– Привет, чем занимаешься?
– Осколки от авиабомбы перебираю.

Реальный диалог, Харьков, 2024 год.

Я и не заметила, как наступило календарное лето. Жара стоит с мая, да и дни слились в один. Как тогда, в двадцать втором, помните: "Какое сегодня число? Сорок седьмое февраля…".

С начала нового наступления на Харьков, даты снова потерялись. Дни недели определяем по прилетам – "в четверг горел супермаркет" или "во вторник в гольф-поле попали".

Вчера опубликовали официальную статистику

"В травні Харків пережив 76 обстрілів. 37 — ударів керованими бомбами, 25 — ракетами, 12 — БПЛА типу «Шахед» і 3 — БПЛА типу «Ланцет». Сигнали повітряної небезпеки оголошувалися у місті 193 рази і сукупно тривали 474 години 55 хвилин".

А так в целом ничего, нормально. Живем. Я сегодня окна, наконец, помыла, написала две статьи для Европы, съездила к родителям на кладбище. Мои кресты уцелели.

Похвасталась папе своим новым увлечением. Привычка. Отец обожал слушать мои идеи и одобрительно кивал на все, включая совершенно безумные.

Проект "квітки з незламного" неожиданно оказался популярным. Вчера звонили из итальянского журнала, просили снять работы на профессиональную камеру.

Я им говорю "а нет работ, все разобрали". Они отвечают "очень надо, в следующий номер".

Ну что, заказала еще смолы и пошла за цветами. Обошли с Гектором обгоревший Эпицентр, там раньше много полевых было. Иду, автоматически мелкие осколки от ракет подбираю, чтоб доберман лапы не поранил. Набила полные карманы и думаю, а что, если эти металлические кусочки залить в смоле вместе с ромашками?!

Ксюха сказала "это про смерть, я такое украшение не надену". Женька сказала "это про жизнь, очень символично, хочу".

Не знаю, что получится. Уже залила первый слой. Сохнет.

П.С. На деньги от первой партии "квітки з незламного" заказала спанбонд, это специальный материал для плетения маскировочных сеток, ребята в госпитале просили.

П.П.С. Пока писала, выяснилось, что сегодня 6 июня – День журналиста. С праздником, друзья! Мирных сюжетов нам всем. Знаете, прям скучаю по новостям типа "сенсация – в харьковском зоопарке родился павлин-альбинос". :)

Вечірні новини з Ха сьогодні будуть жахливими.

Пряме влучання авіабомбою в величезний будівельний гіпермаркет.

Субота, там була купа людей.

Поки що пишуть про двох загиблих, одинадцять порвнених і "величезну кількість зниклих безвісті".

Горить п'ятнадцять тисяч квадратних метрів.

Над містом пливе густий чорний дим.

Фото ще публікувати не можна. Але повірте на слово, я все бачу з вікна.

Там справжнє пекло.

– Лену еще ищут. Пока нашли только четверть Лены.

Лена работала в типографии, сшивала обложки книг.
Российская ракета сегодня убила Лену прямо на рабочем месте и забрала жизнь шестерых ее коллег. Еще шестнадцать человек в этом цеху были ранены, половина из них тяжелые. Прямое попадание.

– Это зрелище не для слабонервных, – говорит мне по телефону Юля, – Кровь и пепел, и книги вперемешку с частями тел.

Всё, что происходит в Харькове – не для слабонервных, да. Только за сегодня по городу было десять ракетных ударов. Окна дрожали в нескольких районах города. У меня тоже.

Одна из ракет попала в полиграфический комплекс "Фактор-Друк". Это такая суперсовременная типография, в которой печатались книги практически всех украинских издательских домов.

Мой сборник тоже печатался там.

Я обожаю запах книг. Теперь, наверное, они всегда мне будут отдавать гарью и кровью.

Завтра в Харькове объявлен траур. Очередной.

Нет слов, нет сил, нет слез.

Жуткая эмоциональная усталость. И ненависть. Больше ничего не осталось.

Знаю собственника Фактора лично. Сергей Яковлевич, держитесь. Что еще сказать.

Давайте, завтра каждый купит книгу. Любую, которая печаталась в этой типографии. Так, хоть немного, поддержим её сотрудников.

Надо ли добавлять, что ни в том цеху, ни поблизости не было ни одного "военного объекта"? Наверное, уже не надо.

Больно. Но я не устану повторять – хер вам, а не Харьков.

У неділю возила мати до сина. На день народження. На кладовище. На алею Слави.

Артемчику повинно було виповнитися 26, але йому тепер назавжди 24 рочки.

Мати привезла хлопцю "його" сигарети і улюблене печиво. І свічки, і квіти. Так і сиділи. Палили, мовчали.

Якщо чесно, це нестерпно. Алея Слави на харківському 18-му цвинтарі стала морем, океаном, безоднею. Жовто-блакитні прапори тут здається не закінчуються.

Алею видно з траси, і безмежність її теж можна відчути не згортаючи. Але коли потрапляєш всередину, тут все по іншому відчувається.

Ось вони – справжні Герої. З іменами, прізвищами, світлинами.

Ось Андрій посміхається, в нього на руках безпородне цуценя. Фото зроблено десь в бліндажі. Мабуть це останню фото хлопця. Підпис на хресті "Дякуємо за те, що ми живі".

Дякую, Андрій.

Ось Сергій. Напис "з Україною в серці" і цифри: 2002 – 2022. Дитина. Ще вчора сидів за шкільною партою. Мабуть на передодні повномасштабної сперечався з батьками куди йому вступати – на економічний, чи до комп’ютерних наук.

Дякую, Сергій.

Денис, Ігор, Антоніна, Сашко, Степан, Валерій... Дякую.

Я ходжу вздовж чорних постаментів і читаю зворушливі слова, висічені на камені: "буду шукати тебе у безлічі світів, поки не знайду…".

Як це витримати?

На одному з пам’ятників прикріплена записка "Любий, в тебе народився син!".

Неможливо навіть поворухнутися біля цього білю. Застигла.

Господи, за що?!

Чи є відповідь бодай у когось в світі. Чому цей тридцятирічний батько ніколи не побачить своє дитя?

Так, він загинув на своїй землі, захищаючи свою вагітну жінку від російських танків, дронів, ракет, ґвалтівників, мародерів, вбивць, окупантів.

Але чого вони до нас вдерлися? Тому, що якась гидота просто ненавидить українців. І все.

Нема ніяких більше причин. Не існує. Гітлер ненавидив євреїв і палив їх у газових камерах. Путін ненавидить українців і знищує їх зброєю. Всіх. І військових, і цивільних.

Це просто неможливо осягнути у двадцять першому сторіччі.

Світ має прокинутися. Кожен повинен уявити, що він стоїть на величезному кладовищі і питає всесвіт: Як? Таке? Можливо?

З днем народження, Артем. Слава тобі, Герою. Вічна пам’ять.

Заехала сегодня в свой любимый цветочный магазин на проспекте героев Харькова. Думаю, электричество днём вырубят – я балкон приведу в порядок: окна помою, цветы вынесу, отростки пересажу наконец, а то корни уже километровые.

Весна же. Не смотря ни на что.

Девушка меня встречает на пороге, говорит: "Ой нет, что вы, бегониям рано еще на балкон, вон ночью до ноля обещают".

И мы стоим с ней в потрясающе пахнущем зале с садовыми розами и вместе смотрим погоду. Сирена завопила, переглянулись, молча перешли в отдел с удобрениями, подальше от окон, и обсуждаем выход драцены из зимней спячки.

Боже, как я люблю свой город.

Казалось бы, он такой большой, огромный, я в некоторых районах даже не была никогда. Но такой крохотный.

Бабулька на рынке мне недавно говорит: "Сьогодні сметана трохи кисленька, не така, як ви тоді брали".

Тоді – это в начале марта. Помнит.

На заправке, где мы оставляем машину, когда идем с Гектором в парк, все сотрудники знают какие я курю сигареты и какой люблю кофе. Добермана называют "наш красавчик пришел". И бегут гладить за ушком.

Это мой город.

С его междометиями "тю", "ля", "шо", которыми можно выразить весь спектр существующих эмоций.

С его бесконечными лавочками, которые если продать, то можно купить Монако.

С его легкой высокомерностью
– Не парк Шевченко, а САД Шевченко! (закатывает глаза).

С его "тремпелем", "баклажкой", "кульком", "судочком" – терминами, которые не понимают даже в соседней области.

Харьков.

Я научилась плавать в "речке-вонючке" на Салтовке и впервые сломала ногу, прыгая с самой низкой точки "канатки" на Павловом Поле.

Я выросла на "студняке", бегала на свидания "под градусник", фоткалась у "дистрофиков", которых приезжие называют памятником влюбленным.

Я знаю почему "горбатый мост" – горбатый!

Мой город. Сегодня он покалечен, обесточен, в некоторых районах обезвожен. Фанерные окна, бетонные блок-посты, хмурые лица.

Больно.

В последние дни его имя не сходит с первых полос изданий – "готовится наступление", "эксперименты с новыми бомбами", "эвакуируйтесь".

И вчерашний фрагмент из эфира кремлевских мерзавцев

– Стереть Харьков с лица земли!

Дядьки в студии одобрительно кивают.

Мне не страшно, нет, мне брезгливо. Будто педофил произносит имя твоего ребенка.

Я посажу бегонии на следующей неделе. Плевать на ваши "попытки дестабилизировать ситуацию и запугать население".

Хер вам, а не Харьков.

Як живе Харків після масованого ракетного обстрілу у п’ятницю.

Переважно в темряві.

Хоча, за все місто не впевнена, кажуть в деяких районах мешкають щасливчики, яким взагалі не вимикають ні світло, ні воду, ні зв’язок.

Брешуть мабуть.

В мене, як завжди, джекпот – нічого нема по вісім годин на добу. Цивілізацію врубають і вирубають рандомно, вгадати в яку мить це станеться неможливо. Особливо бадьорить коли ти в ліфті.

У домовому чатіку турботливо попереджають, що не можна користуватись зараз ліфтами: "Застрягнете і капець!" Це точно пишуть мешканці перших поверхів, бо вони гадки не мають, що справжній капець то – жити на сімнадцятому і тричі на день вигулювати собаку.

Від постійної крепатури я вже трохи кульгаю. Якщо бачите у Харкові кульгавих людей, то це ми – ваші сусіди з верхніх поверхів, володарі прекрасних краєвидів з вікна, хай їм грець.

Так що, коли ліфт працює я в нього сідаю. І молюся.

Ще із кумедного. Коли зв’язок вирубають по вулицях тепер їздить поліцейська автівка і в гучномовець повідомляє про повітряну тривогу.

Суворі такі

– Негайно пройдіть в найближче укриття!

У нас по району вже гуляє легенда про бабцю, яка зупинила ту автівку і спитала у хлопців, де є то найближче укриття.

Кажуть поліціянти розгубилися. Бо до метро бабціними кроками хвилин тридцять, до відбою як раз дочухає, а більше поруч нічого і нема.

Я не сварюся, я посміхаюся. Люблю своє місто.

Вчора захожу в зоомагазин за кормом Кірі, там суцільна темрява і такі світлячки снують туди-сюди. Це покупці з ліхтариками. І хлопець продавець диригує: "Ліворуч для котів. Далі. Ще далі. Ні, ні туди, там хом’як"!

Ну смішно ж.

А може ми просто плакати вже втомилися.

П.С. Коли з’явиться цей допис, то означатиме, що нам дали світло. Хоча ні – "електрику", бо світло в нас ніколи не зникає.

Харьков 22 марта 2024 года.

Привет, дневник.

Проснулась сегодня около пяти утра. Первый взрыв был такой мощный, что, казалось, меня подбросило вместе с кроватью. Доберман мгновенно рванул в ванную, птица громко захлопала крыльями в вольере.

Началось.

Удивительно, но на одиночные ракеты мои животные так не реагируют. Переполох в доме начинается только тогда, когда атака будет адской. Или, как принято говорить, – масштабной.

Я встала, включила вытяжку на кухне и закурила.

Вторая, третья, четвертая...

Нет страха, нет паники, нет даже ненависти. Пустота.
Нет никаких чувств, только ощущения – взрывная волна пронизывает тело.

Где-то на пятой ракете вытяжка издала последний протяжны гул. Электричество исчезло. Проверила краны – воды нет. Батареи остыли минут за пятнадцать.
Ленты ТГ каналов перестали обновляться. Все сообщения в моем телефоне зависли на отметке 5.07 утра.

Шестая, седьмая, восьмая…

На двенадцатой я перестала считать.
Села рядом с Гектором на пол в ванне, глажу перепуганную морду
– Всё хорошо, малыш, всё хорошо, я рядом.
Вышла к Кирюхе на балкон. Птица на нервах принялась выщипывать себе перья на груди.
– Всё хорошо, моя девочка, всё хорошо, я рядом.

Из окна 17-го этажа видны вспышки пламени по всему горизонту. Слышен свист летящих ракет и треск «шахедов».
Около шести утра вроде затихло. Я залезла в кровать и укрылась одеялом.

Связи нет, воды нет, электричества нет. Что в Украине не представляю. Куда прилетело, есть ли жертвы – ничего не знаю.

П.С. Когда опубликуется пост тоже не знаю. Сейчас около десяти утра, я вышла гулять с собакой, возможно телефон поймает 4дж, у меня осталось 17% зарядки Лифты не работают. Светофоры не работают. На заправках очереди. У банкоматов очереди. Видела человек десять с чемоданами, грузятся в машины.

Последнее письмо в Россию.

Здравствуй, Оля.

Два года не списывались. Твоё сообщение так и висит не отвеченным:

– Перестань мне эти картинки слать, я в них не верю.

”Эти картинки“ – хвосты русских ракет, которые торчали в асфальте перед мом харьковским подъездом. В первый день весны две тысячи двадцать второго года.

Не переживай, Оль, больше ничего слать не буду.

Таких ”картинок“, снятых на мобильные телефоны, теперь – миллионы. А еще есть фильмы, книги, расследования, прямые трансляции, статьи экспертов и аналитиков на всех языках мира.

Знаю – ты ”такое“ не читаешь. Не твоя война, не твоя страна, не твоя боль. И вообще ”пусть политики сами разбираются”.

Переубеждать не стану. Сил уже нет, да и смысла.

Я вот чего пишу, Оль.

Увидела сегодня в тик-токе твое видео с красивым тортом ”ура совершеннолетний!”. Слушай, как время летит. Я твоего малого помню беззубым первоклашкой, смешной такой был.

Ты на этом видео такая счастливая.

Думаю, в последний раз. С завтрашнего дня эта война станет твоей, персональной.

Ты резко повзрослеешь, постареешь даже. Вряд ли станешь интересоваться историей и географией, но точно узнаешь расписание работы военкоматов и перепишешь телефоны минобороны. Обязательно будешь трясти повесткой и вопрошать куда-то в небо

– Почему мой? Как же так!?

Ну, может быть не завтра. С понедельника.

Сразу после ”выборов”.

Ты на прошлые штук пять, кажется, не ходила. Статус молчаливой соучастницы он попроще да, согласна. На эти пойдешь, Оль, заставят.

В эту пятницу твоя ”галочка” в бюллетене станет кровавой распиской: ”Я убила своего сына”.

Когда рыдать над гробом будешь, вспоминай об этом.

Гуляємо тільки що у темному парку, освітлення там з початку великої війни не вмикали.

Ми, собачники, зазвичай збираємось на галявині й кожен свій ліхтарик вішає на тополю. І гарно так виходить, казково навіть.

Але, якщо якийсь собака залишає периметр світла, то автоматично перетворюється на ледве помітну пляму.

Чорний Гектор взагалі розчиняється в темряві. Пес-невидимка.

Тому з нашого п’ятачка постійно лунають кумедні крики, типу: "Вишня, ти де?", чи "Кокс, а ну повертайся!".

Розумію людей, які оминають нашу чудернацьку галявину і про всяк випадок тримаються ближче до центральних алей парку.

І ось привели сьогодні вперше песика на ім’я Люцик. Ну так його принаймні кликав власник, поки пес був поруч.

Мила така дворняжка з притулку. Худий, рудий, радісний. Розміром десь по коліно доберману.

Поки ми жваво обговорювали протести польських фермерів, Люцик зник з радарів.

– Люцик, Люцик, – нема Люцика.

Власник, хлопчина років сімнадцяти, розхвилювався і став кликати собаку повним ім’ям.

– ЛЮЦИФЕР! – Гучно закричав він у темряву.

У нас істерика.

Зазвичай собачники то є люди з величезною емпатією. Але не цього разу. Тут собака пропала, а ми регочім, не можемо зупинитись.

Бачили б ви того диявола.

Нє, ну пішли шукати, звісно. Але все одно хіхікали.

Уявляю собі цю картину збоку перехожих. Бігає по парку зграя неадекватів і кличе сатану, вибач господи.

Знайшли ми Люцифера біля сміттєвого бака.

Досі ржу.

Детективные истории, особенно в сериалах, часто начинаются с того, что собачник находит труп.

Кинематографическое клише не лишено логики. Кого еще может занести в лесопосадку январским ранним утром в минус десять? Только счастливого обладателя добермана, например.

Мы первыми видим все тайны предыдущей ночи. Чаще всего – это бутылки, окурки, шприцы. Иногда – забытые куртки, майки, ботинки, босоножки – в зависимости от сезона.
Однажды я нашла портфель с учебниками за десятый класс. Отнесла в школу, успела к первому уроку.

Кучку документов сегодня утром я увидела сразу. Валялись просто на снегу – паспорт, банковские карты, какие-то записки, проездной. Гектор равнодушно пробежал мимо, а я запереживала. Вдруг это место преступления?

Любила, каюсь, в юности Конан Дойла.

Набрала 102.

– Екстрена служба, слухаю вас, що трапилось!?

Честно отвечаю, что у меня мол ничего экстренного, нашла чужие документы в лесопосадке. Что делать?

Барышня переключила меня на "харьковскую линию" и велела ждать. Я ждала.

Харьковская линия подробно расспросила, где мы находимся, а еще ФИО, год рождения, род занятий. Пообещала, что ближайший патрульный мне перезвонит.

Мы с Гектором стали ходить кругами вокруг находки. Бдели. Чтобы никто не затоптал возможные улики.

Пятнадцать минут, двадцать, сорок. Замерзли.

Доберман заныл: "Мам, ну его, пошли уже домой, кушать".

Но мать законопослушна до глухоты. Ходим.

Спустя почти час снова набирает меня "харьковская линия".

– Вибачте, а не могли б ви відвести свою знахідку у райвідділок самостійно? У віконце постукайте, бо вони ще зачинені. Треба буде там пояснювальну записку написати.

– Як? Зібрати все з землі? Я ж не торкалась нічого, бо це, можливо, місце злочину!

– Ой, не вигадуйте, – барышня говорит, – Який там злочін.

Ну что, собрала заледенелые бумаги, забила в навигатор адрес райотдела, поехали.

Приезжаем, никаких вывесок и опознавательных знаков. Стучусь во все окна. Представляю, как это со стороны выглядело – неадекватная тетка с доберманом ломится к жителям первых этажей. Райотдел в жилом доме.

Никто мне не открыл. Но мы, харьковцы, не сдаемся. Блестящая идея – отвезу бумаги в ЦНАП!

Шел третий час нашей утренней прогулки.

В ЦНАПе, на входе, два охранника синхронно замахали головами

– Не, не, не мы не можем взять, вы что, не положено.

Я чуть не в слезы. Говорю, посоветуйте что-делать?

– А не надо было их поднимать – съехидничал первый. Второй оказался добрым человеком, и мы вместе стали рассматривать оттаявшие, мокрые бумажки.

Обладателем паспорта оказался мужчина 1951 года рождения. Среди прочего, нашелся листок, на котором аккуратным почерком были написаны цифры.

– Это номера телефонов, – справедливо предположил добрый охранник.

Точно. Моя мама тоже носила в паспорте такой листок, с неподписанными номерами близких.

Первые два адресата не взяли трубку. Злой охранник не преминул прокомментировать длинные гудки: "Да, этот дед точно уже труп".

Но с третьего раза я дозвонилась.

– Мы разыскиваем Александра Ивановича.
– Это я, – ответил уставший голос.

Договорились встретиться сегодня возле госпиталя, я как раз везу хлопцам лимоны.

Из райотдела мне больше не звонили. Хорошо, что Александр Иванович оказался живой и, надеюсь, просто потерял свои документы.

Детективные истории обычно заканчиваются хорошо, добро побеждает.