Фанаты "Теории Большого взрыва" улыбнитесь???

Написали сцену битвы людей с роботами ?‍??‍??‍?

- Что с папиной квартирой делать будем? Продать бы надо.
Галина моргнула и непонимающе уставилась на сестру:
- Как продать? Я же там прописана. А мне куда?
- Зачем свою однушку продала?
- Машину купила. Папу нужно было в поликлинику возить.
- Продавай машину и отдавай наши доли в квартире, - не унималась Ленка.
- Тише, люди услышат, - младшая Светка вечно боялась «что люди скажут». Жила с оглядкой на родных и соседей.
Ленка младшую никогда в расчет не брала. Что она понимает! И сейчас не обратила внимания. Продолжила давить на Галину:
- Гараж папин нужно продать. И участок садовый.
- Я не знаю, где документы на гараж и участок. Они стоят копейки, - пыталась отмахнуться Галина.
- Для тебя копейки – ты на отцовскую пенсию жировала. А мне каждая тысяча нужна. Павлик ипотеку платит. И так на всем экономлю.
Павлик – сын Ленки, сорока с гаком, прыгал с одной работы на другую. Дважды развелся и платил элементы. Да еще решил квартиру в ипотеку взять. Ленка тянула, как могла. Но денег все равно не хватало. Да еще и внукам подарки нужны – не подаришь, снохи видеться не дадут.
- Ладно, поищу я эти документы, - кивнула Галина и бросила на Ленку ехидный взгляд: - Квартиру не продам. Отец мне ее по завещанию оставил.
- Какое завещание? – взвилась Ленка. – Что ты врешь? Он бы нас никогда не обделил.
- Девочки, тише, - умоляла Светка. – Все на нас смотрят. Неловко перед людьми.
- Папа справедливо решил, - стараясь не взорваться, не заорать на сестру твердила Галина. – Ты, когда за Вовку замуж выходила, у родителей деньги на квартиру брала. Светке бабушкина квартира досталась.
- Я на тебя в суд подам, - шипела Ленка. Она сморщила нос, отчего еще больше стала походить на утку. – Докажу, что отец не вменяем был, когда подписывал. Ты его обдурила и настроила против нас…
Беседа становилась все жарче. Водка подстегнула, выплеснула глубоко спрятанные чувства. В ссору вмешалась двоюродная сестра покойной матери, старая тетя Катя:
- Галя, ты же старшая. Помнишь, что мать говорила: вас трое, помогайте друг другу.
- Мне что теперь: на улице жить? – возмущалась Галина. – Квартиру не отдам. Пусть в суд подает.
Она выпила еще рюмку и начала есть густой жирный суп. Медленно, ложку за ложкой. Ленка сверкнула глазами и громко зашептала:
- Мамин сервиз мне отдашь. Белый с позолотой. Она мне его обещала. И папин телевизор. У тебя же в комнате свой. Зачем тебе два?
- Лена, Галя, ну, что вы! – начал с другого конца Савелий Георгиевич, старый друг отца. – Давайте выпьем за упокой души Славика.
- Мама сервиз мне обещала, - тихо, но твердо заявила молчунья Светка. – Говорила, что замуж выйду – она мне подарит.
- Не ври! Она тебе голубой подарила, с цветами.
- Где папина сберкнижка? Сколько там денег? – ворчала Ленка.
- Если сад не продавать, мы с Костей там картошку посадим. У нас земли мало…
Медсестра Настя тихо сидела с краю стола, пила вино и осуждающе глядела на сестер. Только похоронили – уже имущество делят. Разве так можно! Что же они за люди такие? Бессердечные.
Савелий Георгиевич вылил из бутылки остатки водки в свой стакан, опрокинул, выдохнул. Окинул взглядом стол – водка закончилась. Поднялся и неуклюже поплелся к выходу.
- Девки, на девять дней не забудьте позвать. Славика помянуть, - сказал он немного заплетающимся языком, пьяно улыбнулся и выбрался на улицу.
Жарко светило майское солнце. Припекало, грело землю. Савелий Георгиевич вспомнил, как Славик скворечники мастерил, а потом в саду развешивал. Собак бродячих и котов подкармливал. Девкам своим помогал.
- Хороший был мужик! Жить бы еще и жить, - заключил он и неровно побрел в сторону дома.

Скворечники
- Хороший Славик был мужик. Совсем молодым умер. Мог еще пожить.
- Похудел-то как! Кожа да кости. Полчеловека осталось.
- Отчего умер? Пневмония?
Голоса провожающих мирно журчали над блестящим, лаковым гробом с золотистыми ручками. Покойник, накрытый белым атласным пологом, лежал тихо, но был бледен и худ и походил на тень прежнего крепкого и шумного Вячеслава Леонидыча. Токаря на пенсии, заядлого рыбака и просто душевного человека. Любителя посидеть с мужиками, потолковать за жизнь и раздавить бутылку-другую водки или самогона.
Провожающих собралось немного. Бывшие друзья-коллеги Вячеслава Леонидыча давно умерли. Славик, вспоминая ушедших, часто грустил: чем он старше, тем больше друзей уже в могиле. Не жизнь, а сплошные похороны-поминки.
Старшая дочь Галина, высокая, полная, в черной водолазке с растянутым воротом, крепко вцепилась в стенку гроба, словно боялась отпустить. В последние годы она жила с отцом. Ноги у Вячеслава Леонидыча ходили неважно. К тому же пять лет назад случился инсульт, после чего речь стала невнятной, сбивчивой, и правая рука шевелилась с трудом. Бодрый, энергичный прежде, отец как-то в раз превратился в старого и немощного. Готовка, уборка, магазин, поликлиника – ни в чем уже не обходился без помощи дочери. Даже такие интимные дела, как помыться, побриться, ногти постричь без Галины не мог осилить.
Ленка и Светка – младшие дочери, замужние, с детьми-внуками, мало помогали. Бывает приедут в выходной на пару часов. Чай-кофе выпьют, посидят, покивают, спросят о здоровье и с облегчением и чувством исполненного долга убегают. Дела, заботы - то сад-огород, то с внуками водиться. Да и за мужьями ходить надо. Не до отца тут. Галя же одна, делать нечего. Ей даже в радость с отцом жить. Не скучно. Есть с кем поговорить. Опять же отцовскую пенсию тратит, как хочет.
- Ты почему скорую не вызвала? - честила Галю средняя Ленка. – Сгубила отца.
- Кто же знал? – оправдывалась старшая. – Температура держалась – думали, что простыл. Он же курить на балкон ползал. Заставляла куртку надевать. Когда наденет, когда - нет.
- Зачем сигареты покупала? Деньги-то у тебя, - шипела Ленка.
- Да как не купить, если он просит? Много ли у него радостей было? Покурить да поесть. Новости посмотреть.
В прощальном зале было темно и холодно. Окна закрывали тяжелые малиновые шторы, на полу ковер – толку от него. У Насти, медсестры, которая все пять лет ходила к Зенковым уколы ставить, сильно замерзли ноги. Она смотрела на серое лицо Вячеслава Леонидыча и тихонько плакала. Глаза нет-нет да набухали тяжелыми слезами. Настя прикладывала к уголкам глаз бумажный платок, моргала, глубоко дышала. Никто больше не рыдал, не плакал – только она. За пять лет привязалась к Вячеславу Леонидычу. Он всегда с улыбкой ее встречал, угощал чаем. Добрый был человек. Жалко, что умер.
Когда гроб с усопшим скрылся в глубокой могиле под толстым слоем желтоватой глинистой земли, Галя пригласила всех в кафе неподалеку от кладбища, на поминки.
Поначалу сказали немного о покойнике. Что обычно говорят: помянем дорогого Вячеслава Леонидыча, пусть земля ему будет пухом. Затем разговор резко свернул в беспокойное, «земное» русло.
- Как у него рыба клевала, у Славика! Вроде и приманка та же, и блесна, а тащит одну за другой.
- А грибник какой был! Каждое лето с утра в лес, за грибами…
Дочери почившего Вячеслава Леонидыча сидели во главе стола. Галя сперва хлопотала - следила, чтобы у всех было вино и еда. Раздавала поминальные сувениры – разноцветные полотенца. Бегала на кухню за стаканами – ложками. Когда села и выпила рюмку, впервые за весь тяжелый день прослезилась. Осознала, вдруг, что отец в земле. И она свободна, как никогда раньше. Но что делать с этой внезапной свободой – решительно не знает.
Ленка, худощавая сверху, широкая ниже талии, с острым носом и цепким взглядом, следила за сестрой: как та обходит гостей, расставляет по столам бутылки, принимает соболезнования. Дождалась, пока Галина сядет за стол, и заговорила:

??????
?????

Вот кто, оказывается, ушил мои летние платья ?