Недавно обсуждал с двумя коллегами (не одновременно, а последовательно) современные форматы образования и судьбу классических лекций. Первый выступал за то, что классические лекции перестают иметь смысл, так как информации сегодня хоть отбавляй и можно спокойно заменять лекции перевернутыми классами: студентам можно давать задание прочесть какие-то тексты заранее, на самом занятии найти дополнительную информацию самостоятельно, а потом представить результат работы друг другу.

Другой мой коллега настаивал, что формат старой университетской лекции незаменим, и его отменять нельзя, так как студентам просто нужно для начала поставить чуйку на информацию, чтобы они отличали шлак от жемчужины. Выслушав обоих, не знал, с кем согласиться, и решил опробовать на одном из занятий формат перевернутого класса по примеру того, как это делает на занятиях первый мой коллега.

Честно говоря, я был очень расстроен результатом. В качестве опорного материала я давал на дом текст к прочтению, очень простой. Но речь шла о втором курсе со студентами, которых вообще мало учат читать научную литературу (конечно, нонсенс, но что имеем, то имеем). Создалось впечатление, что текст ребята вообще не видели. И в итоге вместо того, чтобы отталкиваться от текста, ребята быстренько нашли в интернете ответы на предложенные мной вопросы по теме. При этом понятно, что, поскольку текст ими не был заранее прочитан и отрефлексирован, они скорее предложили перечисление информации, найденной в интернете, чем поняли ее и перевели в отрефлексированное знание, которое могли бы как-то использовать. Зато сработали быстро и много информации выдали.

В общем, я думаю, что этот мой кейс и ориентация моего коллеги на отход от лекционного формата хорошо свидетельствует о трансформациях современного образования. Нам говорят: «информации так много, что лекция не нужна, студенты сами должны отбирать информацию». Так вот проблема как раз и заключается в том, что современное общество позднего модерна не видит в лекциях ничего кроме передачи информации, и вообще к любому знанию относится как к информации. И, действительно, хорошая лекция — это не лекция, в которой много информации. Хорошая лекция — лекция, насыщенная нарративом и опытом. Хорошая лекция не перечисляет факты и единицы информации, она повествует: она создает единый нарратив, в котором факты обретают смысл. Задача лекции — не пронестись через как можно большее число информации, фактов, подходов и теорий, а испытать их, сделать частью своего осмысленного опыта. В этом смысле хорошая лекция вполне может специально опускать какие-то факты, пропускать их, если они не встраиваются в общую канву, не дают что-то понять (разумеется, задачей студентов как раз и будет в конечном счете развить свой нарратив, который будет полнее, при этом не будет переусложненным, но это уже задача максимум). Задача лекции не в том, чтобы принять как можно больше фактов к сведению , а познать их, сделать частью себя, при-своить.

И, надо сказать, что когда это же задание предлагалось другим студентам, у которых как раз уже было куда больше предварительного релевантного опыта, они как раз выдавали куда более осмысленные ответы. В общем, все это не означает, что перевернутые классы и прочие новшества в образовании — зло, с которым надо бороться. Это просто означает, что позднесовременный императив «найти как можно больше информации и как можно быстрее» в образовании должен подчиняться императиву «выслушай наставления наставника, раздели с ним опыт, а затем повтори». То есть сначала лекция, потом совместное практическое занятие с обсуждением специально подобранных материалов, а потом перевернутый класс, а не наоборот. Мы никогда не уйдем от костра, у которого друг другу рассказывают истории. Без этого костра мы утратим самих себя.

#образование #нарративы

В эту пятницу будем говорить о Бён-Чхоль Хане в Электротеатре «Станиславский»!

Всех любителей современной философии приглашаем 27 сентября на встречу, посвященную философии Бён-Чхоль Хана, которую мы организуем среди уютного авангарда электротеатра «Станиславский».

Команда издательского проекта «Лёд» вместе с переводчиками книг Бён-Чхоль Хана на русский язык Станиславом Мухамеджановым и Алексеем Салиным, а также философом Александром Ветушинским расскажут, чем философия Бён-Чхоль Хана интересна новым поколениям, на какие вопросы и вызовы отвечают его книги, не наступил ли окончательный апокалипсис нарративов и как жить в обществе усталости.

Ждём вас всех 27 сентября в 18:00 по адресу Тверская, 23 и просим зарегистрироваться на мероприятие по ссылке: https://electrotheatre.timepad.ru/event/3038115/

Если вы не знаете, чем заняться в пятницу и хотите поговорить/послушать о книгах Бен-Чхоль Хана, то у вас есть хорошая возможность сходить в Электротеатр «Станиславский». Заодно повидаемся!

New Yorker провозгласил Бён-Чхоль Хана любимым философом на просторах интернета, о чем уже рассказали Философия сегодня и проект Лед. Автор статьи отмечает, что стиль работ Хана прекрасно вписывается в структуру внимания и хайпа, свойственную для современного цифрового общества, бомбардирующего пользователя миллионами линков, инфоповодов и так далее. Он будто специально пишет книги в афористической форме брошюр, чтобы привлекать внимание читателя броскими тезисами, не давая ему заскучать. Любопытно, что в свое время я уже писал об этом в послесловии к своему переводу «Агонии эроса»:

В связи с этим стиль письма Бён-Чхоль Хана оказывается амбивалентным. С одной стороны, он полностью соответствует структуре внимания, которую сам он критикует. С другой стороны, не пытается ли он тем самым, подстраиваясь под форму общества достижений, разыграть прием троянского коня? Вполне возможно, он пытается, подманив читателя лаконичностью и перенасыщенностью своего письма, предложить ему нечто такое, чего тот никогда не ожидал, что погрузит его в созерцательный покой, диаметрально противоположный гипервниманию общества достижений. В этом смысле, возможно, Хан пытается создать такую книгу, которая сама станет атопическим Другим и вызовет у читателя своего рода эротическое влечение. Удастся ему это или нет, как я думаю, будет зависеть от каждого конкретного читателя. Очевидно, что на профессиональных философов это будет иметь меньшее воздействие, чем на широкую публику: первые, кажется, привыкли находить время для созерцательного покоя, держа в руках куда более пространные и толстые книги, а вот для второй подобная точечная инъекция может служить хорошим началом для переоценки своих ценностей.
Полностью послесловие можно прочитать тут. А вообще очень рад, что мне посчастливилось познакомить русскоязычного читателя с работами Хана. Он, без сомнения, уже сильно на меня повлиял. Следующим ходом, конечно, стоит подумать о развитии его политических ходов, особенно в связи с критикой деятельной жизни Ханны Арендт. Мне кажется, его выбор в пользу отрешенности позднего Хайдеггера сам по себе не позволяет выйти к синтезу действия и созерцания, к которому он стремится. Лесные тропы остаются слишком созерцательными и не дают точного политического кредо, по факту оставаясь способом Хайдеггера уйти от политической борьбы, в которой он проиграл, сняв с себя ответственность за это поражение.