Месяц назад я начал преподавать академический рисунок, а также разные разновидности графики одному парню с синдромом аутизма. Меня не устраивало то, как с ним работали раньше. И после того, как он перешел под мой присмотр, я заметил, что он не может понять, каким образом объекты в рисунке существуют между собой. Грубо говоря, он имитировал предметы без представления того, как они работают - объект на листе это не объект, а краски или любые другие материалы, которые повторяют форму объекта.

Карло Зиннели родился в Италии в 1916 году. С ранних лет был вынужден работать на ферме, а из родных у него был только отец работающий плотником. Позже он стал учеником мясника. В годы Второй Мировой войны, несмотря на психическое заболевание, попал в армию, где окончательно сошел с ума. Зиннели отправился на гражданку после случая, когда он пытался застрелить собственного командира.

После войны, был определен в психиатрическую клинику. И нужно понимать, что в условиях проигравшей Италии конца сороковых годов, никому даже в голову не пришло бы заботиться о комфортном лечении бальных; к тем более, если учитывать расположение больницы в провинциальном городе. В палате находились около 80-ти пациентов. Наблюдалось серьезное нарушение дисциплинарных норм, а также нехватка медикаментов и финансирования.

Примерно в то время начало активно развиваться течение в истории изобразительного искусства - арт брют; оно же искусство аутсайдеров. Коллекционеры на волне популярности фрейдизма, а также в момент, когда стало уже четко понятно, что требования времени не соотносятся с академической традицией, отыскивали душевнобольных или социально ограниченных людей для дальнейшего творчества. Среди таких художников была и привычная интеллигенция, которая понимая всю искренность и естественность данного изобразительного течения, пыталась работать в том же стиле.

В один день, когда Карло Зиннели находясь вместе с группой во дворе психиатрической больницы рисовал на стенах обломком кирпича, приехал скульптор Микели Нобели. Нашему начинающему художнику в тот же день предложили творить вместе с еще такими же пациентами, в размере двадцати человек.

Как отмечал психиатр Марио Марини, Зиннели практически с первых своих работ погрузился в свое новое увлечение. За годы лечения, по разным оценкам, он нарисовал от полутора тысяч работ до трех тысяч. И по началу действительно данный вид творчества, который сегодня бы мы назвали арт-терапией, шел на пользу пациенту. Однако позже Марини в своем отчете напишет: Его работы стали не терапией, а активизацией безумия.

Он, возможно бессознательно, постоянно рефлексировал над своим тяжелым прошлым в стенах дома и полях сражений. Так же, как мой ученик, он замечал многие детали по отдельности, однако понять, по какому принципу взаимодействует реальный мир Зиннели не мог. В его работах можно заметить огромное количество разбросанных неразборчивых надписей. Их неразборчивость не удел почерка или плохого разрешения - это имитация текста. На его работах нет ни одного нормального, в нашем понимании, слова. То же самое с нотами, которые, в том числе присутствуют на полотнах.

Интересная заметка насчет использования коллажной техники. На работе №1 расклеены части из-под пачки сигарет. В ход шло практически все: упаковки из-под еды, вырезки из газет, открытки и фотографии. Это снова легко объясняется степенью не вовлеченности в академическую традицию.

Из примера Зиннели, напрашивается крайне закономерный вопрос о том, можно ли в серьез воспринимать и анализировать работы таких творцов? Ответ прост - можно; я же это делаю. Для этого нужно как минимум перестать дрочить на образ «великого художника», которого мы создали сами и всегда держать в голове тот факт, что в действительности художник никому и ничего не должен, в отличии, к слову, от дизайнера.

holodeц