Продавец сгрёб монеты и достал с прилавка трубу. Первый раз я её взял в руки. По телу прошла приятная дрожь. Шершавый холод металла, обрамляющий линзы, обещал много интересного впереди. Кассовый аппарат своим бренчанием подтвердил, что сделка состоялась. Где-то недалеко грохотнуло, и в воздухе запахло серой. Не хватало ещё дьявольского смеха…

Домой я летел воодушевлённый и в предвкушении. Не раздеваясь, я метнулся к окну в своей комнате. Дом напротив манил своими окнами. Жадно припав глазом к окуляру, я начал шарить по окнам. Очень надеялся увидеть что-то похожее на туза бубей. Везде было пусто или не очень интересно. Наконец мне показалось, что я увидел что-то похожее. Настроив резкость, я присмотрелся…

То, что я увидел, чуть не выжгло мне глаз. Такого от подзорной трубы я не ожидал. В квартире дома напротив, в окне, куда я настроил резкость, кто-то мыл древнюю бабушку. Она сидела на стуле, а некто мочалкой протирал её обнажённое тело. Тело, которое моё зрение на пару секунд увидело во многократном увеличении. И это был явно не туз бубей. Определённо. Я чуть не отбросил подзорную трубу в сторону и, отпрянув от окна, тут же задёрнул шторы. Как будто это зрелище могло просочиться в квартиру.

Если и есть на свете тёмные силы, то подзорную трубу в данном случае направляли светлые. С целью преподания урока неокрепшему уму. Мне перехотелось наблюдать за жителями в доме напротив. Ещё одного такого зрелища моя детская психика не перенесла бы.

По сути, подзорная труба оказалась бесполезной покупкой. Правда, по вечерам я иногда сидел у окна и смотрел через неё на звёзды и луну, хоть увеличение и не было предназначено для наблюдения за небесными телами. Но надо же было оправдать свой дерзкий поступок перед родителями. Пару раз неведомая сила пыталась опустить трубу ниже, на уровень окон дома напротив. Но вероятность ещё раз нарваться на земное тело в окне дома напротив была страшнее той неведомой силы.

Андрей Асковд

Очень давно. Точно не помню когда, но я ещё ходил в школу. И определённо уже вошёл в пубертатный период. Начинал интересоваться особенностями полов и охотиться за картами. Игральными, но не совсем. Для нас, подростков, они имели в большей степени познавательный и анатомический смысл. У меня был туз бубей. Шикарный.

По рукам ещё ходила тетрадка. Кто-то, видимо, обладал первоисточником знаний и изложил всё в доступной сокращённой форме. Я так думаю, что это была копия с копии, сделанная с другой копии. В руки она давалась только на день. Самые заядлые двоечники не брезговали по вечерам заниматься письменным переизложением в свою тетрадку всевозможных поз и позиций. Да. Это был вольный пересказ Камасутры.

Досталась она и мне. За вечер я её переписал и даже улучшил свой вариант. Я был смышлёным и креативным ребёнком. Я добавил в свой вариант иллюстраций. Хоть я и хорошо рисовал, но изображать раздетых людей я посчитал слишком бесстыдным. У меня были человечки из метро. Ну, знаете, такие схематичные изображения престарелых и беременных с детьми, которых рисуют на стёклах общественного транспорта. Тем не менее, спросом она в последствии пользовалась повышенным. До сих пор понятия не имею, что давали нам эти знания в столь юном возрасте.

Но история о другом. Гуляя как-то с друзьями в районе Сокольников, мы попали в «Зенит». Этот магазин и сейчас стоит на своём месте возле метро. В одном из отделов я увидел подзорную трубу. Кто-то из друзей сказал, что классно было бы заиметь такую. А потом ещё и истории рассказывали, как некие счастливые обладатели подзорных труб и телескопов могут наблюдать отнюдь не за звёздами. С того момента все мои помыслы были только о ней. Я иногда специально ездил в Сокольники, чтобы посмотреть на эту трубу. Ну и помечтать. Препятствием была цена. Восемнадцать рублей. Сумма по тем временам несусветная. У меня не было возможности накопить столько, даже если экономить на школьных обедах и продавать домашние ужины. Мороженое стоило двадцать копеек, и даже его можно было позволить себе не каждый день. Но я бредил этой трубой.
Сейчас на специальных курсах рассказывают, что если очень сильно хотеть, то вселенная воздаст тебе. Но, как говорят: «Бойся своих желаний». Вот и мне со временем воздалось.

Родители тогда собирали для меня юбилейные рубли. Кто постарше, тот помнит. Их было разнообразное множество. У меня до сих пор осталась часть их. Возможно, оставшаяся часть от той целой части. Эти рубли хранились в фарфоровом чайнике, который стоял в серванте. Иногда я их доставал и рассматривал. Ценность они имели больше эстетическую и коллекционную. Сколько их там было, я уже не помню, но очень много. Дьявол нашёптывал мне, что восемнадцать рублей мои по праву и никто не заметит потери. Кто их там считает, кроме меня?

Несколько дней я метался между сервантом и «Зенитом». Потерял буквально покой и сон. Совесть боролась с искушением и возможным наказанием от родителей за кражу. В конце концов, я взял совесть измором и запустил свою руку в рог металлического изобилия. С другой стороны, такое искушение. Чайник, набитый юбилейными, но всё же рублями, в свободном доступе.

Как Буратино, я нёсся к «Зениту», словно в страну дураков, сжимая свои «пять золотых». Продавец меня уже знал. Он подумал было, что я в очередной раз пришёл посмотреть на подзорную трубу, но я с гордым видом вывалил на прилавок гонорар за свою проданную совесть. Восемнадцать юбилейных рублей. Позорных рублей за подзорную трубу.

Продавец пересчитал и, сомневаясь в моей безгрешности, уточнил. Не спёр ли я их у родителей? Я предвидел такой вопрос и, не задумываясь, ответил, что деньги мои и сделка согласована. Правда, я не уточнил, с какого момента и как они стали моими и с кем согласована сделка.

Видимо, блеск и звон монет тоже затмил разум продавца. Иначе как он мог поверить в то, что родители одобрили трату восемнадцати юбилейных рублей на какую-то подзорную трубу? Ну, даже в лучшем случае, они поменяли бы их на обычные деньги. Не иначе как дьявол решил помогать мне до конца.

Было раннее утро. Она заснула у меня на плече. Мне было немного неловко и неудобно, но я боялся потревожить её неглубокий сон. Её волосы щекотали мне щеку, но пахли так приятно, что я не стал отстраняться. Оставалось совсем немного времени, и я решил её не будить. Вот она немного пошевелилась во сне и устроилась поудобнее. Это было так мило и так неожиданно.
«Пусть поспит ещё несколько минут, — подумал я и улыбнулся ей, хоть она и не могла этого видеть».
Она не могла знать, что наши отношения вот-вот закончатся и нам придётся расстаться.
«Пора, — решил я».

— Девушка. Девушка, — я осторожно дотронулся до неё.

Она проснулась и удивлённо посмотрела на меня.

— Мне пора выходить...

Андрей Асковд

Супруга меня встретила с видом, немного озадаченным размышлениями. В животе сразу скрутило и захотелось в туалет. Мыл руки, как в последний раз. Долго и основательно, как будто мне сейчас делать полостную операцию. Собравшись с духом, зашёл в зал.

— Я знаю, что тебе это не понравится, — тяжко вздохнув, начала она.
— Что? — осторожно спросил я.
— Я купила кота…

Я медленно огляделся, всё ещё не понимая, что происходит и когда можно уже начинать оправдываться.

— Я купила кота, — повторила она. — За шестьдесят пять тысяч рублей. Но он должен прилететь только завтра. И я теперь переживаю, что меня кинули на деньги.

Постепенно до меня стал доходить смысл того, что она говорит. И там ни слова не было про меня, как и про любовниц и любовников.

— Кота? — глупо повторил я, даже не обращая внимания на сумму. Цена за несбывшиеся опасения казалась несущественной в данной ситуации. — А зачем детей отправила к маме?
— Так пятница, — непонимающе посмотрела она на меня. — На выходные забрала.
— А домой побыстрее мне зачем надо было? — я всё ещё не верил, что тут нет никакого подвоха.
— Поехали в зоомагазин. Надо купить всё для него.
— Для кого?
— Ты что? Совсем меня не слушал? Для кота! Нам, кстати, завтра его в Домодедово ещё встречать.

И только тут до меня дошёл смысл всего происходящего. Если бы я курил, то срочно вышел бы покурить. Но так как я не курю, то я просто облегчённо выдохнул.

— Поехали.

Но всё равно вечером мы поругались. Я имел неосторожность рассказать о своих ощущениях в течение дня после её сообщений. Мне показалось это таким смешным теперь.

— Так тебе есть о чём переживать и что-то скрывать от меня? — с подозрением она посмотрела на меня.
— Нет, — уверенно, насколько смог, ответил я.
— Так о чём ты тогда так сильно переживал? — И прищурилась ещё так, что сразу чувствуешь себя снова виноватым.

В общем. Мысль материальна. Бойтесь своих мыслей. Тем более плохих. Они имеют свойство быстрее других материализоваться. Лучше при фразе «Нам надо поговорить» думайте о том, что она купила кота и хочет об этом поговорить.

А кот прилетел.

Андрей Асковд

Если текст годный, то можно отблагодарить автора своими реакциями на историю. А Вовке можно отсыпать на конфеты донатов или по номеру 2200 7008 0722 5932

У каждой женщины есть фраза, которая пробуждает в мужчине первобытный страх. Появилась она, скорее всего, ещё с тех пещерных времён. Однажды, в самый первый раз, пещерная женщина промычала своему пещерному мужчине: «Мы, мы-мы, мы-мы-мы-мы».

Да. Эта фраза появилась ещё задолго до появления речи как таковой. Так как пещерный мужчина услышал её впервые, то никакого подвоха он ещё не почувствовал. Просто присел рядом и промычал: «Мы-мы?».

Это уже со временем он привык, но так и не смог спокойно на неё реагировать. Вместо: «Мы-мы?» он предпочитал отмалчиваться, пропадая на охоте на очередного мамонта. Охота на мамонта была безопаснее в этом плане. Или прикинуться, что он не понимает, о чём там она мычит. Тогда это ещё могло прокатить.

Но со временем пещерная женщина научилась говорить и произнесла её в том виде, в котором она дошла до наших дней: «Нам надо поговорить».

С того момента эта фраза ничего хорошего не несёт.

Однажды в пятницу с утра я получил сообщение от своей: «Нам надо поговорить».

То, что сообщение от неё и оно какое-то напряжённое, я понял, не поднимая телефон. Знаете, так бывает. Вроде сигнал на все входящие один, но сигнал от жены звучит особенно. На уровне подсознательных вибраций. Особенно, если там что-то страшное написано.
Я думаю, не надо передавать весь спектр эмоций, который я испытал в тот момент. Тахикардия, сухость во рту, нехватка воздуха и холодный пот, струящийся по спине.
Естественно, я набрался смелости и с пятой попытки, когда вспотевшие ладошки смогли держать телефон, а ватные пальцы смогли попадать в буквы, послал ей ответное сообщение: «О чём?»
В ответ пришло совсем не обнадёживающее: «Дома поговорим. Вечером».
Весь рабочий день превратился в бесконечный анализ всевозможных вариантов. Я пытался вспомнить, в чём я успел так сильно накосячить в последнее время. Была даже версия, что у меня есть любовница, о которой я не знаю, но всё равно спалился. Версия, что у неё появился любовник и она от меня уходит. Размышлял над тем, что могло навести её на мысль, что у меня есть любовница и поэтому у неё тоже теперь появился любовник. Всё по-честному. Версия про любовниц и любовников, пусть даже и гипотетических, была самая обсуждаемая в моей голове. Но больше всего я был уверен в том, что это всё-таки я в чём-то виноват.
Ближе к концу рабочего дня появилось желание не ехать домой. Поехать, например, и вдруг в командировку. А там, когда вернусь, как-то само собой всё рассосётся. Было устойчивое и первобытное ощущение, что ничего хорошего в этом «нам надо поговорить» нет.
Где-то на МКАДе пришло ещё одно сообщение: «Детей мама забрала».
И всё. Больше ничего.
Для меня же было всё ясно. Будет такой скандал, что детям это лучше не видеть и не слышать. Мне захотелось развернуться, несмотря на отбойник, разделяющий два встречных потока, и поехать в противоположном направлении. Может, даже повезёт в аварию попасть. Пока буду лежать в больнице, всё само как-то рассосётся.

Так, наверное, Наполеон стоял и глядел на горящую Москву. Жозефина окинула его испепеляющим взглядом и сказала: «Дома поговорим».
Она тоже понимала, что при солдатах негоже императора чихвостить. И уехала в Париж. А Наполеон теперь думал, как бы теперь убедить её в том, что это не он сжёг Москву, лишь бы она в ГУМ не попала. И Кутузов не в сговоре с ним. На обратном пути в сторону Смоленска он даже подумывал там и остаться. Лишь бы избежать этого разговора. Хотя… Вроде они раньше успели разбежаться. Да и ГУМ открылся значительно позже. Но всё равно. Версия была хорошая.

Когда до дома оставалось не более пятнадцати минут, пришло контрольное сообщение: «Ты долго ещё? Можно побыстрее?»

Захотелось написать в ответ: «Андрей забыл телефон на работе, но не беспокойтесь. Он чуть задерживается. Просто он сначала перевёл, как обычно, десять бабушек через дорогу напротив офиса, а потом спас пятнадцать котят от ротвейлера. Вам повезло с мужем. Берегите его! Он такой один!»

Но дом неумолимо приближался. Был порыв купить цветы и зайти домой со словами: «Я всё осознал и больше так не буду»…

Звёздная тема меня заинтересовала. Правда, когда дед появился, бабка ничего показывать не стала. Я спросил, когда можно будет на звёзды посмотреть. Но она сказала, что не ожидала, что я такой кровожадный. Дед у неё всё же один, а звёзд в деревне и на небе по ночам хватает. На моё предложение посмотреть бабка ответила отказом. Вроде того, что звёзды выходят тогда, когда мы уже все спать ложимся. Так что в следующий раз.

Они и правда ложились спать рано. На улице даже ещё не темно было, как бабка загоняла меня в кровать. Задёргивала наглухо шторы и создавала искусственный полумрак. В этот раз я решил не спать.

Когда уже достаточно стемнело, а бабка с дедом наверняка заснули, я осторожно вылез из-под одеяла и на цыпочках прокрался мимо них к выходу. Тихонько отодвинул задвижку и выполз в сени. Там я подумал, что на всякий случай надо поставить сигнализацию, и выставил в проходе пустое ведро.

На дворе уже была полноценная ночь. Я сидел на крыльце и, задрав голову кверху, любовался звёздами. Их действительно было не счесть. В городе я почему-то ранее не интересовался ими. А может, просто потому, что и там я не так часто бывал затемно на улице. Тут же, наконец-то, я был предоставлен самому себе. Пока мой покой не нарушил грохот ведра. Затем ругательства деда, глухой стук обо что-то, и следом на крыльцо вышел дед, прикрывая рукой лоб.

— Ты-то тут какого? — удивился он, увидев меня. — Ай! Вот чтоб… — Он потёр лоб. — Какая дура ведро на проходе оставила? — посмотрел он вглубь дома.
Я так понял, что, помимо сигнализации, дед ещё приложился куда-то лбом. Прям как я.
— Звёзды видел? — поинтересовался я.
— Какие к чёрту звёзды? — Дед всё трогал свой лоб. — Лбом в косяк приложился по чьей-то вине. — Ещё раз обернулся он на дом.
— Ну, значит, ничего страшного. До свадьбы заживёт, — повторил я бабкины слова.
— Ага, — согласился он. — Мы теперь, вроде как получается, братья по шишкам. — А ты тут что забыл? — спохватился он.
— На звёзды хотел посмотреть, — Я снова задрал голову кверху.
Дед присел рядом со мной.
— Красиво, — дед смотрел наверх. — Наверное, — добавил он. — У меня пока только туман и пелена перед глазами, — и снова потёр лоб. — Во-о-о-он там. Видишь? — он указал рукой. — Там полярная звезда. А там Большая медведица. А там…

Договорить он не успел, потому что позади нас снова послышался грохот ведра. Затем бабкино: «Какой идиот тут ведро поставил?». И следом то самое ведро вылетело на крыльцо.

— Пошли, — тихо сказал дед мне. — Я её отвлеку, а ты незаметно прошмыгнёшь. Иначе двоим нам звездюлей таких навешает за то, что не спишь. Такой звездопад будет. Мне-то уж точно.

Я снова лежал в кровати под одеялом, а бабка отчитывала за что-то в своей деда. Я предположил, что за ведро, и хотел уже признаться, что это я тот самый идиот, но потом вспомнил про ещё одно «если что», которое бабка не спросила, и решил её задобрить. Да и в люльке, как на ракете, мне очень хотелось покататься.
— Баб, — негромко я окликнул её.
— Ты чего не спишь? — послушалось в ответ.
— Ба!
— Что?
— Если что, то я к деду Митьке не заходил, — уведомил я её.
— А дед? — в голосе бабки почувствовалось напряжение.
— Дед, да, — подумав и ещё раз вспомнив наказ, ответил я. — Но я не заходил. Честное слово.

Бабка с дедом продолжили что-то активно обсуждать, а я зарылся поглубже в одеяло и представил себе, как завтра дед меня покатает в коляске, как на настоящей ракете. Может, даже до полярной звезды долетим.

Андрей Асковд

Если текст годный, то можно отблагодарить автора своими реакциями на историю. А Вовке можно отсыпать на конфеты донатов или по номеру 2200 7008 0722 5932

— Эка ты приложился, — рассматривал он мой лоб. — А я, кажись, ребро сломал. Или два, — задумался он, ощупывая свои бока. — Впрочем, не важно. Если бабка узнает, остальные отобьёт. Там уже без разницы будет. Одним больше, одним меньше.

Дед осмотрел мотоцикл и оценил последствия.

— Ты, если что, — дед присел возле колеса. — Когда бабка спросит, откуда шишка, скажи, что сам где-то ухандокался. Если она узнает, что ты на мотоцикле приложился, то у меня такая же будет. А оно нам надо? — посмотрел он на меня.
Я понимал, что оно нам не надо. А ещё старался запомнить всё, которое «если что и вдруг спросит бабка».

— Может, помощь позвать? — предложил я деду, который крутился возле мотоцикла и сгружал мешки на землю.
— Да тут делов-то, — отмахнулся он. — Подъём небольшой. Я сейчас балласт сброшу и чуть газу поддам. Как по маслу выйдет.

Дед разгрузил мотоцикл и уселся верхом. Завёл и начал газовать. Пару раз мотоцикл дёрнулся туда-сюда, выпустил клубы дыма. Затем выбросил из-под заднего колеса комья земли и…

Выбежав на дорогу, я не увидел ни деда, ни мотоцикла. Только с той стороны дороги, в новом овраге, слышался треск мотора, который чередовался отборным треском деда…

На очередное предложение помощи он отказался. Сослался на то, что если кто из деревни узнает, то до бабки точно дойдёт. А там уж далеко ходить не надо, чтобы понять, чем всё закончится. Да и Митрич, если узнает, как его мотоцикл швыряло по оврагам, вряд ли даст его в следующий раз.
Кое-как, но дед всё-таки вытащил мотоцикл из канавы. Правда, мы чуть мешки с кормом не забыли в том овраге.

— Дед, а тут каска есть, — достал я её из глубины коляски.
— Тьфу ты! — чертыхнулся он и развернулся. — Вроде башкой ты приложился, а мозги у меня вышибло.

Когда мы въехали в деревню, я снова сидел на баке. Правда, в каске теперь. Дед предложил мне надеть её и так ходить. Чем дольше, тем лучше. В идеале до темна. Но бабка не разделила его планов.

— Каску-то оставь, — остановила она меня на входе в дом. — Не на стройке.
Я посмотрел на деда. Тот поспешил с мешком скрыться в сарае. Мне не оставалось ничего, как снять каску с головы.
— Ба-тю-шки! — бабка развернула моё лицо к себе. — Это где тебя так разбубенило?
Наступило первое «если что», но я не мог ничего придумать. Дед, выйдя из сарая, понял, что каска не сработала, да и я что-то подтормаживаю и, не дай бог, сейчас ляпну правду.
— Так он это… — дед, видимо, тоже пытался сообразить на ходу. — Из магазина выходил и в шнурках запутался. Вот лбом прям в мотоцикл и приложился. Я ещё переживал, что вмятина останется.
— А то, что сейчас у тебя вмятина останется, не переживаешь? — бабка посмотрела на меня, потом на деда.
— Я-то что? — дед схватил новый мешок и скрылся в сарае.
— То, что дитё в сандалиях! — крикнула она ему вслед. — Какие шнурки?

Дед из сарая больше не показывался.

— Ну ничего, — осмотрела она ещё раз мою шишку. — Я его самого на шнурки пущу. Если после вмятин останется что пускать. Иди в дом. Холодного надо приложить, — это она уже мне.

Я хотел заступиться за деда и сказать, что у меня и правда шнурки были. Но потом сообразил, что раз они были, то где они тогда сейчас?

— Я правда сам, — всё равно попытался я оправдать деда.
— Нечего выгораживать деда. Ясно дело, что сам, а не он тебя лупанул в лоб. Этого ещё не хватало. А вот выяснить, что вы скрываете — святое дело. Звёзды видел, когда приложился? — поинтересовалась бабка.
— Нет.
— Ну, значит, ничего страшного, — заключила она. — Не сильно приложился. До свадьбы заживёт.

Я, конечно, потом поинтересовался, насколько сильно надо приложиться, чтобы звёзды увидеть, но бабка ответила, что как только дед выйдет из подполья, так она и покажет. Так обухом приложит, что прямо из глаз у него посыплются звездопадом. На себе советовала не проверять. Иначе как чёрт буду с двумя рогами ходить. Хватит и одного пока.

В люльке к звёздам (Как я без Вовки)

Однажды утром после завтрака я вышел во двор и услышал приближающийся тарахтящий звук. Потрескивая выхлопом, во двор въехал дед на голубом мотоцикле с люлькой сбоку. Остановился возле крыльца, пару раз газанул и, выпустив из выхлопных труб сизоватый дым, заглушил двигатель. Воздух сразу наполнился каким-то приятным и манящим запахом.

— Дед! У тебя мотоцикл есть? — удивился и одновременно обрадовался я. — С коляской!
— Если у твоего деда что-то и будет из всего этого, то только коляска. Да и то инвалидная, — за мной появилась из дома бабка. — Ты куда, инвалид, собрался?

Дед не отреагировал на слова бабки и сказал, что ему надо в райцентр. По делам.

— Знаю я твои дела. Не дай бог обратно тебя Митька в коляске привезёт, я тебе ускорю необходимость приобретения своей.

Не знаю, почему бабка так переживала за то, что дед может вернуться обратно в коляске. Лично я бы очень хотел в ней вернуться. Но сначала доехать с дедом в ней до райцентра. И я тут же решил напроситься. Никогда я ещё не катался на мотоцикле.

— Деда. Можно я с тобой?

Дед ответил, что это плохая идея, но бабка была с ним не согласна. Она сказала, что это как раз очень даже хорошая идея. Как минимум, коляска будет занята мною.

— Тебе жалко малого покатать? — решила она надавить на совесть деда. — Где он ещё покатается на моцике?

Дед сдался и откинул брезент на люльке, приглашая меня в путешествие.

— Да я и не до Митьки совсем собираюсь. Думал в коляску мешки с кормом положить, — оправдывался дед. — Сама же просила давеча съездить купить.

Бабка ответила, что я много места не займу, а со мной надёжнее ехать. Даже если и за кормом.

Дед вырулил на дорогу, и мы ускорились. Ощущения были непередаваемые. Я сидел в коляске, укрытый брезентом, и держался за поручень впереди. Ветер трепал мои волосы и размазывал вытекающие слёзы по щекам.

— Дед! — перекрикивал я треск двигателя. — Я как в истребителе лечу!
— Смотри не вылети! — кричал он в ответ. — Парашюта нет!

Судя по всему, дед не очень огорчился, что взял меня с собой. Он иногда поглядывал на меня и тоже, как я, улыбался.

Закупившись кормом, дед загрузил всё в коляску, а меня посадил перед собой на бак.

— Мы сейчас до деда Мити, — завёл он мотоцикл. — Ты там немножко посидишь и подождёшь. А если что. Если бабка вдруг потом спросит, то ты так и скажи ей, что к деду Митьке я не заходил. Запомнил? Я к деду Мите не заходил, — для убедительности повторил он. — А я тебя за это потом ещё в люльке как на ракете прокачу.

Дед доехал до двора деда Митьки и, оставив меня наедине с мотоциклом, удалился.

— Я быстро! — крикнул он напоследок из-за калитки.

А я и не собирался спешить. Я уже представлял себя гонщиком и сидел, вцепившись в руль. Крутил ручку, нажимал на рычаги и, в дополнению ко всему, издавал звуки двигателя. И пытался ещё представить, как это прокатиться в люльке, как на ракете.
Когда я уходил от погони, в которой за мной гнались немцы, а я, как партизан с секретными мешками, петлял по лесу в своём воображении, вернулся дед. Не знаю, почему бабка так переживала за этого деда Митьку. Наш дед от него вышел в хорошем настроении. Невооружённым глазом было видно, что он был более счастлив, чем до встречи с Митькой.

— Ну, — улыбнулся он. — Погнали!
Обратно я ехал тоже на баке. Руками держался за руль и представлял, что это я сам рулю.
— Хочешь порулить? — крикнул мне дед.
— Сам??? — опешил я.
— Да что тут сложного? — усмехнулся дед. — Вот тут держи! — он показал на свои руки.
Я распластался на баке и дотянулся до резиновых ручек.
— Теперь сам! — дед убрал свои руки.
Сказать, что я был счастлив, ничего не сказать. Я сам вёл мотоцикл.
— Давай, не ссы! — подбадривал он меня.
Ну я что-то и решил не ссать по его совету, а поддать газу…

— Жив? — дед выкарабкался из бурьяна и ощупывал меня.
Я ощущал, как на лбу надувается шишка.
— Ты зачем рулём-то дёрнул, да ещё и поддал?

Мотоцикл стоял уткнувшись носом в овраг на обочине. Каким-то чудом дед успел перехватить руль и нажать на тормоза. Далеко мы не улетели, и вроде, на первый взгляд, было всё в порядке.

Был у меня друг с самого детства — Саня. Астрид Линдгрен, если бы не придумала ранее Карлсона, то могла бы с него списывать.

Однажды после школы зимой залетает и зовёт: «Пошли покажу прикол!»
Приходим. Прорвало теплотрассу, и пар, как туман, стелется по земле. Говорит: «Давай туда!»
Зашёл. Минут пять бродили. А теперь, говорит, выходи и закрывай глаза. Вышел, глаза закрыл, стою. Спрашиваю: «Когда открывать?» Молчит. Хорошо, что прохожий пальцами ресницы отогрел. Я бы и не сообразил сам…

Позвал как-то он к родственникам съездить. Через пол-Москвы на перекладных. Обещал кино по видику. Пришли. Саня взял у родственников сапоги кирзовые, и пошли обратно. Спрашиваем: «А видик????» Отвечает: «Продали. Вот сапоги мне купили». Скучно было ему одному за сапогами ездить…

Однажды по секрету рассказал, что у него дома золота немерено. Пришли смотреть. Берёт книгу. Открывает. А там между страниц несколько листов слюды «золотой», которой буквы на обложках в переплётах пробивают. Говорит: «И так в каждой книге». Позже переплавлять в слитки будем…

Предложил как-то дядю навестить. Сказал, что у него выпить можно. Мы загорелись. Но, говорит, надо чуть позже идти. Главное — не опоздать. Пасха была. После обеда вышли. Привёл на кладбище, глазами по могилкам зыркает. Спрашиваю: «Где дядя-то?» Отвечает: «Вот первый». И стопку с водкой с памятника берёт…

Поехали к нему на дачу. На мопеде собрались затемно покататься. Говорит: «Только ручка газа не работает. Но это мелочи. Держи пассатижи». Едем. Он рулит, я пассатижами тросик газа тяну. Кричит: «Газ!» Я тяну сильнее. Он: «То есть наоборот!» Вовремя. Когда я с пассатижами уже на земле с отбитой жопой сидел…

Как-то позвал в Москве на мотоцикле его отца покататься. Ночью, пока тот на работе. Мотоцикл стоял в квартире на пятом этаже. Не спрашивайте, как мы поднимали его обратно. Тем более, что у меня память на втором этаже отшибло этим мотоциклом…

С девушками познакомились. Говорит им: «У нас группа популярная. Я на клавишах играю». Девушкам интересно. В гости ко мне пошли. Спрашивают: «А где инструменты?» Отвечает: «Синтезатор на балконе стоит. Пошли покажу". Вернулись минут через пять. Довольный. Но сказал, что синтезатор, походу, спиздили с балкона…

Позвал его к себе на дачу. Вечером пошли к друзьям на карьер. С собой две бутылки водки. Говорит: «Давай тут выпьем, а то на всех мало будет». Выпили. Очнулся на рассвете в карьере, объеденный комарами. Сани нет. Вернулся домой. Спит. Разбудил его. Говорит: «Не поверишь! Сам не пойму, как тут оказался»…

Поехали на моём мотоцикле в парк. Девушек удивлять. Оказался в травмпункте с переломами. Говорю Сане: «Матери как-то аккуратно скажи». Саня пошёл. Мама открывает дверь. Стоит Саня и с видом побитой собаки и морды в том числе: «Тёть Люб. Андрей сегодня домой не придёт»…

Однажды приносят повестку. Вызывают на Петровку. Спрашивают, знаю ли я Саню. Неуверенно отвечаю, что знаю. Спрашивают, когда и за сколько я продал ему два пуховика и плеер. Через несколько лет Саня сказал, что на меня бы плохого не подумали…

Что-то, наверное, ещё. Но Сани уже нет.

Андрей Асковд.