Все помнят, как мы говорили: люди приходят и уходят. Меня не удивляло, что ребята уходили из фд, почти ничего не менялось. Вот ничего не изменится после моего ухода. Простите, я просто продолбала свой талант. Можете считай, что это моя (хаха прощальная?) последняя работа.

– Клаус, я еду уже десять часов, – умолял Пятый.
Клаус остановился, повернулся и закрыл лицо руками.
– Вот именно. Ты устал. А что может быть лучше горячей еды, массажа и долгого секса?
– Определенно, не секс, – устало подумал Пятый.
Он тяжело вздохнул и заставил себя широко улыбнуться.
– Ты прав, – он обхватил Клауса за талию.
В конце концов, они так давно не виделись, почему бы не порадовать своего любимого?
– Значит, массаж, да? – спросил он.
– Да. С эротическими свечами, – улыбнулся Клаус.
И снова потянул Пятого за собой.
Долгий сон и новая книга Патти Смит подождут.

– Хватит, – сказал Пятый, толкая Клауса в грудь, чтобы оттолкнуть его.
Еще не прошло и десяти минут фильма, и было совершенно непонятно, насколько скучным он окажется, но Клаус уже забрался к нему на колени.
– Может, хоть раз посмотрим кино? Пожалуйста?
Клаус откинулся назад, удивлённый и нахмурившийся. Он пошевелился, подтянув ногу, и замер, не сводя глаз с Пятого.
Пятый вздохнул и потянулся за пультом, чтобы переключить «Путь» Эстевеса, но не успел нажать кнопку.
– Что ты имеешь в виду? Что ты хочешь сказать? «Хоть раз»? Мы регулярно смотрим фильмы.
– Нет, Клаус, мы занимаемся сексом, а не смотрим фильмы, – сказал Пятый, устало потирая лоб. – И это, конечно, потрясающе, и я люблю тебя, но, во-первых, моё либидо не настолько сильно, а во-вторых, я действительно хочу…
– Ты только что сказал, что мы… Слишком много трахаемся? – сказал Клаус, вставая и наклоняясь над ним, прищурив глаза. – Скажи мне, что я тебя неправильно понял.
Пятый выключил телевизор, повернулся в своем кресле и посмотрел на Клауса снизу вверх.
– Я просто хочу сказать, что моё либидо не такое сильное, как у тебя. И мне действительно… действительно нужен перерыв.
– Я не понимаю, – сказал Клаус, качая головой. – Значит, мы слишком часто трахаемся, и теперь я тебе больше не нужен?
– А теперь ты слишком остро реагируешь и приписываешь мне слова, которых я не говорил, – Пятый нахмурился и повысил голос.
Он тут же понял, что сделал, закрыл глаза и громко выдохнул.
– Иди сюда, – сказал он, похлопав по подушке рядом с собой. – Пожалуйста.
Клаус заколебался, но лишь на несколько мгновений. Он сел рядом с Пятым, снова закинул ногу на ногу и скрестил руки на груди, словно готовясь защищаться.
Хотя, если кому-то и нужно было сейчас защищаться, так это Пятерке.
– Я люблю тебя. И я хочу тебя. Я просто хочу сделать с тобой что-нибудь ещё. Просто посмотреть фильм. Просто лежать в постели весь день… Тебе не надоедает столько секса?
– Как кому-то может надоесть секс? – Клаус приподнял бровь. – Пять, это же секс. Люди дрочат от скуки, а секс - это ещё лучше, это страстное слияние с тем, кого ты любишь. А ты… Не видишь этого?
Пять опустил глаза и глубоко вздохнул. Затем он кивнул. На глаза навернулись слезы, и ему отчаянно, невероятно захотелось исчезнуть.
Он просто не хотел, чтобы кто-то узнал, что он действительно сломлен.
– Да, – сумел выговорить Пятый.
Слова застряли у него в горле, как болезненный комок, но он изо всех сил старался притвориться, что всё в порядке.
– Ты прав. Наверное, я сказал что-то глупое.
Клаус коснулся его щеки. Пятый наклонился к его руке и, наконец, посмотрел ему в глаза.
– Но, если вы действительно хотите посмотреть этот фильм с Мартином Шином… Давайте просто посмотрим его, – ответил Клаус.
Пятый кивнул. Он откинулся на спинку дивана и притянул Клауса к себе, чтобы тот положил голову ему на плечо.
И, наконец, включили телевизор и запустили фильм.

Ссылка на оригинал https://archiveofourown.gay/works/58850866?view_adult=true (без впн)

Не знаю отчего, но подобные темы для меня болезненные. И этот фф действительно сделал мне больно, хотя он мне понравился.
Этот фик есть на АО3 и, как оказалось, ещё и на фикбуке рус, поэтому если вы его встречали или даже читали, это нормально. С автором все согласовано, никто не против :) (на фб моего перевода не будет)

Вместо этого он забрался на Пятерку и прижал его руки к подушке.
– Бабушка все прекрасно понимает. Кроме того, ее слух уже не тот, что раньше.
– Клаус, – Пятерка нервно облизнул губы. – Это всего лишь две недели. Мы здесь для того, чтобы сделать твою бабушку счастливой, а не для того, чтобы смущать ее, сотрясая гостевую кровать.
Однако он был почти готов сдаться. Ему казалось слишком жалким, что Клаус будет страдать целых две недели. Пятый предпочел бы проводить часы, наблюдая за ним, раскрасневшимся от страсти... И посвящая ему все больше и больше музыки.
– Мучительные две недели, – Клаус высвободил руки и отстранился от него.
Он поник и тяжело вздохнул.
– Как это можно назвать отпуском, если мы не можем в полной мере насладиться друг другом?
Пятый тоже сел. Он протянул руку и похлопал Клауса по плечу.
– Но я не взял с собой ни презервативов, ни смазки... – начал он.
Клаус повернулся и уставился на него, приподняв бровь.
На его губах появилась ухмылка, которую можно было описать только как «стервозная».
– За кого ты меня принимаешь? – насмешливо произнес он и ловко, почти кувырком, соскользнул с кровати, которая, конечно же, тут же заскрипела, как и весь их разговор, даже когда никто не двигался.
Клаус подошел к старой кафельной печке, на которой были аккуратно разложены их вещи. Он порылся в сумке и достал упаковку презервативов и баночку со смазкой.
– Вообще-то, я очень, очень удивлен, что ты думаешь, будто я смогу выдержать две недели. А ты бы смог?
Он вернулся к кровати и снова забрался на нее. Он бросил свои «находки» рядом с Пятым, а затем снова забрался на его бедра.
– Я бы выдержал, – Пятый обхватил Клауса за талию, чтобы он мог удобнее устроиться.
– Я терпелив, – Пять сделал небольшую паузу. – Кстати, ты очень, очень громко стонешь. Как ты собираешься с этим бороться?
Клаус толкнул его в плечи, повалив на подушку. Затем он взял руку Пятого и прижал его ладонь к своему рту, а потом прижал свою руку к руке Пятого.

Пятый ждал выхода книги Патти Смит «Просто дети» с таким нетерпением, как дети ждут Рождества. Он любил ее поэзию - она казалась ему сырыми нервами, чистыми эмоциями, не запятнанными ничем посторонним. Может быть, не каждая строчка находила отклик в его душе, но ее стихи и песни были настолько искренними, что Пятый не мог не полюбить ее. Он был уверен, что ее проза будет такой же убедительной и яркой, как и ее стихи. Ее стиль, ее истории будут такими же яркими и доступными, как и раньше.
После Нового года он провел несколько недель с семьей отца во Франции и пропустил выход книги. Поэтому первое, что он сделал по приезде в Чикаго, - отправился в книжный магазин, чтобы купить экземпляр книги Патти Смит.
Он планировал хорошенько выспаться, а затем провести за чтением столько часов, сколько потребуется, - всю ночь, весь день, неважно. Перелет из Парижа был долгим и некомфортным, и Пять устал. Патти Смит терпеливо ждала своей очереди в его сумке.
Однако у Клауса были другие планы.
Они не виделись почти три недели и невыносимо скучали друг по другу. Поэтому, как только Пятый переступил порог квартиры Клауса, тот едва не сбил его с ног. Он обхватил его своими тонкими руками и прижался к нему всем телом.
Пятый приподнял его, крепко обняв, и крепко поцеловал в щеку. И тут же опустил его обратно. Но Клаус не убрал руки и, не дожидаясь, пока Пятый сделает первый шаг, поцеловал его первым. Глубоко, долго и страстно. Не ответить было невозможно. Но Пятый все равно пытался отстраниться.
– Клаус, я...
– Ужасно, невероятно скучал по тебе? Знаю, знаю. Я тоже, – Клаус убрал руки с плеч Пятого и начал снимать с него пиджак. – Я все спланировал. Приготовил ужин. Свечи для эротического массажа. Музыка...
Пиджак полетел в угол, не долетев до вешалки, и Клаус потянул Пятого за рукав, чтобы повести его за собой.

перевод любовь не остановит эту бомбу 1 глава Клаус несколько минут смотрит в небо, прежде чем его мозг по-настоящему начинает воспринимать это зрелище таким, какое оно есть на самом деле. Оранжевая дымка прорезает темно-серыми облаками, предвещающие…

Он помнит напряженные взгляды Бена, как будто он ожидал вмешательства Клауса и Ваню выбегающего из дома.
– В любом случае, я рад, что тебя не было там, чтобы умереть вместе с нами.
Он прижимается еще ближе, и сердце Клауса сжимается от невероятной нежности. Его брат здесь, он цел и невредим, и ему становится тепло от огня и тепла тела Клауса. Слезы тоже перестали литься.
– Ты реальный? – несколько минут спустя Пятый произносит что-то невнятное.
Клаус опускает взгляд на то место, где щека Пятого прижата к его плечу, глаза закрыты превратившись в щелочки, рот полуоткрыт в изнеможении.
Клаус кивает, смахивая несколько собственных слезинок. Он засовывает руку в рукав и поднимает ее, чтобы вытереть грязь с лица Пятого.
– Я реальный, милый. Я здесь. Я настоящий.
Пятый испускает глубокий, прерывистый вздох, как будто с его плеч только что сняли тяжелый груз, и последнее напряжение в его теле спадает. Он обмякает, удерживаемый только руками Клауса, обнимающими его.
– Я устал..
– Тебе нужно поспать.
Бен, сидящий по другую сторону костра, наблюдает за ними со смешанным чувством беспокойства, печали и нежности. Клаус одаривает его невеселой улыбкой.
– Старшие братья присмотрят.
Пятый хмыкает, уже почти заснув. Клаус может определить, когда он, наконец, преодолеет оставшуюся часть пути по тому, как его дыхание становится глубже. Забитый нос из-за слез издаёт хриплый храп.
Долорес прячется в тени, но Клаус все равно может различить ее холодное сияние.
– Спасибо, – он теснее прижимается к Пятому, охваченный слишком многими эмоциями, чтобы ухватиться за что-то, кроме благодарности к ней и привязанности к своему брату. Лицо Пятого расслаблено во сне. Удивительно, но он выглядит еще моложе.
Клаус устраивается поудобнее, чтобы не уснуть этой ночью.

#перевод

– Это я, Номер Пять.
Клаус вытягивает руки перед собой ладонями вверх. Он видит, как при этих словах по всему телу Пятого пробегает шок. Как глаза Пятого перескакивают с "Hello" на "Goodbye" на лицо Клауса. Клаус делает неуверенный шаг вперед, и Пятый сжимает биту сильнее.
– Это я, – успокаивает Клаус.
Делает еще шаг вперед, все еще держа руки поднятыми, – Номер Четыре.
– Номер четыре? – повторяет Пять.
Клаус улыбается, и слезы наворачиваются на глаза. – Клаус, – говорит он, протягивая руку за битой. Пятый не замахивается ею. Он позволяет Клаусу осторожно вытащить ее из его руки и опустить на землю.
– Клаус, – всхлипывает Пятый.
Клаус не знает, кто из них пошевелится первым, знает только, что держит на руках крошечное тельце Пятого. Его вес – это бальзам на боль, которая не отпускает его с тех пор, как Клаус проснулся, моргая и глядя в небо. Может быть, с того дня, как ушел Пятый, если быть честным. Слезы Пятого намочили ткань его рубашки, в которую он уткнулся лицом.
– Ты настоящий?
Клаус прикусывает губу так сильно, что ощущает вкус крови в мучительном крике, который вызывает этот вопрос. Он не может позволить Пятому услышать его боль. Поэтому он притягивает Пятого поближе, прихватывая с собой и куртку Пятого.
– Я настоящий, Файви. Я здесь.
При знакомом прозвище Пятый издает обиженный звук и прижимается ближе.
Клаус откидывает волосы со лба и целует его в лоб. Черт, Пятый такой холодный и он все еще одет в свою дурацкую форму, теперь запачканную и порванную.
– Давай поближе к огню.
Он возвращает Пятого туда, где тот сидел раньше, и опускает их обоих на землю. Пятый не позволяет Клаусу оттащить его, и это просто замечательно. Клаус устраивает Пятого к себе на колени и тянется к своей сумке с одеждой.
Пятый ведет себя как кукла, позволяя Клаусу снять с него академическую куртку и надеть толстовку с капюшоном поверх куртки. Он стоит так достаточно долго, чтобы Клаус успел снять с него шорты и натянуть спортивные штаны. А затем снова опускается на пол, обвивает руками шею Клауса, ногами его талию, прижимаясь к нему, как медвежонок коала.
– Мне не следовало уходить! – голос Пятого срывается, его руки крепко сжимают рубашку Клауса. – Я должен был послушаться, когда ты сказал, что еще слишком рано. Я не хотел приходить сюда. Я не хотел, чтобы это случилось.
– Ш-ш-ш.
После столь долгого отсутствия физического контакта с другим человеком, Клаус немного ошеломлен тем, что Пятый сидит у него на коленях. Его вес одновременно твердый и реальный, и очень-очень легкий. Кажется невероятным, что Пятый когда-то был таким маленьким.
Клаус никогда в жизни не чувствовал себя таким неадекватным, таким неподготовленным ко всему, что действительно о чем-то говорит, учитывая, как он спотыкается в жизни. Он не может спасти себя, не говоря уже о Пятом. Клаус не может вернуть их домой или сделать этот дерьмовый мир, в котором они застряли, менее ужасающим. Он даже не знает, что сказать, чтобы утешить Пятого в этот момент из-за этих очень специфических страхов. Та ссора, которая произошла у них за несколько недель до исчезновения Пятого, смутно запечатлелась в памяти Клауса, и даже тогда она была больше связана с мыслью о потере Пятого, чем с каким-либо реальным представлением о том, насколько неудачным может оказаться путешествие Пятого во времени и почему.
– Это не твоя вина, милый, – бормочет Клаус.
Он намеренно расслабляется, чувствуя, как тело Пятого повторяет его движения, постепенно расслабляясь, подстраиваясь под него. Отлично. Он продолжает поглаживать спину Пятого вверх и вниз. – Если бы ты остался, то тоже был бы мертв.
– Я мог бы это остановить. Если бы я был с тобой, мы могли бы это остановить.
– Может быть, – Клаус не собирается лгать Пятому только потому, что тот младше его. – Ты всегда был самым умным из нас.
В его памяти совершенно нет информации о том, что с этим связано. Последнее, что он помнит с какой-либо реальной ясностью, это ссора Лютера и Вани, он это знает. Эллисон была расстроена из-за нового парня Вани?

– Знаю ли я, где что-то находится? – спрашивает Клаус, недоверчиво смеясь. – Я не знаю, где я, – заметив недовольный взгляд Бена, он успокаивается.
– Простите, а... – Клаус прищуривается, чтобы прочитать бейджик с именем, приколотую к ее кардигану. – Долорес. Я не понимаю, о чем ты говоришь.
Долорес делает приглашающий жест, и Бен с Клаусом переглядываются. Сказать, что это необычное поведение для призрака, значит ничего не сказать. Или, кто знает, может быть, это Клаус необычно трезв.
– Это не повредит, – говорит Бен.
– Призраки могут навредить не тебе, Бенни-Бой.
Бен закатывает глаза, – И что она собирается делать? Заставить тебя добавить гарантию к покупке бытовой техники?
– Тебе легко говорить, когда ты…
– Продолжай, – подсказывает Бен, скрещивая руки на груди, когда Клаус обрывает себя. – Мне так легко, когда я уже мертв.
Явно незаинтересованная в их драме, Долорес скользит вперед, чтобы встать между ними. Она молода, вероятно, ей всего восемнадцать или около того, и бросает на них раздраженный, презрительный взгляд, на который способен только подросток. Она указывает на Бена, затем на Клауса и обеими руками изображает букву L, одну на груди, другую на лбу, прежде чем свести их вместе. Клаус и Бен обмениваются еще одним беспомощным взглядом.
Клаус вытягивает обе руки перед собой, ладонями вверх. – Мы не понимаем!
Жест Долорес: “Пойдём же” достаточно понятен, и Клаус все равно собирается последовать за ней, но тут она открывает рот и кричит: "Фиф!" – и поднимает руку, изображая цифру пять.
Каждый день они гуляли столько, сколько могли, пока организм Клауса не начал сдавать, но найти Пятого на данный момент все еще кажется невыполнимой задачей. Что, если он уже уехал из города? Как тогда мог Клаус надеяться его найти?
К тому времени, как они нашли магазин, небо стало слишком темным, чтобы Клаус мог ясно видеть дорогу, несмотря на то, что он настаивал на том, что может продолжать идти. Но как только до Клауса доходит, что именно говорит Долорес, ничто не мешает ему поспешить за ней.
Пока они следуют за Долорес по лабиринтам из обломков, всё полностью погружается в темноту. Хотя в городе почти наверняка еще долго будут бушевать лесные пожары, пламя от того, что стало причиной апокалипсиса, в основном погасло несколько дней назад. Так что он может увидеть зарево костра Пятого и дым, поднимающийся в небо задолго до того, как они доберутся до него. Затем он пробегает мимо Долорес, обдирая ладони, когда пробирается через груды щебня к своей цели. Туда, где стены библиотеки наполовину стоят.
Ох… Клаус подносит руку ко рту, чтобы подавить рыдание, которое вот-вот вырвется наружу при виде открывшегося ему зрелища.
Пятый выглядит как малыш. Он точно такой, каким его помнит Клаус, и почему-то намного меньше, чем он ожидал. В его воспоминаниях Пятый занимает очень много места из-за своей уверенности и индивидуальности. Ему никогда не нужно было выпендриваться, как Лютеру и Диего. Он всегда был таким уверенным в себе, уравновешенным, зрелым, что Клаус часто чувствовал себя маленьким и инфантильным по сравнению с ним.
Но черты лица, запечатлевшиеся в его памяти с любовью и освежавшиеся каждый раз, когда он смотрел на фото для прессы, которое хранилось в его бумажнике, стали мягче. У Пятого есть открытая уязвимость, которую он редко показывал дома, где считал это непростительным проявлением слабости. Или, может быть, Клаус был слишком увлечен собой в тот момент, чтобы заметить это. Возможно, время подкрасило его воспоминания. На его лице в грязи остались следы: сухие, но очевидные.
И Клаус... Клаус не может этого вынести. Он движется, не задумываясь о том как это должно быть выглядит, он выплывает из темного мрака того, что сейчас считается ночью. Пятый вздрагивает, отползает назад и изгибается всем телом, пытаясь нащупать что-то позади себя. Он поднимается на ноги, размахивая бейсбольной битой.

Пройдет еще неделя, еще один цикл смерти и воскрешения, прежде чем Клаус поправится настолько, чтобы идти за Пятым. Бен приходит и уходит ещё несколько раз, следя за ситуацией. Бен все еще серьезно обеспокоен тем, что Пятый ведет беседы с воображаемым другом. Клаус чувствует, что лично у него нет права судить о ком-то, кто, по-видимому, разговаривает сам с собой, но он готов признать, что обстоятельства другие. Однажды Бен возвращается в отчаянии, потеряв след Пятого, и Клаус решает, что прошло достаточно времени для восстановления.
Трезвость - это палка о двух концах. Ясность ума могла бы быть приятной, если бы в пустоши было хоть что-то, что могло бы отвлечь его, кроме Бена. Вместо этого, без наркотиков или белой горячки, которые все портят, Клаус не может избежать абсолютного ужаса, который его окружает. И голоса, которые раньше были единым оглушительным ревом, превратились в отдельные голоса, зовущие на помощь своих родителей, своих детей.
Клаус видит, во что обходится людям это бедствие со всех сторон: пожилым людям, новорожденным и людям всех возрастов между ними. Они не так жестоки, как призраки, которые раньше обитали в мавзолее, или те, что, казалось, бродили по плохим районам города, когда он уехал один. Но они сбиты с толку и находятся в агонии, и чем дольше это продолжается, тем сильнее они злятся.
Конечно, отец никогда не учил его, что делать с тем, что он видел. Если бы он знал, как заставить их оставить его в покое или, черт возьми, хотя бы двигаться дальше, ему не пришлось бы прибегать к фармакологическим средствам управления своими силами. На данный момент Клаус пытается сосредоточить все внимание на достижении цели – найти Пятого. На данный момент это единственный способ выжить: просто делать всё шаг за шагом. Когда он встретит Пятого, тогда он сможет начать беспокоиться о том, как он будет оставаться в здравом уме без своих таблеток.
(В противном случае он не уверен, что смог бы продержаться хотя бы час. Одно дело - игнорировать требования каких-нибудь отбросов этого мира, и совсем другое - столкнуться с гребаными младенцами и детьми, оплакивающими свои семьи. Или молодых людей, отчаянно пытающихся понять, что с ними случилось. Клаус чувствует, как они тянутся к нему, хватаются за подол его пальто, обдают холодом ладони, умоляя о помощи.)
Бен находит магазин одежды, и Клаус полагает, что в постапокалипсисе нищим выбирать не приходится. Он снимает с себя грязные лохмотья и, как может, умывается, надев футболку и окунувшись в холодную воду. Затем он переодевается в самую теплую одежду, которую может найти среди обломков; поистине трагический наряд, но с каждым днем становится все холоднее. Он также кладет в рюкзак несколько свитеров и пару длинных трусов, несколько толстых перчаток и шарфов и запасную пару ботинок.
Разбирая груды детской одежды, собирая все самое необходимое для Пятого, он встречает Долорес. Когда она впервые подплывает ближе, поднимаясь из-под обломков в призрачном голубоватом свете, Клаус вздрагивает и падает на задницу. В отличие от многих других, она молчит, многозначительно глядя на него, как будто может донести свои мысли до его сознания.
– Что? – требует ответа Клаус. – Чего ты хочешь?
И затем, громче обращаясь ко всем остальным духам, задержавшимся поблизости, – Разве ты не знаешь, что я не могу тебе помочь? Я не знаю как, даже если бы захотел!
Она кивает, отводя взгляд. Ее руки складываются в символы на уровне груди. Некоторые из знаков Клаус узнает: она поднимает кончики пальцев к макушке, затем опускает руку, согнув средний и безымянный пальцы; крутит указательным пальцем в воздухе. Однако остальное происходит слишком быстро. Честно говоря, он даже не уверен, где научился этим двум словам.

– Неважно, – бормочет Клаус.
Он отбрасывает обертку от протеинового батончика, который только что доел, и смотрит, как ветер уносит его по улице. Ему не по себе. Он не в состоянии превратить свою боль в шутку для своей аудитории в один человек. Даже мусор, который обычно заставляет его разразиться тирадой в адрес любого мудака, которого он видит за этим занятием, больше не имеет значения. Весь гребаный мир в огне.
– Прости, – шепчет Бен. – Я знаю, что не всегда оказывал тебе большую поддержку.
Клаус начинает хихикать, а потом не может остановиться и начинает рыдать, и это просто чертовски здорово. Вся жидкость, которую он только что выпил, снова выльется у него прямо из глаз.
– Клаус?
Голос Бена дрожит, и Клаусу жаль, что он не может его успокоить, но он и в лучшие времена не умел справляться с эмоциями других людей. И сейчас определенно не лучшие времена.
Прости меня, – плачет Клаус. – Прости, что заставил тебя остаться. Я был так растерян, когда ушел Пятый, я не мог вынести, что потеряю и тебя тоже.
Клаус бьет кулаком по земле и чувствует, как у него разбиваются костяшки пальцев.
– Я был таким эгоистичным придурком, и теперь ты застрял здесь, вместо того, чтобы быть там, наверху, где тебе самое место.
– Ты не заставлял меня оставаться, – говорит Бен, и в его голосе звучит почти злость.
Клаус моргает сквозь слезы и видит, что тот смотрит куда-то вдаль.
– Я тоже был напуган. Я не хотел уходить.
Клаус недоверчиво усмехается, и Бен встает, чтобы сесть рядом с ним в кузове грузовика.
– Раньше я беспокоился, что упущу свой шанс двигаться дальше, – он дотрагивается до колена Клауса и сжимает его. – Теперь я рад, что не сделал этого.
– Верно, – говорит Клаус, рукой обводя окрестности. – Потому что это намного лучше, чем вечный рай.
– Ты был бы счастлив остаться там, зная, что Пятый здесь, внизу?
Очевидно, выражение лица Клауса говорит само за себя, потому что Бен кивает и говорит, – Точно.
– Черт.
Клаус потирает зудящие руки и откидывает с лица пепельные волосы.
– Нам пора идти. Кто знает, что он там вытворяет в одиночестве. Мы и так потратили достаточно времени на мое дерьмо.
– Это не дерьмо, Клаус. Ты болен, – протестует Бен, когда Клаус пытается встать.
– Обычно ты не проявляешь такого понимания, когда я прохожу детоксикацию, – комментирует Клаус с кривой, самоуничижительной улыбкой.
– Да что ж, даже при самых благоприятных обстоятельствах это дерьмовое шоу. Позволь мне поискать его. Я могу обследовать большую территорию, чем ты, особенно учитывая все эти обломки, – Бен, прищурившись, смотрит на него. – Ты отдыхай. Последнее, что нужно Пятому - это чтобы ты, спотыкаясь, подошел к нему, весь в собственной крови, моче и блевотине, как какой-нибудь зомби из ночного кошмара.
– О, Бен, ты такой сладкоежка, – ворчит Клаус, уже откидываясь назад, чтобы положить голову на мягкую горку твинкис и пончиков с сахарной пудрой.
В его жизни были подушки и похуже. Какая-то часть его сходит с ума от мысли, что Бен его бросит, адреналин пытается подстегнуть его пульс. Остальная часть его слишком измучена, чтобы протестовать. Особенно сейчас, когда Пятый нуждается в Бене больше. Даже голоса не могут помешать ему проснуться, когда его тело отказывается оставаться в сознании хоть на мгновение дольше.

Пятому тепло и спокойно на душе. Приятно чувствовать чужое дыхание и ощущать крепкие обнимающие руки. Горячие ладошки, контрастирующие с промокшей одеждой, приносят пробивающий всё создание кайф.
– Малыш, ты так дрожишь, – вымолвив, Клаус целует в висок.
– Потому что я чертовски замёрз, – отозвался Пять, выделив ругательство.
– Нам и правда пора домой.
Клаус берёт Пятого за руку и ведет к подъезду. Открывая ему дверь, пропускает внутрь. Скрестив руки на груди в попытке согреться, Пятый доходит до кнопок лифта. Когда нажал, уже подошёл Клаус и заключает парня в объятия.
– Я же предлагал худи взять, – негромко произнёс Салливан.
Лифт тихонько тронулся с места.
– А толку-то от неё. Сам вот промок насквозь, – хмыкнул Пять, прижимаясь.
Мокрая одежда Клауса не даёт особо много тепла, но так, по крайней мере, уютнее.
– Знаешь, ты нравишься мне с нашей первой встречи, – нежно прошептал Клаус.
– Знаю, – Пять заглянул в глаза напротив.
Они остановились на этаже Пятого. И Клаус вышел вслед за ним.
– Точно не хочешь в гости зайти? – спросил парень, сунув руки в карманы.
– Лучше ты ко мне в это воскресенье приходи. День матери с моей семьёй проведёшь. Заодно с родителями познакомлю.
Пятый ответил, а его плечики мелко дрогнули от холода.
– Хорошо. Малыш, давай бегом домой, а то продрог уже весь. А после Клаус, взяв парня за плечи, стал легко разворачивать в сторону квартиры. И в шутливо-нежной форме подталкивать. Пятый шустро отворил дверь и проскочил внутрь. А уже закрываясь, улыбчиво выглядывает на всё ещё стоящего и давящего лыбу Клауса.
– До встречи.
Пятый окончательно попрощался и скрылся в квартире.

#фанфик #ау