#Доттолоне #Дотторе #Панталоне #хэды

Мало, лаконично, но хорни ради хорни.

⚠️хорни; петплей; публичные места⚠️

Дотторе в этих отношениях ведёт и доминирует, это бесспорно. С этим не нужно было спорить и это не нужно было доказывать.

Дотторе в этих отношениях, как он любит выражаться в порыве раздражения, злобы или, реже, возбуждения, – «главный».

Конечно, главный. Никто с этим не спорит. И Панталоне – по сути, единственный, кто мог бы поспорить – тоже. Только вот почему-то именно он держит тонкую, отдающую холодом цепочку поводка, держащуюся за кольцо ошейника, что смыкается на чужой шее, украшая её.

Да, пускай рука Доктора и лежит на шее Девятого, пускай он и, казалось бы, может в одно мгновение оборвать жизнь Банкира, происходящее – лишь иллюзия чужого контроля, приятно тешущая эго.

Регратор за поводок тянет, даже скорее дёргает, резко, заставляя наклониться, ослабить и так почти не ощутимую хватку на изящной шее и уложить голову на чужое плечо. Второй же в ответ скалится слегка, словно сейчас же, как собака, зарычит, и это не может не вызвать то ли усмешки, то ли ухмылки, может даже немного умилённой (хотя правда ли это было умиление?).

Регратор невозмутим настолько, что он, чёрт возьми, продолжает работать.

— Прошу меня простить за такие внезапные, кажется, помехи нашей работе. Просто немного непослушный пёс.

В глазах напротив непонимание. Бедная девочка откуда-то из бухгалтерии Банка, что так не вовремя зашла в руководительский кабинет. Право слово, один только вид её смущения доставлял отдельное удовольствие и был на вес золота.

— Вам..Вам не за что извиняться, Лорд Панталоне,— она даже не поднимала взгляда,— Я зайду позже,— и вылетает из кабинета пулей, не в силах более оставаться там.
— Кто-то, кажется, снова помешал моей работе,— меланхолично-отрешенно произносит брюнет, только больше наматывая цепочку поводка на руку и тем самым ближе притягивая к себе Доктора,— Ты ведь знаешь, как мне это не нравится и чем это закончится 
— Знаю,— резко и остро (чем-то даже настолько похоже на лай, что приходится задуматься),— а ещё знаю, что тебе это нравится.

В этом мужчина прав, и скрывать это, хоть и можно, но абсолютно не нужно ни одному, ни другому.

— Может тогда закроешь дверь?
— Мы оба знаем, что так обоим нравится больше.

И это тоже, чёрт возьми, правда.

#Доттотамы #Дотторе #Альхайтам

Наконец-то короткие зарисовки, хоть и тянет меня на что-то дарковое.

⚠️наркотики; помутнение сознания; эксперименты⚠️

Аль-Хайтам не помнит, как оказался здесь (где находилось это пресловутое «здесь» он также понимал смутно). Честно говоря, он вообще мало что помнил и понимал.

В уголке губ саднило неприятным влажным холодом, переходящим к подбородку: была это кровь, слюна или что-то среднее между ними, сказать нельзя было – он не видел. Руку кололо, чем – тоже не понятно, а опустить голову или хотя бы взгляд, сфокусировать который было невозможно, не было сил.

Мутный взгляд ловит кривой силуэт, двигающийся в его сторону и искажённый настолько, что даже пол самыми сильнодействующими наркотиками представить было трудно. Кажется, мужчина мог различить в этом кривом, извивающемся и разрезающем острыми чертами воздух создании очертания белой рубашки с яркими вставками украшений и плаща и жёлто-соломенного пятна волос (а были ли у этого существа вообще волосы, секретарь уверен не был).

— Кавех..?— голос настолько слаб, что едва различим,— Кавех, это ты?— удивительно, что он вообще помнит его имя, что вообще помнит, кто это, хоть второе и было сомнительно: уставшее, измотанное сознание только воспроизводило то, что было ему когда-то дорого.

Тяжёлая рука с шершавой холодной кожей – на самом деле, просто-напросто облачённая в перчатку – ложится на щёку, слегка поглаживая.

— Каве, ты здесь..?— Хайтам не теряет надежды, вглядывается в пятно перед собой, пытаясь различить хоть что-то, но оставаясь неспособным даже на такие простые действия.

Жарко. Впервые за последние несколько часов, дней или недель – ощущение времени ещё давно было потеряно, и тот едва ли представлял себе то, что время хоть когда-то существовало – мужчина ощутил это, и теперь голова, кажется, только сильнее пошла кругом.

— Я чувствую себя…странно,— «странно» – слишком недостаточное слово для происходящего с ним и с его телом, но объединяющее всё в единое целое.

Это было немудрено. Странное ощущение у уголка губ – и вправду кровь, такая же струйка вытекала из носа, но в этот раз не смешиваясь со слюной. Покалывание в руке – катетер, подсоединённый к капельнице и позволяющий поддерживать не только такое состояние Аль-Хайтама, но и его жизнь.
 то короткие зарисовки,

— Каве…Каве, почему ты молчишь..?
 ц-то короткие зарисовки, хоть и тянет Дотторе слабо ухмыляется, на мгновение оголяя острые зубы, которых сидящий напротив всё равно не увидит. Эффект был вполне себе исчерпывающим.

Он проходится платком с именной вышивкой у края рядом с чужими губами, вытирая скопившуюся кровь, а после аккуратно – но хватает и этого – подталкивает секретаря касанием к груди, от чего тот, наконец-то, облокачивается на спинку стула, ставшего его больничной койкой и инвалидным креслом вместе.

На мгновение в голове появляется сомнение. Целовать его сейчас, как минимум, не гигиенично, но ощутить вкус чужой крови, посмаковать её на языке, упиваясь чужой покорностью, хотелось безмерно. Отказывать себе в своих желаниях Доктор не привык, поэтому он резко накрывает губы Хайтама своими, кусая, и только более усугубляя положение только ярче проявляющимся металлическим привкусом крови.

— Я…пойдём домой…— тянет Аль-Хайтам, отстранившись и вглядываясь в Предвестника ничего не различающим взглядом,— Я хочу домой…
— Конечно, пойдём. Подожди немного,— холодно отрезают ему в ответ.

Рядом с графой о сегодняшнем наблюдении стоит поставить резко положительные пометки, а о всем эксперименте написать, что продвигается он успешно, даже чересчур.

#Скарачайльды (#Странникчайльды) #Скарамучча (#Странник) #Чайльд  

Я тут случайно узнала, что это любимый пейринг одного из моих двух единственных друзей и четырёх людей, с которыми я общаюсь, а потому не могу не написать чего-то по ним.

Я очень думаю над тем, чтоб превратить это в полноценную работу на фикбуке, но тут всё зависит от того, насколько я найду в себе силы и насколько вам зайдёт (в случае, если зайдёт, можете считать это аннотацией будущей работы).

Рано или поздно человек, совершающий в своей жизни слишком большое количество ошибок, перестаёт жалеть об этих самых ошибках. Просто на просто становится понятно то, что смысла в этой самой жалости нет, она становится бессмысленной и даже оскорбительной для себя самого. Скарамучча предпочитал не жалеть. Странник тоже.

И всё же судьба (или же, если верить в её существование считается безрассудным, жизнь) крайне склонна рушить наши убеждения и ожидания, заставляя идти против самих себя. А потому жалеть ему приходилось.  

— Мы знакомы? — слова болью отдаются в грудной клетке, заставляя что-то внутри болезненно сжиматься, перекрывая кислород. А некогда Предвестник всего лишь не смог удержаться и окликнул Чайльда, случайно встретив того в Ли Юэ во время путешествий с Путешественником, — Или же моя дурная слава бежит куда быстрее меня и уже добралась и до других Регионов? — то, что брюнет не выглядит как уроженец Гавани было видно сразу и не отметить этого было нельзя.
— Обознался.

Смущение яркой волной одолевает Странника непривычным ему ощущением скребущих на душе кошек. Но он не отходит, стоит рядом, в окаменевшем ступоре вглядываясь в такие знакомые и родные голубые глаза без единого намёка на блеск в них. В те глаза, что смотрели с любовью когда-то давно, хотя, казалось, это было совсем недавно. В те глаза, что из-под полуприкрытых, рыжих, дрожащих ресниц смотрели томно и горячо в такт тому, как губы произносят одно и то же имя с добавлением короткого, но чувственного “люблю” в перерывах.

Сколько ночей и вечеров они провели вместе, сколько раз просыпались рядом, сколько раз сражались бок о бок - казалось, что сосчитать невозможно. И во всём круговороте событий стремительной жизни, щедро поливавшей их кровью врагов (да и своей собственной), они были единственными, кто был способен понять друг друга. Единственными родственными душами друг для друга. И юноша скучал. Сейчас, стоя посреди оживлённой улицы главного торгового города Тейвата, ему хотелось уткнуться в крепкую грудь, обнять, крепко, до хруста костей, повторять раз за разом, что он скучал и что не отпустит. Но вместо всего этого стояла звенящая тишина, не пропадавшая никуда даже в оживлённой толпе горожан.

Взгляд Чайльда меняется. Становится острее: всё-таки, не забеспокоиться, когда кто-то так пристален в своём внимании к тебе, что это даже кажется нездоровым, невозможно. Но его губы вновь окрашиваются улыбкой, когда рядом появляется Итэр, приветливо поднимающих ладошку.

— Не ожидал тебя увидеть, Тарталья! — хотя и знал, что, вероятнее всего, тот окажется в Ли Юэ, — Видимо, вы и без меня успели познакомиться, но, раз уж выпала такая возможность, хочу представить тебе своего нового компаньона из Сумеру, Странника.  

А Предвестник не представляется. Лишь протягивает руку с бодрым “рад знакомству”, предполагая, что кто он собеседнику уже известно, но даже не представляя насколько хорошо известно.

Оправдания. В них животные топили себя и друг друга так же, как в словах и нескончаемом гуле речи. Это было одно из них, и пусть даже это было так, неважно. Даже если это была правда, покорному слушателю нот чужих душ было всё равно. Его губы коротко коснулись чужих, а после, отстранившись, коснулись вновь, но же не губ, а чуть вздёрнутого носа.

— Тогда помолчи.

humanAU #Лосезайцы human human

Я уже привела СП в качестве аргумента в сочинении, а теперь, когда делать мне на работе нечего, додумалась до зарисовки по этому мюзиклу.

Забавный момент: одна из наиболее кинновых для меня песен в СП – Ария Зайца, а единственная, более или менее, кинн песня моего beloved – Ария Лося.

Самым невыносимым было то, что его не ценили. Заяц был уверен: они все просто глупцы, не способные осознать всю сущность, всю гениальность его поэзии, по крайней мере, пока он остаётся в живых. День за днём (а может, лишь час за часом? У животных всё ещё отсутствовало чёткое понятие времени, хотя у них и развился разум, заполнивший природную тишину умиротворения громким говором) он взбирался на пень, читал свои стихи. Читал то громко и чётко, то с наигранной грустью, то и вовсе без эмоций, не желая распинаться перед отсутствующей публикой.

Зайца слушала только лиса. И то, по всей видимости, из каких-то своих сокровенных побуждений, при этом не упуская возможности отметить, как несостоятельны и глупы работы новоиспечённого артиста.

— Короче говоря, пишу стихи о стихах,
как нелегко иметь талант, пытаюсь объяснить.
Надеюсь, вы не упустили диалога нить.

Снова в окружении леса, снова отдалённый шум несмолкающих животных, словно пытающихся компенсировать новыми разговорами и изречениями то, что они не могли сказать за всю свою прошедшую жизнь. И всё же что-то новое резало глаз и слух, не давая возможности понять, что же именно не так. Кто-то был рядом. Заяц поднял глаза и увидел его. Напротив стоял Лось с задумчивым выражением лица, словно размышляя над тем, что в своих стихах изложил артист.

Сердце забилось бешено быстро, словно грозилось проломить хрупкую грудную клетку и выпрыгнуть наружу, падая к ногам единственного слушателя. И в таком состоянии, будем честным, читать стихи (по крайней мере те, что сочинял Заяц) не было никаких сил. Но аплодисменты или что-то похожее всё равно не прозвучало. И пусть. Важнее сейчас то, что его слушали.

— Любезный товарищ мой, Лось,
Я слышал, ты слушать горазд и охот,
Или нам всем показалось,
Может, тогда ты оценишь, ради чего
Проливал кровь и пот?
Не так ведь и трудно, всего-то!
— даже сейчас, даже просто в речи Заяц подбирал рифмы к словам, превращая диалог в стихотворный монолог. Бурных эмоций это не вызывало, как и вообще всё, в случае этого внезапного слушателя.

Лось только кивает. Он вообще говорить много не привык. Он слушает, слушает и слушает, только слушает, а потому нравится практически всем.

Теперь повелось так: Лось слушал Зайца. Не только Зайца, конечно, но слушал. Сначала только стихи, честно, но рано или поздно меняется всё, а потому в его словах показался надлом отсутствия рифмы. И говорил он теперь как все, нормально, но, конечно, только во время единения со своим другом (а были ли они вообще друзьями? Вопрос весьма двойственный и сомнительный). Говорил без умолку и перерыва, не позволяя вставить и слова, хотя то было ненужно. И казалось, что рядом с Лосем, внимательно (по крайней мере, таким он казался) слушающим его, он расцветал, становился поистине великим поэтом и творцом только благодаря чужому присутствию рядом.
— И волк начал есть траву,
Только потому, что трава молчит.
А я говорить “люблю”,
Но не потому, что оно звучит,
— сорвалось как-то с его губ, снова не потеряв рифмы.

И чёрт его знает, была ли это часть нового стиха или же это была обычная его, рифмованная речь, какая была у него и прежде. Но вне зависимости от природы этих слов взгляд собеседника изменился, дополняясь нахмуренными в непонимании бровями и едва заметными морщинками у глаз.
— Что? — вопрос не совсем верный, но иного не стоило ожидать: культура речи, как и сама речь с её смыслами, оборотами и изысками не была близка Лосю, — Кого? — всё-таки доходит до него, и оттого он исправляется.
— Тебя ,— тише, скомканее, как ему не подобает. И всё же, произносить такие слова иначе - самое настоящее кощунство, — Но ты не думай об этом. Это так, в поэзии.

precanon #Дотторе young

Мне крайне сильно нравится концепт того, что до нынешнего Регратора был другой, а этот является лишь его приемником, так что я не могу отказать себе в работе с этим хэдом. Ну а эта идея существует у меня довольно давно, так что, думаю, самое время написать.

Знакомство с будущими коллегами проходило постепенно и неспешно. И, конечно, никак иначе кроме как в присутствии регента. Конечно, знакомство с Пьеро и Капитано произошло довольно быстро - всё-таки, это было скорее обязательностью, чем пожеланием мужчины, взявшего под своё крыло юного брюнета из Гавани Контрактов. Узнавать остальных приходилось позднее, и, в частности, либо в более официальной обстановке, сразу обсуждая рабочие вопросы, либо в обстановке совсем неформальной, как сейчас, к примеру.

Регратор отличался определённым, чрезмерно гротескным и гиперболизированным желанием показать лоск и блеск во всём, при этом не забывая про гедонистическое мировоззрение и все его проявления. А потому если кто-то кроме Царицы и мог собрать Предвестников, высшее военное руководство Фатуи и некоторых особо явных представителей сливок Снежникйского общества, то это был Девятый Предвестник и никто иной. И подтверждением этого было и то, что на его приёмах появлялись и те, кто не всегда даже удостаивал собрания Предвестников своим посещением (реже, не отправляя даже клона), если быть конкретными - Второй Предвестник Фатуи.

Для Панталоне, хоть он и тяготел ко всему броскому и яркому в окружении, пытаясь закрыть этим душевную пустоту и затмить полную лишений жизнь в Ли Юэ, иногда подобные мероприятия всё равно казались слишком... просто слишком. И оттого юноша, измученный и утомлённый притворными улыбками, учтивыми фразами, одинаковыми практически для всех, которые сопровождал неизменный пристальный взгляд Дельца, контролировавшего куда большее, чем могло бы показаться на первый взгляд, наконец-то отделавшись от надоедливых дам и скептически настроенных военных руководителей, казалось бы, совсем не ощущая холода, окружавшего любого, вышедшего на улицу, стоял на террасе, опираясь на перила и с неподдельным интересом наблюдая за пузырьками, медленно поднимающимися со дна бокала с шампанским к поверхности напитка.

— Они и вправду довольно раздражающие,— голос раздаётся совсем рядом слишком внезапно, чтоб успеть среагировать так, как стоило бы. И потому мальчишка резко оборачивается, чуть не выронив из рук бокал, а после быстрым движением глаз пробегается взглядом по стоящему перед ним.

Человека, что так резко нарушил благоговейную тишину, которой нельзя было не наслаждаться, он не знал. Не знал, но по вырванным из общего образа деталями мог сделать некоторые предположения о его личности, и от этих предположений начинало казаться, что ноги подкашиваются, а голова идёт кругом. Всё-таки, он этой встречи ждал, как минимум, из банального интереса оправдать или опровергнуть существующие слухи.

— Вы...— хочет начать брюнет, тут же, не успев ни задать вопроса, ни озвучить пь предположение, оказываясь перебитым.

— Лорд Дотторе, тебе будет лучше обращаться именно так. Учитывая наши возраст и положение. Ты ведь Панталоне, приемник Девятого, верно?

Верно с точностью и без оговорок. И пока слова размеренно льются из уст Доктора, юноше кажется, что в его сознании блуждает чужое, резкое и нетерпящее сопротивления. Оно наводит там свои порядки, извлекая то и только то, что может пригодиться ему, что может показаться интересным. И оттого кажется, что о нём знают не только то, что он приемник Дельца, но и вообще всё, даже то, чего он сам не знает о себе.

— Прошу, не трясись словно лист, если дрожь вызвана не холодом. Причинять тебе вреда я не планировал.

— Простите,— взгляд в сторону,— я слышал о Вас многое.

— И что же конкретно?

— Что вы жестоки,— хотя, учитывая всё известное, слово “жестокий” абсолютно недостаточно для описания этого мужчины, его экспериментов, его действий и мнений,— безжалостны и социофобны.

Социофобен? Архонты! Это было что-то новое.

#Доттоскары #Дотторе #Скарамучча

Я редко пишу по Доттоскарам и, честно говоря, никогда бы не подумала, что напишу по ним софт (это не отменяет некоторой нездоровости их взаимоотношений, но мы опустим это), но даже такое случатся.

Песня - Негатив, Хип-Хоп Классика - Некрасивая Красота. ⚠️ Софт; непринятие себя; преканон; сонгфик ⚠️

Скарамучча раз за разом осматривал свои руки, лицо, волосы, любезно остриженные приемлемым образом ловкими руками Доктора. Осматривал, не мог найти ни единого изъяна, но всё равно ненавидел. Ненавидел всей душой, зная, что это не его. Конечно, никто не выбирает свою внешность. Никому не даётся возможности целиком и полностью создать себя. Но ведь и другим не даётся такой возможности: злую (или не очень) шутку с внешностью людей играет природа и никто иной. А Куникудзуши был соткан чужими руками, был создан по чужому идеалу и подобию. И в этом он был чем-то даже похож на клонов Второго Предвестника, у которых, по неизвестной самому юноше причине, не появлялось мыслей, похожих на его (хотя, вполне вероятно, что это было связано с недостаточностью у них самих чего-то человеческого, чего-то сознательного. И ведь раз за разом ему говорили о том, что он прекрасен и замечателен. О том, что он красив. Возможно, комплименты Дотторе, в силу некоторой его профессиональной деформации, носили специфический характер, но они всё равно оставались комплиментами и сделать с этом ничего нельзя было бы. И снова он у зеркала, снова, небрежно проводя руками по фарфоровой коже, очерчивает слабовыраженные скулы и резкие углы ключиц. Снова и снова мечтает перекроить себя целиком и полностью. — Снова?— слишком внезапно звучит над ухом: Сказитель снова слишком глубоко погрузился в собственные мысли, чтоб заметить, что в его личное пространство кто-то вторгся. — “Снова” что?— звучит в ответ не без привычной резкости, появившейся не без участия и не без влияния учёного. — Снова гнетёшь себя ненавистью,— короткая пауза. Широкие ладони ложатся на хрупкие, слегка женственные плечи, оглаживают слегка, и скажи Скарамучча хоть одной живой душе, что Второй умеет быть таким ему бы определённо не поверили,— Это свойственно людям, конечно, в связи с несовершенством их сознания, но ты ведь не человек. Вполне себе резкая аргументация. Да, он не человек, но что с того? Что с того, что он не, поистине, живое существо? Ему, по крайней мере, до этого нет никакого дела. — Она хотела создать меня идеальным, а сделала только хуже. Я не хочу быть “идеальным”_, я ничего этого не хочу,— слова должны были звучать громко и ярко, как и звучат обычно, но в юноше просто не находилось сил на то, чтоб позволять себе столь эмоциональную реакцию, когда на душе сгущаются тучи до такой степени, что даже кажется, что в груди зарождается туманное облако. Это было глупо, до сумасшествия глупо, но Сказитель хотел быть идеальным. Идеальным по-настоящему, идеальным для себя, а не для каких-то выдуманных Архонтов или кого-то ещё, кто никогда не был рядом и не мог судить о том, что же представляет идеал именно для него. Короткие поцелуи опускаются на плечи, касаются скул и макушки. Брюнет мог бы обратить на это внимание в зеркале, но не делает даже этого, словно не замечая и не думая, хотя тело и отзывается волной приятного тепла спокойствия, разгоняющего тучи под рёбрами. — Скарамучча, если бы весь мир был правильным, он бы смотрелся крайне криво и тошно,— проводит рукой по чужим волосам, взъерошивая волосы, словно подтверждая тем самым свои слова,— Всё в нашем дрянном мире стремиться к беспорядку. А ты в своём, как ты его называешь, несовершенстве и есть совершенство. Вероятно, это не то, совсем не то, что хотел бы услышать Шестой Предвестник, но действует это именно так, как задумывалось Доктором, именно так, как было необходимо на самом деле. Брюнет оборачивается, обнимает, а после, подняв голову и одним взглядом прося (хотя скорее даже требуя), что б мужчина наклонился, аккуратно целует того. Целует так, как целуют того, кого любят, того, кому благодарны.

Товарищи!
Всем доброго вечера. Администрация канала вынуждена с сожалением сообщить, что определённое количество времени автор канала не сможет выходить на связь. У него нет доступа к интернету, поэтому какое-то время зарисовки будут выходить с относительно редкой периодичностью и поститься нами. Не теряйтесь ?

С уважением,
Администрация канала