Перевел очень милый текст Александра Теру — о соперничестве с Полом, да и вообще о братьях-соперниках из самых разных эпох, о прогулках с отцом по литературным местам Новой Англии, и о том, как тяга к писательству, если не сам стиль, зарождается еще детстве.

Среди огромного количества книг о цветах, от классических работ Гете или Витгенштейна до популярной серии штудий Мишеля Пастуро или «Хромы» Дерека Джармена, синий сильнее всего волнует и исследователей, и, что любопытней, хороших прозаиков. Эссе о синем цвете открывает книгу Александра Теру «Первичные цвета»; Уильям Гэсс написал небольшую книжку «О том, что значить быть синим», чьи художественные достоинства даже вдохновили Пола Уэста на пламенную речь в защиту пурпурной прозы; у Мэгги Нельсон есть очень личные «Синеты», переведенные на русский язык. А через год после публикации книги Нельсон, на сайте Triple Canopy вышло микроскопическое коллажное эссе «Тридцать шесть оттенков прусской сини» Джошуа Коэна, посвященное траектории этого пигмента в «химии, живописи, фотографии, промышленности, войне, Холокосте и ядерном терроризме». Стоит ли говорить, что в Европе романы Коэна выходят под полностью синими обложками издательства Fitzcarraldo Press?

Небольшую серию постов о Новом Чучхе делал канал discarded. Кажется, больше упоминаний на русском этого автора и не было.

А вот кусочек из эссе Элиота Уайнбергера о Лафлине (можно прочесть в лимбаховском сборнике Бумажные тигры):

«Лафлин был последним ветераном «революции слова», человеком не только принимавшим в ней участие, но и лично знавшим корифеев модернизма. Он менял проколотые шины Гертруде Стайн, он опознал Дилана Томаса в морге, переслал балетные туфли жене Селина после войны, его спас от падения со скалы сачок Набокова, он оплачивал обитель Делмора Шварца и адвокатов Паунда, он похищал Мертона из монастыря, чтобы напиться, путешествовал на мулах с Рексротом, пил чай с Эллиотом. Он прожил от Первой Мировой Войны до Первой Мировой Сети, — восемьдесят непомерных лет, которые хотел бы прожить каждый писатель.

Он стеснялся роста, внезапно исчезал на собственном высокогорном курорте, чтобы покататься на лыжах, он был одержим идеей призрачных двойников, а, меж тем, имел нескольких, не уступавших в размерах. Его манеры отдаленно напоминали поведение Джорджа Буша, его библиотека была воплощением хаоса (он прочел ее всю).

Он питал странную страсть к Индии, был атлетом и ипохондриком, он послал Клинтону — которого называл «Смайлик» — паундовскую «Азбуку Экономики» в качестве инаугурационного подарка, он был гедонистом и меланхоликом, на него непрестанно жаловались и те, кого он публиковал, и те, к кому он не снисходил; на его лугах в Коннектикуте паслись овцы».