернуть даже тогда, когда не распадалась. По-видимому, Гарет Саутгейт – последний тренер, выигрывавший по-британски. Его будущий уход кажется началом. Отнюдь.

Англия Англией, но Англия – это всё-таки Англия!

Само собой, у Британии свой путь и своё упрямство, и у Англии в её составе – тоже. Хотя бы потому, что нарочитая оборона культуры (именно оборона как чистый процесс, вне зависимости от того, что охранять) – и есть первейшая британская эстетика, главное британское изобретение. Консервация как само содержание. Снобизм, напущенное достоинство, традиции и пуританство. Эстетствовать по-британски - значит, охранять; нигде больше нет такого равенства между эстетством и строгостью, то есть такого противоречия с «обычной» эстетикой как делом жарким, экстравертным.

Нет, они изобрели полно всяких содержаний. Даже если внаглую вычесть Шекспира, который мыслил мирами куда большими, чем Британия, и искал другие антуражи. Это огромная выпуклая культура чемпионской империи. Не зря же, например, Бродский, прозревавший по-русски, писавший по-американски и любивший нордических женщин по-итальянски, так носился именно с британцами или, в крайнем случае, римлянами, а в парижском саду ваял сонеты Марии Стюарт. Которую, правда, представлял по немецкому фильму со шведкой в главной роли. Тут да, англичанин бы так не смог. Русская ширь. Но всё же.

Британия изобрела многое и стащила многое, главное не это. Главное то, что Британия холодна, это культура строгого охлаждения. Отчасти потому, что чемпионская империя – всегда немного Рим с его холодной колонизацией чужой витальности, с имперским сдвигом в рацио. Империя очень активна, но её посещают самые брутальные музы, не знавшие Аполлона. Опоздав создать примерно всё классическое искусство, Рим лично от себя создаёт право, Англия – парламентскую монархию. С точки зрения изящных искусств – в общем, чижика съели.

Только века спустя появляется второй культурообразующий британский стиль – газетная сатира. Памфлетная, циничная – изящная, как ценник. Может, не полностью уникальная, зато великолепно сохранившаяся за три столетия, о чем легко расскажут хоть бы даже и футболисты. Три века свифтующего Лондона – вот они, как живые.

Следующей была, конечно, эстетика больших угодий – английский сад, английский парк, английский обрыв над морем. Сил описывать это идиллически хватило разве что у романтиков озёрной школы. И хотя Хёйзинга считал, что англичане изобрели футбол именно потому, что у них было много зеленых площадок, это скорее забавная версия. Зато мы точно помним всё остальное, чем стала заселятся английская глубинка уже начиная с викторианцев: семейные проклятья, фосфоресцирующие собаки, готические учебные заведения – и так до тайных наркоферм из «Джентльменов» Гая Ричи. Жестковатая среда аристократического духа.

И, наконец, жестковатая среда простолюдинного духа. Эстетика городского низа, клоака, паб, порт. Лондон, написанный Диккенсом, Дублин, написанный Джойсом. Атмосфера понятна.

Ещё два величайших островных изобретения – детектив и футбол - стоят на пересечении этих милых содержаний. В сущности, британский детектив рассказывает о том, как холодная эстетствующая аристократия бьёт мрачное зло (часто простолюдинное) в поместье, в клоаке или в колониях. А британский футбол – о том, как холодная эстетствующая аристократия помогает простолюдинам биться на лужайке с другими простолюдинами или с колониями.

<...>

Он очень лощёный. Его фигура, как и его игровая манера, намекает на бренность суеты, что совершенно правильно для великого пасующего полузащитника. Только обычно в таких игроках ищут докторский академизм, образ Пирло, и забывают ещё об одном образе спокойствия и правильности – сыне маминой подруги. Прохладный блондин Кроос, умница паса, представляет ровно этот тип.

Да, он очень лощёный, но это лоск хорошего мальчика. В то же время его игровые достижения настолько уникальны, а виртуозность настолько тесно связана с опытом, что школьничать на этот счёт как-то стыдно. Зрелого Крооса правильно относить не к интеллектуалам, для которых всё же характерна известная степень саморекламы и развязность приспущенного галстука, а скорее к интеллигентам, которые добрее и реальнее. Но это интеллигент с лицом вечного немецкого юношества, интеллигент-пионер.

Между нами говоря, это не самый завидный путь для мирового господства. Интеллигентный полузащитник, отличник центрального круга почти всегда проводит карьеру в понятиях, придуманных умницами для умников. Это совершенно безалкогольный мир, где короткий пас ценится выше дальнего удара, «а если кто случайно и сделает велосипед, так профсоюз сразу тебя обвинит в жестокости, в бесчеловечности и правительство тут же конфискует этот велосипед» (с) Воннегут.

Кроос мог господствовать в таком мире, но, даже успев провести один сезон у Гвардиолы, сбежал в страну чистогана. К великому счастью, «Реал» изменил его участь на фирменную реальскую, и в результате ни одна из 20 672 точных передач, отданных Кроосом в Испании, не сделала ему славу зануды.

А ведь он был склонен к этой славе не только тактически, но и человечески – с всеми этими старыми бутсами, нелюбовью к воротничкам поло и страшно тугим ежегодным продлением контракта. Здесь мы вновь говорим о всепреображающей функции «Реала», и в этом смысле Кроос гораздо больше, чем пресловутый Беллингем, похож на Зидана. Тот тоже был бы совсем другим, не приехав на «Бернабеу», потому что и Зидан – сын маминой подруги, только уже дядя.

Очевидно, что Кроос подгадывает раннее и точное завершение карьеры именно по-зидановски, но на последнем крупном турнире он будет играть не за «Реал», и если у кого-то есть иллюзия, что это ничего не меняет, то вы позабыли Зидана. Мир полон матерацци, а когда срывается большой молодец, мало не кажется никому. Будь осторожен, Тони!

В "Барселоне" доминирует Оно, а раньше так не было. Лапорта слыл дураком, как и полагается политику, но не был дураком, как и полагается хорошему политику. Природа Лапорты - не дурацкая, а природа с человеком либо навсегда, либо до Альцгеймера.

Итак, бытие определяет сознание. Есть ещё пример про египетские казни. Все помнят, что их десять, не все помнят, почему фараон терпел до десяти. В этом месте в Исходе есть один ключевой рефрен. "И ожесточил Господь сердце фараона". Это была иллюзия выбора не убицца апстену.

"Барселона" стала токсична онтологически, а сторона баррикад там одна. И пока Лапорта увольняет Хави в безработные, Оно увольняет Лапорту в идиоты, и ещё неизвестно, что для клуба вреднее, но пора бы понять, что симптоматичнее.

Лапорта умеет работать с политикой и экономикой, но Оно "Барселоны" - не экономическое. "Барселона" гордилась своей Сверхдушой и просчиталась в её воспитании.

А Хави, Лапорта... Какая разница, кто последним переобулся в пьесе про босых.

Коллега Алхазов пишет об уходящем Кроосе и ненароком находит ключ к "Реалу".

Величие и мастерство всегда живут в рассинхроне и только тянутся к общей точке. И когда дура-толпа якобы невовремя оценивает чьё-то величие - она не дура. Величие не прозревают эксперты, его всеми фибрами чувствуют кухаркины дети, иначе величия нет. Мы уже говорили об этом в прошлом году, когда уходил Бензема. Можно перечитать.

Уникальность "Реала", между строк вскрытая Деном, заключается в том, что только здесь величие может прийти к великим. Феномен Второго величия должен быть сформулирован на очень свежих, животрепещуще актуальных примерах. Анчелотти. Модрич. Бензема. Кроос.

"Милану" страшновато без цели. "Милан" без цели продолжает шевелиться по инерции, но всё равно уплывает в кромешный сон о чемпионстве "Интера" и о том, что Пиоли уйдёт, а вместо него придёт кошка, которая ловит мышей.

И обещанный репост индзагиевского портрета от января '24. Для зрителей ФК

И вот Хави захотел работать дальше (согласно Mundo Deportivo). Но ведь теперь это панибратство - вот так закидывать руку на плечо родному клубу: а знаешь, я передумал. Сейчас, после 2:3.

Интересно, что он понял про себя конкретно вчера? Обрел длинные смыслы? Судя по прямой речи, Хави понял примерно то, что пенальти не было, а гол был. Вот его новый азарт, новое Класико - против судей? Он живёт будущей пыткой, он хочет выиграть у казино, показав арбитражу, где зимует Негрейра?

Похоже, Хави считает судей тем, чем считает, и собирается тыкать в них палкой в новом сезоне. Да, но палка - это "Барселона". Ничего? Нормально?