У Феликса есть секретная коллекция бусин, о которой знают лишь все и одновременно никто.

Она состояла из маленьких и больших, цветастых и продолговатых, похожих на сосульки. Одну он утащил из разбитого ожерелья бабушки, другую нашёл на асфальте, когда разрисовывал канализационный люк. Самую большую он умыкнул у бывшего друга (но это если только по секрету) и гордился ей больше всего.
Он расхаживал с нею везде, зажав в руке. Когда хотелось умереть от красоты, хоронился под лестницами подъездов или на замшевых крышах панельных домов и раскладывал каждую в ряды, оглаживая потёртости или непростительную гладкость пластиковыми пальцами. Блеск от некоторых ослеплял, а где-то пропускал солнечный свет, окрашивая в магически витражные оттенки землю. Маленькие порталы в другой мир, пропахший пластиком, кремнем и бабушкиным духами.

У меня так много на самом деле незаконченных текстов, к которым продолжения никак не придумываются.
Вот сидишь, мозгами шевелишь, пальцами над клавиатурой рисуешь всякие финтефлюшки, а большее сделать не можешь. Текста маленькие, словно вырванные из придуманной жизни. Позабыты прошлым и не начинающимся будущим.
И делать продолжение я считаю чем-то непозволительным, словно оно тут не нужно вообще.
Вот как жить-то? 🫠

Долой стекложуйство, нужно что-то миленькое!!

По счёсанным водой камням шлёпают фарфоровые пятки.

Заострённые уши топырщатся, рассекают воздух и ловят лики природы. Вокруг пояса змеёй обвиты верёвки, подвязывающие слишком большую льяную рубаху. Браслеты с бусинами из красного дерева трещат на молочных запястьях и звонко щёлкают.

Платиновые волосы Феликса вскакивают, суетливо мечутся в воздухе и оседают на голову беспокойным вихрем, стоило ему вновь перепрыгнуть на другой булыжник. Хитрую улыбку целуют водные всплески из под ног, пока солнце играется с ними, превращая в волшебные кристаллы.

Юный Эльф перемещается резво и мягко, точно бабочки. Не хватает позади крыльев – не спутать было бы.

– Что делаешь? – ловит Ликса голос справа. На берегу стоит перемазанный в малиновом соку Хёнджин, заговорщически улыбаясь.

– Опять разорял людские запасы? – сложив ладошки рупором, отражает атаку. Вокруг Феликса сгущаются лучи, он светится по краям, словно светлячок, – ты похож на огромный красный пирог!

Хёнджин наблюдал за существом, родившимся в волнах, среди стрекоз и разноцветных рыб. Алые коленки и щёки пахли клубникой.

– Собираешься поймать Солнце? – тише говорит, чтобы никто больше не смел услыхать его недобрых планов.

– Так я уже! – Феликс чуть не уничтожил мох на камнях, чудом удержав равновесие и вытянул руку, демонстрируя на ладони лучи. Они как от зеркала отражались, достигая глаз Хёнджина.

Вода плещется о камни и мочит концы рубахи.

Ткань шуршит на ветру, разбухает как пиратским флагом и сопротивляется.

Мозги работают, выдумывая новую схему по порабощению ягодных кустов и ореховых сдоб.

Между двумя друзьями гудит жажда приключений.

Это было чудеснее, чем нефритовый летний луг, заляпанный красками художников и волшебнее, чем лилии вдоль ручья.

– Айда за мной! – Феликс не сдерживает мягкость в озорных глазах, зазывает ладонью и пускается в пляс, держа путь к деревне. Уши двигаются, улавливая тень позади и душа радуется.

Хёнджин, не уступая другу, ринулся за ним, точно стрела. Два лёгких пера, летящие в небесах. Вся природа ожила вокруг них, окружая хором пения птиц и шелестом листьев.

Непонятно, что Ликс придумает на сей раз: разгадают пение птиц, сплетут венки, приручат стрекоз или заколдуют гоблинов на танцевальную чуму, рвя от смеха животы в кустах.

Хёнджин не спрашивает.
Хёнджин молчит.
Хёнджин следует.
Разгоняет ногами брызги, чувствует малину на сколотых зубах и помнит недовольные крики людей за спиной.

Долина шумит, пробивает груди запахом цветения и пением ветра.

Два эльфа встретились случайно, схлопнули мир от непозволительно растрёпанных макушек, тёплых ладоней и любви к яблокам.

#хёнликсы
#зарисовки

Сижу, подрисовываю для следующей зарисовки эльфийские ушки мальчикам.
Насколько кропотливо к зарисовкам я ещё не подходила..

У нас из братства зарисовщиков ушла мама Кайли.
Знаете, я даже не знаю как на это реагировать. И я не знаю зачем пишу это.
Сейчас у меня, честное слово, просто огромный шок и какая-то липкая патока внутри. Зарисовщики мне стали некой второй семьёй, куда я заглядывала, когда мне было особо тяжело.

Ну, знаете, их шутки, обсуждения на абсолютно любые темы, личные приколы – это всё что-то в роде бальзама да душу. И лишится одного из членов семьи оказалось действительно больно. Я даже не думала, что настолько. Чувства какой-то неполноценности кусает за бока. Я впервые за долгое время нашла действительно тех людей, с которыми комфортно, в чей круг я вписалась, с кем хочется общаться. К ним тянешься и.. я не знаю, это просто так тяжело всё. До сегодняшнего момента я не очень задумывалась о обо всём этом. А сейчас переворачивать вверх дном все мысли и чувства, которые до этого откладывала в самые дальние коробки в пыльные углы достаточно тяжело.
Я не знаю, что у Кайли произошло, но искренне надеюсь, что она справится. Я не знаю, прочтёт ли она это, но оставлю это для вас.

Бывают такие моменты, когда всё вокруг рушится. День плохой, на учёбе завал, дома не клеится и ещё куча всяких проблем, которые съедают тебя изнутри. Кажется, что сил уже больше нет ни физических, ни моральных.
Порой, наша жизнь похожа на тёмный тоннель, который имеет несколько дорог и, мало того, что нужно выбрать нужную дорогу, так ещё и в полнейшей темноте. Потом к этой темноте и выбору прибавляются посторонние голоса, внутренняя неопределённость и в итоге всё, что ты испытываешь — это потерянность.
Просто у каждого есть предел и обязательно есть конец этому пределу. В конце предела силы покидают и нужно сделать перезагрузку, понимаете? Не нужно выжимать из себя последние силы и искры в глазах. Нужно отдохнуть. Дать себе время, чтобы трещины в груди заросли и руки согрелись.
После всего того, что вы испытываете рано или поздно станет легче, и силы, которыx вот, вроде бы, не было, возьмутся. Всегда знайте, вы можете остановиться, можете взять паузу. Помните, что за закатом всегда наступает рассвет.
Ничто не вечно и проблемы в том числе.
Я надеюсь, что вы все со всем справитесь и продивёте самую лучшую жизнь, которую хотите прожить.
Кайли я желаю найти успокоение в душе и снова засиять ярче всех звёзд. Она действительно достойна этого.
Я очень сильно что-то растрогалась, что аж трясёт под конец написания текста. Каким бы кременем не казалась, сколькими цепями не заматывала сундуки – я очень чувствительный человек с мегахрупкой душой. Это порой отвратительно понимать и отвратительно чувствовать то, чего я бы не хотела.
Я понимаю, что рано или поздно мы все разойдёмся кто куда, но я бы хотела, чтобы мы пробыли друг с другом подольше. Пока Я не буду готова принять тот факт, что всё на самом деле не вечно. Я познакомилась с прекрасными людьми. Я нашла свой оазис и свою тишину среди суеты и криков.
Зарисовщики прочтут 100 %.
Вы мне действительно нравитесь. Вы проникли под кожу и заразили внутри всё позитивом и самыми лучшими эмоциями.
Я ненавижу привязываться, потому что странно это всё.
И больно.

Пупсы, я там есть ??

Начинала писать одно, а курс сменился совершенно на другое

Они позвали смерть

В тёмных коридорах больницы поселилась смepть. Она шлёпала босыми ступнями по ледяным плитам со стёртыми узорами и стучалась в двери, выбирая, кого бы забрать на этот раз.

Феликсу никто не верил, когда он шёпотом говорил о своих опасениях, ногтями импульсивно корябая вeны на pyках. По ночам он старался не шуметь.

Он не любил больницы. Считал их предателями, заключившими сделку с самым страшным монстром – временем. Здесь оно утекало слишком быстро. Здесь оно не задерживалось, как бы того не просили слёзы родственников, крики матерей и детские носы у замыленных окон.

Голова морозилась – волосы на ней сбрили жужжащей машинкой, покарябавшей его ухо. Кожу вокруг обработали противной болючей жидкостью и спрятали за громадным пластырем.

Звёзды за окном видны, но светом своим делиться со стенами больничной палаты не хотят. Феликсу до того обидно было, что он истыкал ноги ручкой – создал свои.
Жаль, что они не светили.
Жаль, что время оказалось предателем.

Замёрзшие губы обветрились, он облизал их. В язык въелся вкус соли и противных пилюль. Голую голову съедает что-то мягкое и объёмное. Спаситель его полуотмороженного мозга садится рядом, поддовигая капельницу.

– Где был? – Феликс обвиняет и собирается плюнуть кислотой. В углу разбитая банка клубничного варенья с таблетками: он затолкал их туда, чтобы глотать было приятнее.

– Кypить ходил, – без зазрения совести отвечают. Его лёгкие покрылись слоем заражённой пыли, он задыхался и плевался кpoвью: она засохла в уголках пухлых губ, как клеймо.

Мальчик с больными лёгкими одет в потёртую толстовку, пропахшую кypевом и точно такую же шапку, которую связал сам себе. Наблюдая за синегубым соседом, который тоже мёрз, прятался под одеялами, сделал из разноцветной пряжи ещё одну.

– Думаешь, нас найдёт? – шепчет Феликс и дёргает спутавшийся катетер, похожий на змею ближе, чтобы постучать по затылку. По нему боль проехалась топором, он хотел её выдворить.

Хёнджин был единственным, кто верил в слова Феликса о гуляющей по ночам смepти, но почему-то не боялся.

– По шлейфу сигарет и клубничного варенья, – кивают редкими ресницами.

– Сам себя убивaeшь этим ядом.

"Захлебнись в своей фальшивой смелости и возьми меня за руку".

– Лучше самому, чем от кого-то.

Он отхаркивается лепестками роз, давится перьями воронов в трахее и цепляет ладонь, переплетая пальцы. Хёнджин давно обрубил доверие к врачам. Доверял лишь Феликсу и сигаретам.

Рассвет ушёл, полоснув его по щеке напоследок. И было в этом что-то сожалеющее и прощальное. Хёнджин целует Феликса с кpoвью, проведя увядающей ладонью по облачной шапке из разноцветной пряжи. Две пары ног в больничных штанах болтаются в паре сантиметрах от пола – не достать.

Они бледные: один с мёpтвыми лёгкими, другой – мозгом. Хёнджин забывает как дышать, а Феликс как звучит жизнь без шума в ушах и болезненных осколков в голове. Под глазами следы от борьбы с кем-то невидимым, груди у обоих исхудавшие и хрупкие. Сердце их сломало бы, да только и оно увядает.

Хёнджин верит Феликсу. Его вязанной шапке, шёпоту на ухо, объятиям по ночам и разбитой банке варенья с пилюлями в углу. Они – дети химиотерапий, тaблеток, стен больницы и болей в глазах родителей.

Ладони Хёнджина накрывают уши Феликса, рассеивая мглу. Он утыкается в его макушку впалыми щеками, пока чужие руки обвивают рёбра. Феликс прячет нос в потёртой толстовке и старается жить.

Скрип двери палаты разъедает мозг и тиранит сквозняком голые стопы.

Они шумели слишком сильно.

#хёнликсы
#зарисовки