Я был космическим туристом. Мне достались в наследство алмазные прииски на астероидном поясе и две плантации чёрной полыни. И если драгоценные камни позволяли мне вести безбедную жизнь, то производство редких специй подарило возможность посвятить своё время межпланетным путешествиям, наслаждаясь калейдоскопом экзотических миров. Я спускался в глубины океанов и поднимался на горные пики, летал на чешуекрылых драконах и кормил с рук кремниевых диплодоков, наблюдал проклятые кометы и рождения сверхновых, пробовал томленые в собственных искрах луны и присутствовал при строительстве квантовых замков. Я побывал на борту тысячи звездолётов: от маломестных челночных лодочек и устаревших списанных сухогрузов, до новейших стратегических истребителей и респектабельных курортных гигантов. Я далеко обогнал своё время, находясь месяцы и годы в криогенной коме. Не осталось в живых никого, с кем я начинал свой путь. Лишь мои предприятия продолжали работать и процветать, принося мне дивиденды, достаточные для поддержания моего роскошного существования.
Однажды я был на карнавале в уютном городе с двухэтажными каменными домами, с миниатюрными балкончиками, утопающими в цветах. Я познакомился с женщиной, решил пропустить свой рейс и остаться ещё ненадолго. Она пригласила погостить у неё. Женщина держала лошадей и называла себя Хозяйкой конюшни. Ферма была большой и опрятной, фиолетовые тени сновали тут и там, делая всю работу. Хозяйка показала мне великолепного гнедого жеребца и предложила мне его продать. Я с благодарностью отказался. Конь был прекрасен, и я даже мог за него заплатить, чуть сэкономив на классе следующих пяти перелётов, но возить зверя с собой было совершенно невозможно, о чëм я поведал женщине. Она махнула рукой и пригласила меня к столу. Еда была обильной и вкусной, блюда сменяли друг друга, и я потерял счёт времени. Иногда мне кажется, что я провёл в том сельском домике неделю или больше. А потом я умер. Наверное, это было больно, но я не запомнил. Хозяйка сама отнесла меня на задний двор и закопала в середине пятого ряда стройных одинаковых могил. Я пролежал там сорок дней, а потом стал безликой фиолетовой тенью. Я сам знал, что делать, как часто кормить коней и отпускать их в поля, как именно чистить денники и ухаживать за амуницией. Мне не нужен был сон и отдых, мне не нужны были мысли и воспоминания. Иногда я сталкивался с другими слугами - тогда я чувствовал холод и тоску, если наши сущности пересекались в пространстве. Не знаю, сколько минуло лет, а может, столетий. Ряды могил на заднем дворе пополнились несколько раз. Мы редко видели хозяйку, но она была такой же молодой и прекрасной. И в один день, когда случилось двойное лунное затмение, я посмотрел на неё, и её образ напомнил мне другую женщину, которая отказалась разделить со мной мои путешествия, и мы расстались навсегда на моей родной планете много жизней назад.
Я вспомнил всё, и впервые мне стало пронзительно больно оттого, что даже праха не осталось от некогда любимой моей. Ночью я выкопал своё тело и ушёл с ним на руках на восток: вначале через ведьмины угодья, а потом чужими, неведомыми мне фермами. Потом и они сменились вересковыми пустошами и редкими рощами с карликовыми кривыми деревьями. Я забрëл в болото. Идти было тяжело. Вначале я уронил свой труп - он медленно погружался в тёмную воду, глядя на меня печально и вопросительно, булькнул и с высоким стоном исчез. Потом я сам, не имея возможности далеко отойти от своего тела, блуждал кругами, не разбирая дороги. Я почувствовал усталость, впервые за долгое время, лёг под воду и заснул.

Я остался на круизном лайнере, неспешно курсировавшем вдоль галактического рукава. Я нуждался в перерыве, и меня соблазнили трёхразовое питание, концертная программа, прогулки в оранжереях и, конечно, тëплый бассейн под прозрачным куполом с видом на квазары. Иногда я беседовал с другими пассажирами. В основном это были отошедшие от дел коммерсанты, заходящие звëзды шоу-бизнеса и иногда молодожёны, которым родственники скинулись на путёвку. Разговоры крутились вокруг валютных рынков, новинкок киноиндустрии и того, куда лучше отправлять детей получать образование. Имитация участия в светской жизни помогала мне отвлечься, потому что, чем ближе подходило время ложиться спать, тем тревожнее мне становилось. Мои отношения с тенью разладились. Всё чаще она заводила меня в пугающие лабиринты ночных кошмаров, и мои любительские попытки получить контроль над сновидением оборачивались провалом. Если же у меня и получалось направить сценарий в комфортное русло, то совсем ненадолго, и вскоре тень снова брала меня за руку и уводила ещё глубже, туда, где я начинал задыхаться. Я просыпался на мокрых простынях, с трясущимися руками и выпрыгивающим из грудной клетки сердцем, и долгие часы всматривался в причудливую роспись на потолке, боясь закрыть глаза и снова погрузиться в сон. К утру я был абсолютно разбит и измотан. Я даже подумывал о том, чтобы заказать у контрабандистов ловца снов.
А потом появился оркестр. Он сменил коллектив мужского хора сизокрылок, у которого закончился контракт. Оркестр выступал дважды в неделю, всегда очень успешно, и тогда музыку было слышно далеко за пределами концертного зала. Я не был меломаном, но заметил, что в те дни я спал спокойно. Тень отправлялась по своим неведомым делам, а я, предоставленный сам себе, бродил по пустынному пляжу, всматриваясь в мелкие камешки, которые волны лениво накатывали на мои ноги. Однажды я не стал оставаться у погруженного в туман моря и последовал за тенью. Мне кажется, ей было всё равно на моё присутствие, она вновь и вновь проигрывала вечерний концерт маленького оркестра. Особенно её завораживала скрипка.
Я сверил остановки лайнера, расписание паромов и дни работы оркестра. И, когда настало время, я заранее пришёл на концерт, чтобы успеть занять место в дальнем от сцены углу. Зрителей пришло много, и в проходах устанавливали дополнительные кресла. К началу выступления зал был полностью забит. Музыканты действительно были хороши. Послушные движениям дирижёра, огромного, серебристого и похожего на вепря, они создавали музыкальные миры на глазах у загипнотизированной публики. На какой-то момент я тоже поддался магии творения и забыл зачем пришёл. Я испугался, что могу упустить нужный момент и усилием воли выдернул себя из звукового потока, я чуть сполз на своём кресле, чтобы было поудобнее, и закрыл глаза. Я не стал нырять в сонную прорубь с головой, а аккуратными шагами спустился в полудрему. Этот трюк, которому меня обучали совоподобные сновидцы, не особо хорошо обычно у меня удавался, но я надеялся справится. Чуть со стороны я наблюдал, как моя тёмная тень отпустила меня из своих объятий и через ряды завороженных зрителей устремилась к сцене. Она обошла каждого из четырнадцати музыкантов, а потом долго стояла за спиной дирижёра, раскачачиваясь в такт его движениям. Композиция закончилась. Я испугался, что манящее притяжение развеется и тень вернётся ко мне. Но она, обогнув дирижёра по спирали, вернулась к скрипке, деревянной, сделаной по мотивам традиционных технологий, и просочилась в эфы. Оркестр перешёл к следующему произведению. Звук инструмента изменился, словно его до краёв наполнили терпким тëмным вином из туманности Заячий Запрет. Но может быть кроме меня это никто не заметил.
Я рывком вернул себя в реальность, и распинав возмущённых соседей, кинулся на выход. В течении часа я уже летел на трансферном пароме в сторону ближайшей звёздной системы.

Я снова был свободен и предоставлен сам себе. Я вернул катер на станцию и перемещался исключительно на попутках, чтобы не нести груз арендных обязательств. Я бесцельно скитался между мирами в поисках развлечений и удовольствий. Однажды меня догнал потерявшийся ответ доцента Аперколле, я написала ему новое письмо, рассказав про ловца снов, и какое-то время мы переписывались.
Ещё меня беспокоила моя тёмная тень, которая каждую ночь брала меня за руку и отводила в мир сновидений. Всегда ли она была со мной, но смогла дотянуться до меня только после визита во владение кошмаров или я подцепил её как паразита в одной из экзотических галактик. Когда я слишком уставал от неё, я садился на какую-нибудь грузовую баржу и спал в криогенной камере без всяких видений. Я даже решился пожить среди малочисленного народа луноподобных сновидцев. Почти половину длинных суток своей планеты они проводили во снах, которыми филигранно управляли, а в оставшееся время ловили рыбу и собирали маленькие терпкие ягоды на болотах. Они учили меня контролировать сновидения, но надо сказать, я был не особо хорош в этом, и мне становилось скучно. Сновидцы никак не комментировали мою тёмную тень, зато не разрешали во сне смотреть на воду, у них это считалось плохой приметой. Мне надоела эта возня ещё на третий месяц, но я застрял в гостях, потому что проходящие мимо корабли были редкостью, и мне пришлось долго ждать следующуй звездолёт, готовый меня отсюда забрать. Добродушные хозяева предлагали мне ещё остаться для практики, так как мой уровень по их меркам был обескуражевающе плох, они переживали, что я могу потеряться внутри кошмара и настаивали, что обучение надо продолжить. Я поблагодарил их и попрощался.
Подобравший меня корабль был впечатляюще огромен, прекрасен и похож на коралловый риф. Один из многочисленных помощников капитана показал мне мою каюту и провел небольшую экскурсию. Его народ действительно вырастил корабль, и тот состоял из органики. Создание такого звездолёта занимало многие годы и никогда полностью не заканчивалась. Помощник капитана показал мне годовые наросты и объяснил, как отличить более старые структуры от недавно появившихся. По телу корабля пролегала сеть каналов и было видно, как по ней проносятся огни нервных импульсов. Я спросил помощника, является ли бортовой компьютер тоже органическим. Он рассмеялся и ответил, что, конечно же, нет, они используют стандартные квантовые кристаллы, хотя в блоке управлении задействованы биокомпоненты. Чуть позже, после величественной обеденной залы, спортивных кортов, ботанического сада, фермы и системы каскадных бассейнов, он показал мне их — навигаторов, которых выращивали из эмбрионов, подключая к сети в момент запуска сердца. Помощник заверил меня, что их штурмановская система отличается высокой точностью и максимальной надежностью. Единственный недостаток заключался в том, что они быстро изнашивались и перегорали, поэтому всегда было необходимо иметь запас для замены.

Запас фильтров подходил к концу, но в любом случае они уже не справлялись, и замена требовалась каждый двадцать минут. Мы болтались где-то в тёмной части космоса в дали от звёздных скоплений и туманностей. Ловец снов растянулся на всю длину корабля, пытаясь положить мордочку на панель управления, но она проваливалась. Я почесал его по лбу, ощущая под пальцами только лёгкий холод. Я надел скафандр и вышел через шлюз, позвав ловца снов за собой. Он легко преодолел обшивку звездолёта, теперь они с кораблем были приблизительно одного размера. Я снял со звериной шеи уловитель радиации, провёл рукой по искоркам шерсти и погладил большой розовый нос. Он фыркнул, посмотрел на меня внимательными умными глазами, ткнулся в скафандр, я даже почувствовал это, и унесся прочь в бесконечное пустое пространство. На моих глазах он продолжал расти, становясь туманностью, живой и гигантской, а внутри у него плавали звезды и создавались галактики.

Я улетел со станции сразу, забыл в шлюзе недочитанный журнал и остатки ужина. Катер благополучно завёлся и дотянул до прокатной базы. Я размышлял, в какую организацию я должен сообщить о своей находке, ведь в карантинной зоне находились дети. Я слетал в информационный центр и какое-то время малодушно изучал архивы, в надежде понять, что там произошло, всё таки я пребывал на станции не законно и мне грозил приличный срок. В итоге по дружбе для меня достали папку с документами, моей станции в ней не было, но были другие из того же проекта. То, что я встретил, было одной из первых попыток создать симбиозное ИИ. Эксперемент провалился, андройды рождались агрессивными и жестокими, они легко самообучались, были неуправляемы и при этом невероятно сильны, что стано причиной нескольких трагедий. Проекты заморозили, не придя к однозначному решению, что делать с оставшимся материалом. К созданию полноценного ИИ вернулись намного позже и более успешно, про первые опыты к тому времени забыли. Ящики Пандоры оставались закрытыми, медленно дрефуя в холодном космосе.

Я уже сталкивался с нарушением закона, просто обычно не попадался. Как-то я проник в зону, закрытую на карантин. Нет, я не стремился попасть туда осознанно, но взятый на прокат катер, такой древний, что не понятно, как он вообще передвигался по космосу, начал чихать, потерял тягу и не оставил мне выбора, кроме как пришвартоваться на ремонт к ближайшей станции. Информационный буй я проигнорировал, а обойти первую линию защиты не составляло труда.
Я поставил катер на диагностику, хотя по тревожно мерцающим лампочкам догадывался, что отказал блок управления генератора. Мои подозрения подтвердились, и потом я долго возился с заменой реле распределителя и перепаивал схему, чтобы перебросить с основного контура на резервный. К обеду я окончательно вымотался, но собрал всё обратно. Оставалось запустить дополнительную систему и поставить её на калибровку. Учитывая солидный возраст бортового компьютера моего транспортного средства, я был свободен как минимум до вечера.
Я понимал, что бродить по законсервированной станции вряд ли может считаться хорошей идеей и настроился поскучать. Получалось у меня не очень. Я почитал свежий номер Политкосмического вестника, припасенный с прошлой остановки как раз для такого случая, разложил пасьянс на коммутаторе, поужинал и даже немного вздремнул. Выпил кофе и протёр пыль с паленей управления, в моей собственной системы времяпрепровождения это обозначало максимальный уровень скуки, но я пошёл дальше и сел разбирать ремонтные пакеты и инструменты. Проведя инвентаризацию я убедился, что запасных реле больше не осталось. Я посмотрел на индикацию процесса на компьютере — там оставалось ещё часа два до окончания — и согласился сам с собой, что старое реле весьма ненадёжно и ничего дурного не случится, если я поищу на станции какую-нибудь замену на всякий случай. Я буду вести себя тихо и осторожно.
Я взял новый кислородный баллон, я был не настолько беспечным, чтобы разгуливать в зоне карантина без маски, и для начала обошёл стыковочную зону. В очевидных местах ремонтных зон не нашлось, надо было идти без улова к катеру. Но вместо этого я, напомнив себе о важности наличия запчастей, углубился внутрь станции. Там меня ждала вторая линия защиты. С ней пришлось повозиться. Через полчаса я вспотевший и довольный вломился в бывшее рабочее пространство. Я так увлечённо возился с кодировкой, что успел забыть и про первоначальную цель своего визита и про ждущий меня катер. Меня подстегивало любопытство.
Я шёл мимо гулких операционных залов и брошенного оборудования. Двигаться приходилось осторожно: ржавчина поглощала старый металл и перекрытия разрушались. Я присвистнул, последние столетия при строительстве использовали полимеры, мало подверженные воздействию внешней среды. Станция и мой катер видимо были ровестникам. Я снова вспомнил про реле, но так ничего подходящего и не нашёл.
Можно было возвращаться, компьютер уже должен был завершить калибровку и катер был готов к вылету, но я продолжал упрямо двигался в сторону центрального ядра. Уже было слышно шум вентиляции и появились контрольные лампочки, видимо основная энергия станции подавалась туда. Я чуть не провалился под пол, ржавчина захватывала всё доступное ей пространство, и сказал себе, что должен идти обратно, но тут включился основной свет и я увидел третий энергетический барьер. Я попробовал взломать и его, даже два раза, но потом испугался и ушёл прочь. В центре карантинной зоны, сквозь помехи, я разглядел детскую ферму: эмбрионы, застывшие на разных стадиях развития, плавали в янтарных материнских в пузырях. Автоматическая няня поддерживала систему жизниобеспечения. Но вездесущая ржавчина добралась и до неё, и это был лишь вопрос времени, когда ферма перестанет функционировать. Я никому и никогда не рассказывал ни о том, что увидел там, за барьером, ни о панике, которая накрыла меня ледяным покрывалом, ни о моём бегстве.

К утру мы окончательно вышли из зоны бури, и нас попросили покинуть крейсер. Коммутатор мне вернули. Как ни странно, вся моя информация была на месте кроме таинственных символов, которые я пытался скопировать с боевого носорога. Мне было неловко, и я ничего не рассказал команде и капитану о моих ночных похождениях.
Моей следующей целью была маленькая неприметная планетка, совершающая свой медленный полёт на почтительном расстоянии от красного гиганта. И туристических справочниках  она носила лиричное название Небесные слезы.
Планета была отмечена как благоприятная и входила в первую тысячу рекомендованных к посещению миров, поэтому считалась довольно попсовой и банальной. Наверное каждый первый турист хоть раз, но побывал на ней. Я сам давно хотел там побывать и даже несколько раз пролетал мимо, но по тем или иным причинам так и не смог до неё добраться.
Из-за своеобразного атмосферного давления вода, которой планета была обильно наполнена, собиралась в небесные озёра и оттуда возвращалась к земле и огромным реликтовым деревьям в виде водопадов. Завораживающее зрелище падающих с небес водяных потоков больших и маленьких было растиражировано на открытках и знакомо каждому по обучающим слайдам ещё в младшей школе.
Но было нюанс. Посетить планету можно было только со специальным снаряжением. Атмосфера обладала специфическим составом, не особо экзотическим, но при этом не подходящим почти никому из населяющих вселенную существ. Наверное иначе Небесные слëзы давно бы колонизировали. Несколько раз корпорации пытались построить купольные города, чтобы создать респектабельный курорт, но географическое общество отстаивало планету, опасаясь что крупное строительство может нарушить уникальный рельеф и изменить особенность местного круговорота воды.
Поэтому я сильно удивился увидев на планете лагерь беженцев. Это были некрупные, округлые и милые существа немного походящие на белок. Они рассказали нам что называют себя сей-унами и вынуждены были покинуть родной астреройдный архипелаг из-за природного катаклизма, в котором погибли многие их соотечественники. Сей-уны не имели своих космических технологий и Звёздные войска, после согласования с географическим обществом помогли выжившим перебраться сюда. Атмосфера и климат Небесных слез почти идеально им подходила.
Сей-уны жили большими семьями, были трудолюбивы и строили изящные домики на деревьях, лёгкие, ажурные и похожие на луковички, что никак не влияло на рельеф планеты. Там же они культивировали воздушные лианы, плодоносящие багряными колючими яблоками и разводили жирных жуков, служащим им пищей. Они пытались обустроить свои новые гнёзда и свой новый мир. Мы подарили им несколько термических очагов и немного инструментов. Я подумал, что возможно смогу сделать для них ещё кое-что, но придётся немного повременить.
Мы понаблюдали за водопадами, тёплый сезон заканчивался и скоро они должны были превратится в гигантские сосульки. А вечером сей-уны пригласили нас на ужин. Мы чудесно провели время, слушая удивительные истории из их мифологии про подземных богов. Вернувшись на звездолёт поздней ночью, я рассказал про них роботу и показал совместные снимки, которые мы сделали на память.

Никто не понимал, как за сорок минут, я мог превратится в такое, но своевременное погружение в медицинский пузырь, доставка в клинику и старания врачей позволили вернуть меня в жизни. Находясь в коме я прошёл несколько циклов экстремального омолаживающего ремолекулирования, что было очень рискованно, и теперь, по завершению юриста, стал выглядеть намного лучше. Врачи согласно закивали. Правда смотрели они тоже в пол.
Они все немного помялись. Поверенный ещё раз взглянул на врачей, и сообщил, что из всех возможных вариантов дальнейшего лечения остался только один метод, спорный и ненадежный. Комиссия так и не пришла к единому мнению о его целесообразности, но альтернативой было ждать и ничего не делать, в надежде, что я помолодею сам.
Что вряд ли, заметил один из врачей. Остальные посмотрели на него осуждающе.
В общем они предлагали засунуть меня в чан с шероховатыми резонирующими шипшерами! Маленькие шершавые зверки при контакте с человеком своей невероятно твёрдой шерстью проникали глубоко под кожу и запускали регенеративные процессы. Я слышал об этом варварском методе омоложения, который пользовался популярностью до изобретения ремолекулирования и в общем до сих пор не был под запретом, но практически не практиковался, стоил дорого и был необычайно болезненным. Однажды я даже видел неудачные последствия его применения. Иногда шипшеры ошибались, и восстановление клеток запускалось с разной скоростью. Выглядело это пугающе, и процент выживания после этого был невысок.
Конечно, я согласился, моргнув дважды, когда врачи и поверенный спросили моё мнение.