Продолжу рассказывать о том, что происходит с брендом «Пакет картошки», В первой истории рассказал про кризис, а теперь расскажу про возможности.

Часть вторая. Возможности

Сейчас у нас в цеху стоит новое оборудование, мы собрали большую команду, нашли поставщиков сырья, партнёров. Все вроде бы окей, нужно только двигаться дальше.

Но пока мы разбирались с кризисом, мы не занимались брендом — потому что на это не было ни времени, ни денег. В результате за время кризиса у нас сократились точки продаж Пакета Картошки, большинство партнеров начали заказывать у нас чипсы уже под своим брендом, к тому же поменялась ситуация на рынке в целом и мы потеряли те преимущества, которые у нас были раньше. И теперь нам с этим нужно что-то делать, возможно, в догоняющем режиме.

Раньше у нас был бренд, но не было инфраструктуры. А сейчас у нас есть инфраструктура и фундамент, но нету бренда.

Вообще мне кажется, бренды должны строиться на базе инфраструктуры, иначе ты просто рискуешь всё в одночасье потерять. Потому что инфраструктура без бренда работать будет: сейчас у нас идут продажи, увеличивается выручка, по сравнению с прошлым годом она выросла в два раза, то есть мы уже полностью из этого кризиса выбрались и скоро выйдем на нормальное плато. Потенциал заключенных контрактов у нас очень большой — мы запросто можем в ближайшее время вырасти на 30-40%. Но бренда у нас при этом нет. А у многих такая ассоциация, что нет бренда — значит, нет бизнеса.

Слова «пиздец» и «пивот» начинаются с одной буквы и в принципе чем-то похожи. Иногда я думаю, что, возможно, нужно с брендом попрощаться, как с чемоданом без ручки. А потом думаю, что с нами произошла трансформация. Мы были чисто ритейловым брендом. А сейчас, когда поняли, что это не работает, превращаемся в производственную компанию. Риски есть в любой модели. Я не могу сказать, что я делал какой-то сложный выбор в пользу той или иной модели — я никакой выбор не делал, я просто двигался по пути решения самых больших проблем. Потому что когда проблем скапливается гигантское количество и ты не знаешь, с какой начать, нужно выбрать что-то такое, что может обрушит всё остальное, если его не исправить — и начинать с этого.

Мне сейчас сложно даже сформулировать, почему всё это со мной произошло и как так вышло, что мы справились с этим кризисом. Как будто звезды сошлись или рука Господа нас подтолкнула — но такое не случается каждый день и на это нельзя рассчитывать. Зато на что ты точно можешь рассчитывать, так это на то, что если будешь кропотливо работать — вдумчиво, ежедневно и долго трудиться — то сможешь создать такой базис, на котором построишь всё, что захочешь. 

Вот какой урок я извлек из этой истории. 

Хочу рассказать здесь о том, что происходит с брендом «Пакет картошки» и с нашим производством — как всё началось, куда повернуло и куда идёт сейчас. Пусть это будет история из двух частей — про кризис и возможности.

Часть первая. Кризис

Когда-то давно мы начали с того, что делали чипсы на заводе партнёра — использовали чужие производственные мощности, развивали бренд и какое-то время всё шло хорошо.

Потом мы решили вложиться в оборудование и купить собственную линию — покупали её мы в Индии и заплатили за неё 250 тысяч долларов. Одновременно с этим начался ковид. На нас это сперва не очень сильно сказалось, просто из офлайна продажи перетекли в онлайн — Самокат, Яндекс-Лавка и так далее. Но пока мы ждали, когда нам из Индии отгрузят наше железо, отношения с прозводтсвнной площадкой стали постепенно портиться. Они поняли, куда и как мы продаём наши чипсы, и начали задумываться о том, чтобы делать это самим, без нас. Они перестали поставлять нам достаточное количество чипсов, и нам становилось всё сложнее выполнять свои обязательства перед нашими покупателями.

Тем временем индийцы затягивали с поставкой нашей линии. Они не говорили нам прямо: «Мы вас кинули, вы ничего не получите». Они говорили по-другому: «Всё хорошо, мы скоро всё вам отправим». И каждый раз придумывали новые отговорки: то забастовка, то праздники, то ковид.

При этом бренд «Пакет картошки» был тогда на пике. Его все знали, все любили и хотели. А мы чувствовали, что скоро запахнет жареным и мы просто не сможем отгружать чипсы нашим покупателям. Это был очень неприятный момент. Мы не знали, что делать. 

Тогда мы решили купить какую-то временную линию, чтобы наладить собственное производство. Мы нашли такую в России — она была достаточно ограниченная по мощности — и очень долгое время не могли ее наладить, чтобы добиться хорошего качества. Непосредственно производством чипсов мы никогда раньше не занимались, и на самом деле у нас не было в этом никакой экспертизы. Когда ты работаешь с подрядчиком, тебе кажется, что всё просто: нужна такая-то картошка, такая-то температура жарки, такая-то толщина слайса, такие-то добавки. А на деле всё оказалось гораздо сложнее. С добавками, кстати, проблем не было. Была проблема с жаркой. У нас не получались нормальные чипсы и никто не понимал, из-за чего. 
Потом настал момент, когда наши подрядчики от нас ушли и перетянули за собой многих наших партнёров.

Мы остались с нашей временной линией и огромными проблемами с качеством. Чипсы получались жирные, пересоленные, недосоленные — и мы начали терять даже ту дистрибуцию, которая у нас оставалась.

Когда началась СВО, индийцы стали и её использовать как отговорку: якобы теперь они не могли закупить детали в Америке, чтобы поставить их в Россию. От нас побежали люди — ушла часть команды, ушли работники завода, ушёл мой партнёр. Покупатели писали на чипсы ужасные отзывы, а бывшие подрядчики вырезали нас из цепочки продаж. 

Это был настоящий кризис, очень тяжёлый момент.

И денег не было.

У меня осталась только часть людей на заводе. Когда выручка упала до критически низких значений, я понял, что наездами исправить ситуацию не получится. Я переехал во Владимирскую область, начал каждый день ездить на фабрику. Тогда же мы начали судиться с индийцами и одновременно налаживать нашу временную линию. Это всё требовало огромного количества денег и времени — мы снова вложились в железки, снова заплатили 250 тысяч долларов. То есть совокупно мы вложили полмиллиона долларов и до сих пор ни рубля с этих инвестиций не получили.

И только сейчас, когда мы купили новую оборудование, его нам доставили, и сейчас идёт монтаж - эта история подошла к своему следующему этапу.

Про суд с индийцами
Ситуация с индийцами потихоньку движется, и дело вроде бы складывается в нашу пользу. Недавно там была уже вторая встреча между ними и моим юристом. То есть, если раньше они просто тупо не выходили на связь и игнорили нас, то сейчас, когда начался суд, стали вести себя по другому. 

Потенциально, конечно, может случиться все угодно. Например, они могут заявить о банкротстве. Тогда им будет назначен конкурсный управляющий, их активы начнут распродавать, чтобы закрыть долги перед кредиторами, и мы должны будем встать в очередь. В этой очереди мы будем далеко не первые — даже несмотря на то, что мы первыми на них подали в суд, то первым там будет государство, то есть налоги, потом банки, потом сотрудники, а потом уже кредиторы. 

При этом слушания по нашему делу регулярно переносятся — в городе Индор закрылся основной суд и остался один очень маленький филиал, где не хватает сотрудников. Из-за этого слушания проходят один раз в две недели вместо положенных двух раз в неделю, то есть, в четыре раза медленнее.Но тем не менее, тихой сапой мы продвигаемся и наши оппоненты уже начали просить нас закрыть дело. Давайте, говорят, мы вам всё отдадим, а вы закроете дело. Все бы ничего, но за это время накапала меня в размере 250 тысяч долларов. Хочется конечно и её как то из них вытянуть! 

Надеюсь, что-то из этого всё же получится.

Про (не)любовь к путешествиям

Мне нравится мой нынешний образ жизни — он у меня достаточно простой, размеренный и в целом приятный. Думаю, мне было бы сейчас сложно с человеком, который постоянно хочет путешествовать. Это бы закончилось тем, что я бы сказал: вот тебе билет, лети куда хочешь, возьми, если хочешь, подруг, только меня, пожалуйста, не трогай. Я буду сидеть и заниматься своими делами.

Возможно, я просто утратил любовь к путешествиям. Когда друзья рассказывают, где они побывали, у меня всплывают фантомные воспоминания из юности, когда нравилась романтика самолетов, аэропортов, новых городов… Но в целом я остаюсь равнодушен. А когда думаю, сколько нужно потратить сил, чтобы куда-то попасть: сделать несколько пересадок, искать билеты, менять деньги — то смысл теряется. Слишком много затраченных усилий, а что ты получаешь в итоге?

Единственное место, куда мне хочется поехать — Ровьяно. Это город в Италии, где я вырос и где провёл детство. Это крошечный итальянский городок с населением две тысячи человек. Самое сердце Италии, регион Лацио, недалеко от Рима. Это исторически папский город, он стоит на холме, под которым проходит очень важная римская дорога — Тибуртина, она идёт поперёк через всю Италию, от Рима до Абруццо. По ней ходили люди, возили товары, ходили войска. И в этом городке был человек, который собирал папские подати за проход по этой дороге. Там сохранился старый замок и оттуда очень красивый вид на окрестные холмы. Ещё там есть развалины древнего города, построенного этрусками, у которых римляне переняли всю их культуру. Римские белые тоги — это этрусские накидки. Там можно выйти из дома, подняться на холм и попасть в развалины этрусского города — белые террасы из камней, цикады поют, вокруг растут оливы и дикая ежевика. Я её там каждый раз собираю и ем.

Там есть старый дом с кучей антиквариата, книг и картин — в нём можно очень много времени провести, просто рассматривая всё, что на стенах висит: какие-то древние кинжалы со всего мира, старинную посуду из Марокко.

Я очень люблю это место. Люблю туда приезжать, ходить на гору в маленькие походы, бродить по самому городу, по старой части, по новым районам, вспоминать разные моменты, которые я там пережил. Я всё детство постоянно переезжал из города в город, менял школы, а это место для меня всегда было как дом, куда можно вернуться.

Про Венецию

Моя подруга Катя ездила на Биеннале в Венецию и мы с ней поговорили про это путешествие — и совершенно случайно сделали это под запись. А потом я решил, что пусть тоже будет из этого пост. Не очень обычный, но, кажется, интересный.

— Хорошо отдохнула в Венеции?
— Вообще Биеннале это не лёгкая прогулка. Ты ходишь минимум шесть часов в день, а то и все восемь, и смотришь искусство.
— А сколько ты проходила шагов, когда смотрела?
— 64 тысячи в последний день.
— Стёрла коленки, наверное. Слушай, а ты продолжаешь воспринимать искусство, когда смотришь его в таких количествах? Мне кажется, можно не больше одной картины в день смотреть.
— Это сложный вопрос. Там всё по-другому устроено. Ты приезжаешь туда, и весь город — это Диснейленд, только с искусством. Ты выходишь в магазин за хлебом — там Биеннале. Идёшь в уличный сортир — там тоже Биеннале. Когда искусства так много, наступает такой момент, когда ты становишься как будто slightly drunk, чуть-чуть в расфокусе. Ты физически не можешь смотреть внимательно, так, как ты привык, потому что искусства действительно слишком много. И благодаря тому, что тебя погружают в ванну из этого искусства и оно у тебя просто лезет из ушей, твоё критическое восприятие отключается. Ты начинаешь всё воспринимать очень непосредственно. На самом деле, для меня это единственный способ. Но это моя десятая Биеннале, у меня с ней был разный опыт, и такой взгляд — он нарабатывается, в том смысле, что в тебя каждый раз всё больше и больше этого искусства помещается. Но главное — в этом расфокусированном внимании, как будто ты словил трип.
— Очень интересно. Ты погружаешь себя в измененное состояние сознания.
— С помощью искусства.
— А ещё ты при этом находишься в другой стране, в Италии, в Венеции, это само по себе очень яркие впечатления.
— У меня есть пост про Венецию как маркетинговый проект. Они себя в какой-то момент должны были перепридумать, чтобы выжить. Раньше они были путешественники, воины и торгаши, а после завоевания Наполеоном этот их оффер миру закончился, и они довольно долго пребывали в упадке. А потом придумали эту историю с Биеннале — просто на ровном месте. Отдали под неё лучший кусок земли — Джардини, королевские сады — это единственное место, где есть деревья.
— А она же вся построена на воде и там нет деревьев?
— Почти нигде. Только на отдельных кусочках, например, в джардини.
— То есть это огромный город, построенный на деревянных сваях.
— И там нет машин. Ты прилетаешь в аэропорт, он тоже стоит прямо на лагуне, и час плывёшь через эту лагуну, как Анджелина Джоли в фильме «Турист» и на каждом столбике сидит чайка. А люди, которые там выросли, они в этот момент сидят в телефонах.
— Как в метро.
— Я всегда была в Венеции летом, а сейчас приехала в сентябре. В один из дней шел дождь, и оказалось, что лагуна наливается, как ванна. Уровень воды поднимается очень заметно и очень резко.
— Удивительно. Я был там, но в детстве совсем, и забыл, что это реально какой-то сумасшедший дом в плане инженерии и архитектуры.
— Это в каком-то смысле грустная история, потому что с каждым годом Венеция всё больше превращается в музей. Знаешь, как это заметно? Когда ты ходишь по городу, ты не видишь ни одного барбершопа. Они все на мейнленде.
— А по возвращении чувствуешь себя наполненной или хочешь обратно, или, наоборот, тебе хочется просто спокойно поработать?
— Я в Венецию я хочу всегда. Для меня это особенное место, я очень грущу, когда надо улетать, каждый раз расстраиваюсь, иногда даже плачу, потому что а вдруг я больше никогда сюда не приеду? Очень грустная мысль. Кто-то любит путешествовать все время в разные места, а у меня есть вот такие постоянные места, которые я люблю, потому что на их фоне ты видишь, как ты меняешься. Там тоже многое меняется, но какие-то вещи остаются неизменными, и у тебя есть, с чем сравнить.

Про собаку

Стою недавно утром на кухне, готовлю завтрак. Собака Лидия сидит у себя в клетке и грызёт свою лежанку.

Лежанку ей грызть нельзя. Я на неё смотрю и говорю: Лидочка, не грызи. Тогда Лида делает следующее: она смотрит на меня, а потом глазами показывает на крышу клетки, куда я случайно закинул её крокодила — игрушку, которую грызть можно. Она его видит, но достать не может — ей высоко. И когда я прошу её не грызть лежанку, она взглядом как бы говорит: ну ты мне тогда крокодила-то отдай.

И всё это абсолютно антропоморфно. Абсолютно как человек.

Я иду, достаю крокодила, отдаю ей — и она начинает грызть его.

Такое происходит постоянно. Это удивительно. Мне кажется, она становится человекоподобным существом.

Вспоминаю слова моей знакомой жуткой собачницы, она говорила с совершенно безумными глазами: «собака - это человек»!

Про реализм

Такая история про гильдию художников — и немного про отношения заказчика с исполнителем. Во времена Рембрандта у художников была своя гильдия, как профсоюз. И у этой гильдии была одна интересная функция: когда художник заканчивал портрет, а заказчику он не нравился и он отказывался платить, художник мог обратиться к гильдии и попросить их рассудить, чтобы они решили, это художник рисовать не умеет, или у заказчика просто такое лицо неприятное. И если они решали, что это у заказчика неприятное лицо, ему уже было не отвертеться, пришлось бы за портрет заплатить.

Я когда про это узнал, подумал, как бы это сейчас выглядело. Говоришь художнику: а почему у меня вместо лица фиолетовый прямоугольник? А он тебя посылает сразу.

Мне поэтому больше нравится классическая живопись. Люблю, когда видно технику и мастерство.