Коинсидентальная пирамида [1/2]

Вся система коинсидентальной философии может быть представлена как пирамида, состаящая из четырех (само собой) уровней. При этом, как и предполагается структурой пирамиды, нижние уровни держат на себе верхние и с них все начинается - однако существуют они именно для этого удерживания, и именно верхние уровни определяют смысл, то есть в конечном итоге саму реальность, нижних. Слон не устоит без черепахи, но черепаха ничто иное, как страшный лед под ногами слона.

Первый из этих уровней - феноменологический. Коинсидентология прежде всего имеет дело с опытом, это не теология и не спекулятивная теория. Речь идет о том, чтобы взаимодействовать с тем, что дает себя - и так, как оно дает себя.
При этом, конечно, определяющим является это "так как". Продолжая линию Мерло-Понти и Лингиса, коинсидентальная философия исходит из того, что подлинным характером дающего себя является его свойство приставать и чего-то требовать. Феномены не даны в пассивном созерцании: они нападают, захватывают, тянут и теребят (в основном и прежде всего теребят).

Куда и к чему они нас тянут? Здесь происходит переход ко второму уровню пирамиды - уровню диалектики. Для всей этой феноменологической линии Мерло-Понти "приставание" феномена носит характер триггера ведущего к разрешению: творческому усилию, увенчивающемуся гармоничным восприятием ("воспринять любой объект то же, что создать гениальную симфонию"). Однако в реальности феномены не просто тянут - они тянут в разные стороны. Стол и дерево - не только подталкивают к разрешению ситуации от бремени: они требуют разрешения от бремени в разных направлениях, играют за противоположные партии, и партии эти находятся в состоянии непримиримого конфликта.

Собственно, здесь мы все еще находися на почве феноменологии. Не замечать, что теребящие и требующие феномены находятся в состоянии бекоснечной войны всех против всех можно только отгораживая себя от реальности той или иной естественной установкой "здравого смысла" или системы человеческой безопасности (да, именно на этом участке феноменологический черепахи располагается вся теория гиперверия и прочая магическая война Н. Ланда и группы товарищей).
Диалектический же уровень начинается с понимания: в этой данной множественности противостояний может быть выявлен основной конфликт, проложены два русла, в которые будут стекаться множественные ручейки пристающих и теребящих феноменов. Почва реальности в ее изначальной данности всегда заболочена - но она требует от нас усилия по осущению этого болота. Это мелиорация - уже результат нашей активности, и, собственно, условие для вообще любой активности . Без диалектического утверждения реальности конфлитка мы навсегда будем взянуть в болоте "каждый за себя, и только субъект против всех".

Все языки отвратительны, иностранные в особенности. Сам факт существования множественности языков - очевидный результат того, что что-то пошло не так (Вавилон), ошибка, которую следует устранить.

«Бедные-несчастные», конечно, идеологическое кино в чистом виде, причем совсем не только потому, что это очередной фильм про то как женщины всех победили. «Бедные-несчастные» - рафинированный и очищенный образец идеологии резонанса, причем резонанса эпохи восстания трангсресии. Именно подавление этого восстания является главной целью фильма и главным его эффектом: трансгрессивное содержание (начиная от вивисекций и полостных операций и продолжая демонстративным нежеланием главной героини вести себя согласно «правилам хорошего общества) оказывается обрамленным «чистой эстетикой» резонанса: множественными мирами, между которыми героиня перемещается, и которые, будучи взаимно несовместимыми, все же удерживаются вместе некоторого рода «единством стиля» (нельзя не признать, довольно впечатляющим). Это обрамление в конечном итоге приводит к тому, что и содержательная трансгрессия ретушируется, приглушается и модфицируется в нечто безобидное и одомашеннное - примерно как блеющий и жующий травку генерал-садист. Генерал этот, впрочем, лишь отеняет трансформацию главной героиней: все ее сексуально-трангсрессивные приключения оказываются лишь ступенями лестницы, ведущими к ангелоподобному и почти бесполому сестринскому сообществу, где улучшение человеческой природы сводится к нейтрализации всего чрезмерного и угрожающего, изуродованный шрамами ученый-маньяк уступает место плюшевому и безопасному ученику, а излечение всегда означает умение ловить и кидать отскакивающий мячик.

Репрессивные механизмы Резонанса и Трансгрессии являются антагонистическим отражением того, что для каждого из этих онто-экономических механизмов представляется высшим благом и ультимативной реальностью. Всякая репрессия и наказание - это уменьшение меры существования. Поскольку для мира трансгрессии существовать означает “выходить за пределы”, главным наказанием для существующего в этом мире будет лишение возможности выхода, то есть лишение свободы. Это вся машина тюремного заключения с системой лагерей как высшей точкой. А для мира резонанса существовать означает связывать несвязанные между собой миры. Поэтому здесь главным наказанием будет отказ в доступе к взаимно несовместимым мирам - то есть отказ в коммуникации, кэнселинг и санкции.

Можно, конечно, возразить, что и в том, и в другом случае речь идет об изоляции. Однако такое возражение основывается на абстракции, сосредотачивающейся лишь на результате и упускающей самое важное - имеющие жестово-пластический характер реальные средства функционирования механизмов “лишения существования”. Показательно для отношений резонанса и трансгрессии также и то, что репрессивная машина противникика присутствует в каждом из этих миров, но в виде своего рода “материалистического бессознательного” - то есть не того, что открыто провозглашается как цель наказания, а то, что к нему негласно присоединяется в качестве как будто случайного последствия. Управляющая лагерной жизнью система “зашквара” представляет из себя тотемно-табуистическую изнанку машины санкций, в основе которой, в конечном итоге, и лежит именно запрет на “прикоснвоению”, подачу руки. Подавший и прикоснувшийся становится “носителем нечистоты” («репутационный ущерб»). А побочным следствием механизма кэнселинга и резонанса, в отличие от провозглошаемого “изгнания из общества приличных людей”, является тотальное лишение возможности выхода куда бы то ни было (закрытие границ и лишение средств передвижения).

[2]. В целом же, смерть и смех во многом близки друг другу - и, возможно, смех это именно вовремя остановленная смерть. Думаю, сегодня самое время выпустить на свободу смех Ленина, экстрагированный благодаря работе ленинградского крыла коинсиденатльного движения.

Боги, как известно, знают будущее, люди настоящее, а мудрецы - предстоящее. Философия, следовательно, как любовь к мудрости, это любовь к предстоящему, то есть к тому, что уже вошло в реальность, но стоит у самого входа, и само не знает, как о себе сказать и заявить. Такова специфическая область знания, которой заинмается философ, и которая отличает его как от художников и пророков, имеющих дело с будущим, так и от ученых и идеологов, занимающихся настоящим.

Иными словами, философия - это наука о наступающем. Как выявить это наступающее, как найти его, как дать этому «корчащемуся безъязыкому» сказать о себе - это ее основной вопрос, и именно он определяет расхождения между различными школами и направлениями. Объединяет же их всех любовь к наступающему. И именно эта любовь является единственным критерием подлинно философского.

Настоящее нынешнего момента - это тотальное проитвостояние трансгрессии и резонанса, двух способов имманентизации невозможного. Однако его наступающее, то, что входит в мир вместе с этим противостоянием, то, что дает трансгрессии силу и оправдывает ее восстание, уже не относится к миру невозможного. Вместе с восстанием трансгрессии в мир входит человек прояснения. Этот тип существования, пытающийся заявить о себе на протяжении вот уже двухсот лет, от Вильгельма Мейстера и до героев советского кино 70ых, но способный удерживать себя лишь как тень и как фикция, теперь претендует на то, чтобы стать реальностью. И, думаю, 2024 год может стать для этого вхождения прояснения в реальность существенным и ключевым моментом.

Так что всех с наступающим!

Один из фундаментальных типов наших отношений с субстанцией может быть охарактеризован как подтягивание. Реальности свойственно сползать - как сползает повязка или недостаточно хорошо подогнанная одежда. Подтягивание является обратным по отношению к этому сползанию действием. (При этом, конечно, надо отметить отдельно, что само состояние “подтянутости” существует только в режиме ретроактивной темпоральности, и появляется как “всегда бывшее” после осуществления подтягивающего действия.)

В этом отношении философия Делеза во всем ее объеме является именно философией “съехавшей реальности” (то есть истинной артикуляцией самого по себе не адекватного состояния). Здесь есть все, что нужно - но рукава на месте штанин, штанины вообще никуда не умещаются и стелятся по полу, а на то, что сверху, ткани не хватило, поэтому его как бы и вообще нет (или, точнее, оно присутствует только как “избыток”, который одновременно и “нехватка”).Но именно эта философия, поскольку она артикулирует “сползшую реальность”, выявляет также те участки ткани за которые можно ухватиться, для того, чтобы сползшую одежду подтянуть.

У этого материалистического понимания подтягивания есть также и важный коррелят: подтягивание может означать подтягивание отстающего ученика (интересен и не случаен навязчивый характер этого сюжета в советских фильмах про школу). Делез - именно такой ученик, но его вины в этом нет: он таков, поскольку такова реальность. Делез - капитан философов, но ему необходио по дружески напомнить о необходимости подтянуться.

Коинсидентальная философия осуществляет действия подтягивания абсолюта: совпадения это те завязки и крючки, на которые может быть подцеплена и пристегнута реальность - чтобы не сползала.