Вид со скалы
(28.07)

Опять сон проведённый перед экраном.

Сперва там советский фильм из семидесятых. Мягкий интеллигентный инженер совершил некое преступление, кажется кого-то сбил, и теперь в ужасе ожидает наказания. В эпизоде, который смотрю он стоит на лестнице и смотрит на тяжёлую литую решётку. Появляется женщина в шубе, он уверен что она пришла его арестовать и зажмуривается от ужаса. Но она проходит мимо.

Переключаю каналы. Там документальный фильм о том, как Гребенщиков и Цой уехали в деревню писать совместный альбом. Чёрно-белая плёнка, сам БГ выглядит как на фото из семидесятых и вообще похоже что моё подсознание просто вспомнило про «Все братья сёстры» и почему-то заменило Науменко на Цоя. Причём Цоя образца середины восьмидесятых. Даже во сне я понимаю что это какой-то абсурд, хронология не бьётся и я смотрю явную чушь.

Вдруг они подходят к краю и оказывается что это край очень высокой скалы. Под их ногами маленький город. Сперва он кажется российским провинциальным, потом замечаешь готические соборы и вообще европейскую архитектуру. Камера поднимается вверх, как на дроне, и становится ясно что с другой стороны скалы стоит огромный замок.

На этом и просыпаюсь.

Ясно, что это результат того, что я вернулся к работе над книгой про кино и смотрю странные советские документальные фильмы. Как раз ночью добрался до Елены Саканян и его «Земли неизвестной». Одновременно прослушиваю/переслушиваю дискографию «Аквариума», тоже для задуманной главы.

И подсознание начинает закипать.

Тест
(21.07)

Делаю тест. На реальную и потенциально очень неприятную болезнь.

Только во сне я его делаю в Даугавпилсе, в районе недалеко от Церковной Горки, по которому я раньше шёл в школу. Более того, я его делаю на улице.

Мимо идут прохожие и не обращают внимания. Я же разворачиваю прибор, всё проливается и в целом выглядит не очень хорошо.

Мне очень неприятно от мысли что кто-то остановится, посмотрит через плечо и будет спрашивать что происходит. Но все сн безразличием проходят мимо.

На экране прибора появляется целый набор категорий. Возле некоторых из них поставленны линии. Я думаю что это может быть позитивный результат, но совершенно не понимаю его значения.

Решаю сфотографировать экран и спросить понимающих, что именно там написано.

После чего просыпаюсь.

Днём понял что проснулся на самом пике полнолуния.

КВН
(18.07)

Смотрю телевизор. Он старый, чёрно-белый и с неровным экраном, явно из моего детства. Квартира где нахожусь тоже оттуда.

В студии сидят немолодые мужчины. Я знаю что это какие-то известные российские писатели и режиссёры. Они говорят о том, что необходимо вернуть старый КВН, с свободным абсурдистским юмором. И что они создают команду и скоро всем покажут, как это надо делать.

Меня это раздражает. Я думаю что девяностые давно прошли и что сами эти люди уже постарели и творчески деградировали.

Они становятся в ряд и один из них, вроде-бы режиссёр, начинает вспоминать о своём величайшем достижении. Скетче с колхозниками, поющими «Shine On You Crazy Diamond». Я помню этот скетч. Он был очень смешным. И контраст с тем, что я вижу настолько сильный, что я с раздражением выключаю телевизор и просыпаюсь.

Cétamain
(04/05.05)

В день начала кельтского лета я встал очень рано. Обычно я ненавижу такие смены, но тут работа до трёх дня оставила время для работы над небольшим текстом и даже возможность поспать пару часов до заката. Всё усложнила крайне неприятная простуда, усилившаяся к вечеру. Но я всё успел. Даже прочитал на работе «Видение Фингена» и «Установление пределов Тары», для проверки контекста цитат из книги, о которой хотел написать.

Мы вышли в сад, на закате, вместе высаживать семена. Небо было на удивление чистым, такая погода тут редкость. Природа тоже просыпалась, в том числе и в лице огромной мыши пробежавшей вдоль стены. Зарывая семена одного интересного подвида розы я пересказывал Алёне прочитанные мифы. Что этот день начала лета (ирландское cétamain) был временем когда из другого мира были принесены семена священных деревьев. И что образ солнечного великана Трефуйлнгида Трееохайра мне лично напоминает про германского гиганта Wændel/Ēarendel. Поэтому я хочу с наступлением темноты поехать к древнему тису под холмом с геоглифом. В районе прежде называвшемся Wandelmestrei. Это трудно объяснить рационально, но дата и миф будто срифмовались для меня с этим местом и деревом.

До этого Алёна не хотела, что бы я куда-то ехал такой больной. Но тут она остановилась и сказала, что в последнее время думала о этом геоглифе. И что настало время избавиться от стёршихся и почерневших тисовых колец.

Я тоже постоянно думал про эти кольца. Даже во сне недавно видел кольцо с красным порошком, цвета древесины. И это кольцо было ответом на незаданный вопрос.

Перед самым отъездом выбираем себе на заказ новые кольца. В голове звучит «Hal-An-Tow» в версии Ширли Коллинз. Почему-то смиксованная подсознанием с «White Faces» Роки Эриксона.

Скоростная трасса закрыта, ощутимый процент пути еду по городской застройке. В одном месте свернул не туда и потерял минут десять, но всё равно было ясно что успеваю. Приключений не было, если не считать одной неосторожной лисы. Перебежать успела, но заставила понервничать.

Десять минут до полночи. Тёмная деревня. Звёзды яркие, но геоглифа не видно. Достаю бутылочку с листом падуба внутри. Добавляю мёд к воде из источника. Закрепляю оба кольца, одно слишком маленькое и приходится фиксировать конфетами. Но смотрится и ощущается всё очень символично.

Тис по прежнему огромен, рядом с ним даже церковь кажется маленькой и новой. Где-то внутри этого ствола мной давно была оставлена голова лосося. И когда я его оставил я не знал что одно из священных деревьев Ирландии было дубом с яблоками на ветвях, который звался Эо Мугна. Буквально Тис Лосось, термин Эо был перенесён с тисов на священные деревья в целом. Меня тогда привлекла другая иррациональная рифма. Сходство слов. И ощущение, что это дерево словно река, только текущая сквозь время.

В эту ночь я снова кидаю в эту реку часть нас.

Дерево густо усыпано подношениями. Таких как мы, на самом деле, много. Вижу дольки мандарина, ёлочные игрушки, связанные пояски. Даже череп грызуна, явно не случайный. Рядом с ним медленно ползёт живой и упорный слизень. Ещё увидел сложную по форме тисовую палку, при виде которой придумал новый вариант как можно гадать на огаме. Но пока отложил идею на будущее.

Над головой тысячи звёзд. Одна из них была звездой Эаренделя.

Вернулся совсем больным. Снились ножи из вулканического камня. И, снова, ощущение наступившего мира.

Перемирие
(03.05)

Снилось что закончилась война.
Я находился в этот момент партийном штабе и ругался с своей матерью, только она была на удивление молодой, почти подростком. Словно образы матери и однопартийцев, в жизни тотально враждебные, слились в моём подсознании в единое целое. Ругался я оттого, что в неком тексте она опять оскорбила украинцев, используя уничижительное прозвище, и я взорвался. Выговаривая всё и про всех. Помню что меня особенно взбесило в происходящем возвращение в Партию такого законченного конъюктурщика как Кости Маузера.

Вдруг я останавливаюсь и смотрю на экран. Там сообщение о том что танки вошли в правительственный квартал в Москве и стороны теперь согласны на переговоры. Что уже перемирие, и, скорее всего, на этом всё закончится.

Было очень жаль просыпаться в реальность.

Конверты
(01.05)

Сперва я иду по району около тюрьмы Белый Лебедь. Темно, кажется снег. Мне только что сообщили что арестована моя мать, причём уже давно, просто я про это не знал. Думаю что нужно делать передачу, она же делала когда я сидел. Но сперва стоит узнать где она сидит и за что.

Уже возле тюрьмы вспоминаю, что женщин в ней не держат.

Просыпаюсь.

Снова Даугавпилс, теперь уже день и лето. Удивлённый сном решаю заехать в родной двор. Бросаю машину, иду по знакомым улицам. Возле дома стоит мать. Обычно я не горю желанием с ней общаться, но после такого сна хочу узнать как она и всё ли с ней в порядке? Она улыбается (немного зло) и приглашает меня в нашу квартиру. Это меня не удивляет, хотя она давно продана.

Заходим. Там накрывает стол молодая девушка, почти девочка. Она смуглая, с белыми волосами, ей на вид лет пятнадцать. Говорю что она выглядит как японские гяру, судя по усмешке она поняла шутку. Спрашиваю, что происходит. Оказывается у матери реально были неприятности, её депортировали из Германии. Что-то связанное с Украиной. И на автобусной станции она встретила эту девочку, которая тоже отбилась своего от автобуса (тут подсознание показало мне эту сценку). Я не верю ни одному слову, это явно выглядит подозрительно. Подозрение усиливается оттого, что девочка откровенно флиртует. Я очень насторожен и всё игнорирую, но при этом думаю что это хорошо, моей матери стоит иметь рядом с собой кого-то вменяемого и практичного, и этот персонаж вполне подходит.

Ухожу в город. Спускаясь с горки думаю про некий важный предмет.

Опять просыпаюсь. Англия. Очень удивляюсь такому сложному, двойному сну. Даже подозреваю что это привидилось в дрёме и полноценным сном не является. Спускаюсь в сад, по дороге проверяю письма. Несколько больших, странных конверта. Открываю первый, и там письмо написанное девочкой из сна. И в нём лежит странный квадратный предмет с дырочками. Именно его я там искал.

Открываю второй, и он из той части где я искал тюрьму. Остальные конверты, наверное, из других эпизодов этого гигантского, бесконечного сна.

Опять просыпаюсь.

Община
(28.02)

Лондон. Встречаю знакомых по прошлому представителей русской общины , у них сегодня митинг в Гайд Парке. Я не собираюсь в нём участвовать, но почему-то помогаю им в поиске нужного места. Среди них Б. и я чувствую себя довольно раздражённым, так как недавно проверил, в реальности, что именно он до войны писал про укранцев в своих соцсетях. Меня это очень разочаровало, так как именно его я всегда там уважал.

Входим в парк. Внезапно происходит переключение и мы оказываемся в огромной пустой комнате. Старое, викторианское окно, за ним большой пруд или река. Вода медленно прибывает, поднимаясь по стеклу.

Меня это ни капли не удивляет. Вид за окном и является парком. Именно в этой комнате и будет происходить митинг. Всё абсолютно логично, особой логикой сновидения. Пока они разворачиваются я подхожу к окну и смотрю вбок. Вода заливает чёрную землю возле здания и из неё выбираются дождевые черви. Просыпаюсь глядя на то, как они там медленно двигаются.

Пирожное
(25.02)

Сон. Я нахожусь на работе. Там некая серьёзная ситуация, звенит сирена. Я сам нахожусь в маленькой комнате и быстро готовлю какие-то маленькие продукты, кажется пирожные. Конвеер встал  и нужно всё делать вручную. Если мы это не сдадим, нас ждут серьёзные проблемы.

Вдруг осознаю что я отвлёкся. Что стою достаточно долгое время, смотрю в белый потолок и задумчиво дожёвываю приготовленное мной же блюдо. Смотрю вниз, ничего не осталось. Я всё запорол и никак это не смогу объяснить.

Звоню Алёне, говорю что у меня неприятности. Спрашиваю где она? Выхожу из здания проветриться и придти в себя. Решить что делать дальше в этой ситуации. Возвращаться и делать следующую порцию? Или сдаваться?

Улица абсолютно пуста. Это глубокая ночь. Чёрный асфальт, кругом склады. Поворачиваюсь, работа выглядит как гигантский завод. Все окна пусты и освещены холодным неоновым светом.

Громко гудит сирена.

Сумерки
(24.02)

Во сне я сижу в машине рядом с домом и жду чего-то жуткого. При этом в машине громко играет романтическая эстонская песня из девяностых, «Insener Garini hüperboloid». Просыпаюсь удивлённым от этого странного каприза подсознания. Впрочем тут есть смысл, роман про инженера Гарина как раз говорил о рессентименте и стремлении к мировому господству. Гиперболоид был оружием.

Вторая годовщина войны. У меня по прежнему ритуальный блок. Идентичный писательскому, просто другой тип текста. Не могу заставить себя делать что либо оккультное на фоне великой бойни, всё что приходит в голову кажется неправильным.

Весь вечер слушаю «Zweilicht», альбом черновиков и набросков от «Majdanek Waltz» и «Солнечной Соли». Тёмная, тихая, еле заметная запись о прошедшем холокосте. Сейчас она кажется пророческой.

Платформа
(10.01)

Мы очень сильно опаздываем на поезд. Вокзал видимо в Лондоне, так как нас провожает друг оттуда. Но вокзал этот очень необычен. Он тёмный, очень старый и многоярусный. Платформы стоят одна над другой на огромной, закопчённой скале с боку.

Вбегаем на платформу. Два поезда идут в разные стороны, последняя минута перед отбытием. Мы пытаемся понять, в который из них нужно прыгать, и тут друг говорит нам что мы не на той платформе, нам нужно на один этаж выше. Подходим к краю, под ногами бездна и нужно лезть наверх цепляясь за железяки. К моему изумлению Алёна начинает лезть и почти немедленно соскальзывает и падает вниз. В ошеломлении подхожу к краю и смотрю вниз. Но даже не успеваю испугаться, так как говорю себе что она никогда бы не стала так рисковать, значит это всё сон. И действительно, внизу лежит другая женщина. В светлом платье, похожая на одну из телевизионных юмористок из девяностых. Поворачиваюсь, Алёна стоит рядом, столь же ошеломлённая как и я. Просыпаюсь с огромным облегчением.