Так почему все же философия?

Кто бы знал, как долго я не решалась начать писать этот текст: будто слишком личное вытаскиваешь откуда-то из кулуаров сознания и протягиваешь на виртуальной ладошке анонимной публике. Занятие, напоминающее диджитализированный ментальный эксгибиционизм. Однако вопрос этот задается настолько часто, что, кажется, я уже не в силах отвечать каждому в отдельности.

Все началось с бессонницы. Поразительно сильной, такой, что заснуть не получалось несколько ночей подряд. Я часами лежала, уставив взгляд в потолок спальни или наблюдая за тем, как в окне на фоне молочно-сиреневого неба медленно восходит и закатывается луна. Время тянулось мучительно долго, а от общей усталости читать обычные книги уже не получалось - строчки попросту сливались в матовый алфавитный хаос. В попытках отключить поток спутанных мыслей и приглушить чувство безысходности, я листала аудиокниги в ленте рандомного паблика Вконтакте, выбирая самые скучные описания, пробегая глазами аннотацию за аннотацией. На посте о Критике чистого разума Канта я буквально чуть не провалилась в сумерки подсознания - настолько убого и безлико это было написано. Буквально квинтэссенция уныния.

Начала слушать это недоразумение и… Так и не смогла заснуть. И не спала еще много дней, читая и поражаясь тому, что кто-то наконец-то задал те вопросы, которые я сама себе задавала. Озвучил мысли, которые и так перманентно крутились в моей голове. Идеи, которые никто из моего окружения не высказывал. Ничего более логичного, элегантного и прекрасного я в жизни не встречала. Мне тогда было около четырнадцати. И с тех пор я читала практически исключительно философские тексты. Все подряд, в хаотичном порядке. Ницше и Хайдеггера, Бодрийяра и Платона, Бэкона, Декарта и многих, многих других. Разглядывание калейдоскопа их аргументов стало моим любимым занятиям и я настолько глубоко в него погрузилась, что сейчас даже немного жалею, что не помню собственных суждений “до” - настолько это сформировало мое мышление.

Философия - наиболее универсальная система знания. Думаю, она является прямым отражением когнитивного устройства человека как представителя своего вида. Именно благодаря ее инструментарию стало возможным развитие всех остальных наук. И я не представляю свою жизнь без философии.

Теперь вы знаете, почему.

Сравнительная литература - то, ради чего я просыпаюсь по утрам. Это - и еще философия. Думаю, каждый, кто хоть раз разговаривал со мной, знает: один неосторожный шаг в процессе диалога - и вот вы уже слушаете спонтанную мини-лекцию на рандомную тему, так или иначе связанную с этими дисциплинами.

Особенно привлекательными мне кажутся небольшие параллели сюжетов (которых, как мы знаем благодаря бессмертному Борхесу и его сборнику «Золото тигров», в целом всего четыре на всю мировую литературу). Но я обожаю еще более детальные совпадения.
Вот, к примеру: вы помните «Му-му» Тургенева?.. Этот рассказ однажды оставил настолько глубокий порез на моем сердце, что я, вероятно, никогда не решусь прочитать его вновь. И сейчас, если я упоминаю при своих американских друзьях, что в России мы изучаем такой текст примерно в 10-11 лет - те испуганно отшатываются и недоверчиво глядят на меня, спрашивая, чем же обусловлен этот странный выбор.

А тем временем, в 1851-52 годах (ровно в тот момент, когда был написан рассказ Тургенева, напечатанный лишь на два года позже в журнале «Современник») в США публикуется культовая книга Гарриет Битчер-Стоу «Хижина Дяди Тома», ставшая не только фундаментом аболиционистского пласта американской литературы (и, в качестве антагонистического тренда - Анти-Том литературы или литературы плантаций, оправдывающей и превозносившей рабство), но и предвестником (а может, одной из причин?) Гражданской войны в США. А еще - второй самой продаваемой в Америке книгой в 19 веке (сразу после Библии).

Так же, как и «Му-му», фабула была основана на реальных событиях: после многочисленных обвинений в клевете со стороны оскорбленных жителей Юга, Битчер-Стоу публикует «Ключ от Хижины Дяди Тома» - сборник документальных подтверждений описанных ею историй. И точно так же на одной их первых страниц запечатлен эпизод, где хозяин приказывает своему рабу утопить собаку, с той лишь разницей, что последний отказывается это делать и американский плантатор самостоятельно забрасывает песика Бруно камнями, пока тот не захлебнется, а затем избивает раба палками за непослушание.

Так вот, возвращаясь к выбору литературы. В России крепостное право формально отменили в 1861 году, в США - в 1862, если считать от подписания Линкольном соответствующего указа, или 1865, если считать от Тринадцатой поправки к Конституции, ставшей одним из итогов Гражданской войны. (Кстати, Россия поддержала тогда Север из-за политики в отношении рабства. Но и, конечно, чтобы позлить англичан). После этого Америку ждало убийство Линкольна и почти век сегрегации, а Россию - Александра II и… Впрочем, вы и сами знаете. Но сейчас, кажется, можно уже и не вспоминать об этом так часто. Или?..

Работая в сфере международного права, я не могла не заметить, с какой скоростью растет коэффициент современного рабства и как все более популярной становится торговля людьми. Про параллельное стремительное исчезновение среднего класса вместе с развитием surveillance capitalism я даже не буду говорить. Пытаясь ответить на вопрос (прежде всего самой себе), почему это возможно, не прихожу к удовлетворительному ответу, но, кажется, убирать «Му-му» и «Хижину Дяди Тома» из школьной программы пока что рано.

Возможно, я где-то упоминала, что последние годы жизни Гарриет Битчер-Стоу провела по соседству с Марком Твеном в небольшом городке Хартфорд (штат Коннектикут), всего в получасе езды от моего университета. Думаю, очевидно, копию какой из книг я привезу оттуда в следующий раз.

Как ни странно, Филадельфия впервые появилась в моей жизни не с одноименным роллом или фильмом Рокки. И даже не с историей американского конституционного права, берущего свое начало именно здесь - собственно, с Филадельфийского конвента.
Этот живой и, без сомнения, исключительный город ворвался в мою субъективную реальность вместе с приключениями Фрэнка Каупервуда - главного героя Трилогии желания Драйзера (Финансист - Титан - Стоик), которую я почему-то любила даже больше знаменитой Американской трагедии.

Его прототип - Чарльз Йеркс, биллионер из Филадельфии, талантливый и хваткий (чей портрет вы сейчас сможете увидеть в столичной Национальной портретной галерее) - для меня он надолго стал олицетворением американского подхода к жизни: будь учтивым, но не заискивай. Знай, кому, что и когда говорить. Заботься о деловой репутации и внешнем фасаде. Думай, прежде всего, о собственных интересах. Рискуй, но не своими ресурсами или деньгами. Nothing personal, strictly business. Помни, чего ты хочешь от себя, от окружающих и от жизни и не отступай от намеченного пути.

Разумеется, имидж американских брокеров и банкиров для меня с тех пор изменялся и дополнялся много раз. Но даже сейчас каждый раз, когда я вижу очередного finance bro (trust fund, 6’5, blue eyes - в общем, вы меня поняли), перед глазами невольно пролетают нарисованные детским воображением жители и пейзажи Филадельфии.
Именно поэтому, зайдя в антикварный книжный и заполучив заветную копию, я почувствовала: кажется, еще один американский гештальт закрыт. И это не может не радовать.

Запись интервью с Марией из Yale law school#sm_live

Для человека, который говорит на русском раз в неделю (в лучшем случае) - вполне неплохо!

Рекомендую слушать на х1.5 ☀️