III. Заключение.

Изложенные выше рассуждения показывают, что трудовые отношения обладают существенной спецификой и, в связи с этим, заслуживают специального регулирования. В частности, представляется обоснованным, что трудовые отношения можно прекратить только на будущее, а исполненную работу необходимо оплатить в любом случае (впрочем, здесь возможны исключения).

Что же применительно к тому, как ТК РФ используется и толкуется в судах общей юрисдикции – призываю не забывать, что и с применением ГК РФ возникают трудности.

В остальном, считаю более продуктивным не нигилистическое отношение к ТК РФ с предложениями его отменить и жить по «тысячелетней традиции», а внимательное и высокопрофессиональное отношение к наработкам трудового права через сопоставление с принципами общего частного права.
(20-летию постановления Пленума №2 о применении Трудового кодекса РФ посвящается)

(4) О согласовании трудовой функции.

Тут критика также необоснованна. Напротив, имеет место пример прогрессивности ТК РФ по отношению к ГК РФ.

Статья 57 ТК РФ говорит, что если какие-то существенные условия не согласованы – это не повод трудовой договор признавать незаключенным или расторгать, а необходимо такие условия дополнить. Среди таких условий – трудовая функция.
С одной стороны, применительно к трудовой функции – её действительно нужно признать существенным условием трудового договора. Свобода выбора профессии и рода деятельности – неотъемлемая часть свободы труда (статья 2 ТК РФ). Отсутствие в трудовом договоре описания трудовой функции, то есть её максимально широкое определение, приводило бы к тому, что назначение работнику ненадлежащих заданий стало бы дополнительным видом санкции (как, например, задание юристу вымыть полы), что, очевидно, недопустимо, в том числе и с точки зрения принципа защиты достоинства работника (та же статья 2 ТК РФ).
С другой стороны, формулирование трудовой функции в заключаемом в письменном виде трудовом договоре – задача, как правило, работодателя.

В статье 57 ТК РФ мы сталкиваемся с идеей, похожей на ту, что теперь отражена в пункте 5 статьи 166 ГК РФ – лицо, которое отвечает за возникновение порока сделки, не может ссылаться на такой порок. Работодатель, не указавший в письменном трудовом договоре определенное существенное условие, не может сослаться на незаключенность договора или на необходимость его расторжения.
К этой идее ТК РФ пришел задолго до того, как к ней же пришел ГК РФ, ориентируясь на возникавшие в практике проблемы.

(5) Увольнение нового работника в связи с восстановлением старого.
Наконец, в этом пункте критики, на мой взгляд, имеет место всего лишь политико-правовое решение. Всё же работодатель – это не всегда крупное предприятие, так что в небольшой компании вынужденное содержание дополнительного работника при неясной перспективе его задействования в деятельности компании очевидно привело бы к экономическим трудностях (которые, в том числе, отразились на фонде оплаты труда других работников).
Вместо того, чтобы принуждать к такой неестественной ситуации – ТК РФ разрубает этот Гордиев узел таким вот образом.

(6) Проблемы с увольнением директора.

Что же касается приведенных в комментариях проблем с увольнением беременной женщины-директора, эта трудность, конечно, укоренена в том, что не разводятся директор как работник и директор как участник корпоративных отношений. Здесь нужно работать.

(3) О противозаконных субъектах трудовых отношений.

Вот здесь уже интереснее. Были приведены такие примеры как принятие педофила на работу в образовательную организацию и трудовой договор с пятилетним ребенком.
Приму стратегическое решение и заменю первый пример. Есть ощущение, что с таким примером, играя на эмоциях, можно уйти от чисто правового размышления в сторону.

До недавнего времени (2021 год), напомню, женщинам было запрещено управлять поездом метро. Есть и другие примеры запрета на занятие определенной деятельностью на основании полового признака.
Итак, предположим, что до отмены указанного запрета на соответствующую работу «по недосмотру» была принята женщина, которая, тем не менее, подходила по всем параметрам своей квалификации. Она успела проработать несколько месяцев, пока её несоответствие занимаемой должности не обнаружилось.
Должны ли мы в таком случае признать трудовой договор недействительным ab initio, либо только с момента прекращения трудовых отношений?

Ответ, намой взгляд, можно понять, исследовав концепцию возникновения трудовых отношений на основании «фактического допуска» работника к работе с ведома и по поручению работодателя (ст. 16, 19.1, 61, 67 ТК РФ). Даже если трудовой договор не был надлежащим образом оформлен, трудовые отношения считаются возникшими с момента такого допуска.
По этой причине, фактически, нет никакого смысла в признании письменного трудового договора прекращенным по ст. 84 ТК РФ, так как трудовые отношения все равно возникнут в силу фактического допуска.
В конечном счете, пронизывающая ТК РФ идея фактического допуска к работе как достаточного основания для признания трудовых отношений приводит нас к тому принципу, что если работа была работником выполнена – за неё необходимо заплатить.
Признание трудового договора, в том числе и заключенного посредством фактического допущения работника, недействительным ex tunc привело бы к тому, что работник, принятый на работу и без особой вины со своей стороны остался бы без оплаты труда (а ограничения на занятие определенных должностей определенными лицами могут быть и весьма неочевидными, поскольку часто разбросаны по разным законам и НПА).

Конечно, есть случаи, когда работник, скорее всего, должен был бы догадаться о том, что ему нельзя работать на определенной должности или в определенном учреждении, как педофилу. Но во многих других ситуациях ограничения бывают и менее очевидными, так что простой человек о них может и не знать. Вины работника здесь может и не быть.

В то же время, отказ в признании выполнения трудовой функции трудовым отношениями лишает работника, принятого на работу в противоречии с законом, но фактически выполнявшего функцию, всех гарантий.
Здесь можно вспомнить пример с пятилетним ребенком. Не стоит забывать, что ещё столетие назад детский труд был распространенным явлением, да и сегодня он распространен в странах третьего мира. Получает, что выполнивший свою работу пятилетний ребенок должен лишиться, в частности, таких гарантий как МРОТ и отчислений в соцфонды, выплат по болезни и проч., тогда как его совершеннолетний коллега их бы получил. Что в таком случае мы вручим фактическому работнику? Бремя доказывания размера неосновательного обогащения/реституции? Disgorgement? Очевидно, всё это на порядок хуже, чем положенное в рамках трудовых отношений (который, к слову, не исключают возможности использования гражданско-правовых средств защиты при грубом нарушении прав).

Таким образом, задуманный в первом пункте lex specialis, как мне кажется, в трудовом праве обнаруживается в том, что трудовые правоотношения могут прекратиться только на будущее, тогда как отработанное подлежит оплате в необходимом размере. Общее правило ГК РФ снижало бы гарантии работников и позволяло бы работодателю спекулировать на «юридических трудностях» в устройстве определенного лица на работу.

II. Ответы на критику трудового права.

(1) О «тысячелетней традиции».

Опираясь на изложенные выше рассуждения, хочу отметить, что со времен римского права locatio conductio operarum был весьма своеобразным видом отношений. Вспоминается, в первую очередь, изложение Ульпианом того обстоятельства, что достопочтенные люди, как правило, не вступали в отношения по договору найма, тогда как "работали" за добровольно выплачиваемый гонорар (D. 11. 6. 1. pr).
Наемный работник, по всей видимости, воспринимался знатоками права как член familia, что отражалось и на восприятии его правового статуса.
Чтобы не воспроизводить все факты, рекомендую к ознакомлению замечательную высокого класса работу Михаила Пестова «Развитие правоотношения об оказании услуг в предклассическом римском праве» (ВГП, №1 2023). Автор, среди прочего, приходит к выводу, что locatio conductio operarum близок современному трудовому договору и в то же время противоречит модели договора возмездного оказания услуг, выстраиваемого вокруг идеи эквивалентного обмена благами.

Имея в виду такое обособление трудовых правоотношений, следует, не отрицая значимости «тысячелетней традиции», прийти к выводу о высокой вероятности, что таким правоотношениям требуются свои leges speciales, в том числе и в части недействительности договора.

Теперь рассмотрим несколько конкретных приведенных примеров.

(2) О противозаконном труде.

Было предположено, что ТК РФ допускает заключение трудовых договоров на выполнение явно незаконных трудовых функций, вроде наемного убийства.
Мне кажется, толкование положений ТК РФ с использованием здравого смысла должно подсказать, что, если УК РФ что-то запрещает – дальнейшие рассуждения о такой деятельности за пределами уголовно-правовой квалификации почти бессмысленны (гражданский иск в уголовном процессе не в счет, там подлежат рассмотрению гражданские отношения). Надо отметить, что и ГК РФ не особо живо реагирует на противозаконную деятельность, ограничиваясь ст. 169, состоящей из двух строчек.
К тому же, едва ли у киллера возникнет вопрос о социальных гарантиях, условиях труда и выплате отпускных, не говоря уже о трудовой книжке.

Как учит нас Цельс, право должно быть главным образом приспособлено к тому, что случается часто и легко, а не весьма редко (D. 1. 3. 5).

Всё это приводит нас к известной формуле, что трудовой договор – это соглашение, по которому работник не обещает что-либо сделать, но предоставляет свою рабочую силу, свои возможности в распоряжение работодателю, который уже должен сам определять, как их использовать. В то же время, только безоговорочное (в пределах той же трудовой функции) подчинение усмотрению работодателя позволило бы последнему гарантировать работнику безопасность труда, а себе – достижение намеченных целей.
На мой взгляд, всё это подводит нас к одному из двух вариантов комбинации частно-правового и публично-правового – отношения между свободными частными субъектами организованы, тем не менее, по модели контроля, более свойственного публичному праву. Зеркальный близнец – это, по всей видимости, межведомственное взаимодействие, где субъекты публичного права заключают волевые соглашения, но это уже другая история.

Резюмируя, выражу идею, что трудовое право останавливается где-то на грани частного права. Те управление и контроль со стороны работодателя, которые являются неотъемлемой частью трудовых отношений, как и серьезное умаление имущественной самостоятельности работника как участника таких отношений – в значительной степени ставят под сомнение применение любых правил, используемых в гражданском праве, к отношениям трудовым, за исключением, пожалуй, только самых фундаментальных принципов. Вглядываясь в грани трудового права, мы уже не можем в полной мере найти «стандарты» гражданского права, из которых мы обычно исходим при обсуждении большинства цивилистических проблем. Намеренное игнорирование этого обстоятельства, в особенности применительно к сущностно важному значению управления и контроля для трудовых отношений, означало бы целенаправленное применение заведомо неподходящих, пока не обнаружено иное, принципов и правил, что есть банальный правовой саботаж (наподобие забивания саморезов молотком).
По этой причине я считаю вполне уместным обособление норм о трудовых правоотношениях в отдельный законодательный акт, как и обособленное обсуждение таких правоотношений от гражданско-правовых отношений.

20. О трудовом праве

В очередной раз наткнулся на критику трудового права, сопровождаемую попыткой выставить его в совершенно плохом свете в сравнении с правом гражданским. Хотелось бы дать некоторого рода реакцию на такую попытку.

I. Место трудового права среди других отраслей.

Сразу отмечу, что я не отрицаю принадлежности трудового права, в большей своей степени, к частному праву. Вместе с тем, не могу и не заметить серьезных особенностей трудо-правовых отношений, которые скорее не позволили бы имплементировать их в Гражданский кодекс, а если такое бы и случилось – то было бы возможно, как минимум, в рамках отдельной части, но никак не главы где-то вблизи подряда или возмездных услуг.

Для меня ключевым критерием, который не позволяет стирать до конца грань между конкретно гражданскими и трудовыми правоотношениями, является критерий «имущественной самостоятельности», отраженный в статье 2 ГК РФ. Действительно, так получается, что в классическом случае трудовых правоотношений мы можем говорить о том, что такие отношения охватывают большую часть экономической занятости работника – у работника, как правило, только один работодатель, тогда как у участника гражданского оборота контрагентов может быть много. Пожалуй, только в случаях брака и выдачи лицензий мы сталкиваемся с похожей исключительностью, тогда как для трудовых правоотношений «исключительность» прямо требуется или хотя бы предполагается – если работник находится на рабочем месте 9 часов в день, едва ли он сможет где-то потратить ещё столько же времени (и тем более не сможет это сделать в рабочее время). С этим связано и то, что ключевой доход, обеспечивающий жизнь работника, выдается работодателем, в чем последний не может не отдавать себе отчет. Сложно поспорить с тем, что в большинстве случаев работник находится от работодателя в серьезной экономической зависимости.
Я бы, поэтому, сказал, что имущественная самостоятельность работника как участника трудовых отношений в значительной степени умаляется, хотя и не исчезает до конца.
Изложенное соотношение статусов работника и работодателя, имманентно присущее трудовым отношениям, накладывает серьезный отпечаток на волеизъявления первого. Установить, что работник, соглашаясь на определенные условия труда или определенные условия разрешения трудового спора, действовал в полной мере в собственном интересе, не идя на поводу у работодателя – достаточно сложно. Эта логика – результат признания совершенно очевидного факта.
К слову, в гражданском праве мы тоже постепенно учимся защищать слабую сторону договора, но здесь это скорее особенная ситуация, тогда как в трудовом праве – общая.

Заслуживает отражения и следующее обстоятельство.
В той же статье 2 ГК РФ мы найдем критерий отграничения публичного права от права частного – отношения публичного права строятся на основе власти и подчинения. В рамках таких отношений один субъект дает обязательные указания, а другой – им подчиняется.
Сложно не заметить, что трудовые отношения строятся в известной степени именно по такой модели. Как указывает нам статья 15 ТК РФ, работник выполняет за плату трудовую функцию «в интересах, под управлением и контролем работодателя», а сами отношения основаны также на «подчинении работника правилам внутреннего трудового распорядка при обеспечении работодателем условий труда, предусмотренных <…> локальными нормативными актами, трудовым договором».
Как видно, властное подчинение смягчено здесь до «управления и контроля», однако всё равно возникает рефреном. Также обращает на себя внимание, что после трудового законодательства и НПА (подобное есть и в ГК РФ), возникает фигура локального нормативного акта как источника регулирования трудовых отношений. Это – собственно все те правила внутреннего распорядка, которые работодатель закрепляет на предприятии.

12. Про границы юриспруденции
В конце рабочей недели наблюдал на просторах банкротных каналов телеграма дискуссию (знатный поток кринжа) на тему обоснования залогового приоритета. Там, конечно же, всё как обычно – «Смешались в кучу кони, люди…»
На полях этого чтива отмечу следующее.

Представим себе, что в одном суде первой инстанции рассматриваются два никак не связанных спора с суммой иска в 150 и 50 соответственно. Требования истцов очевидны и бесспорны. В итоге, в одном деле истцу присудили 200, а в другом 0. (Чтобы снять претензии к этому примеру, предположим, что апелляция потом установила, что истцам нужно было присудить их требования).
Для экономиста эта ситуация более, чем нормальная. Действительно, в среднем на определённое количество населения удовлетворяется 100% обоснованных требований. На заявленные в суд 200 единиц суд присудил 200. Неравномерность присуждения в целом объяснима неравномерностью заявленных требований. Поводов для беспокойства нет.
Для юриста же налицо сразу две очевидных ошибки. Суд не только вышел за пределы требований в одном деле, но и неправомерно отказал в другом. Поводы для беспокойства просто огромные, поскольку из двух дел суд не справился ни с одним.

По экономическому методу в нашей стране, насколько мне известно, работают органы внутренних дел, так что на 100 тыс. человек предполагается норматив в X убийц, Y воров и Z наркоманов. Нормативы же полагается отрабатывать.
Введение подобных нормативов «удовлетворяемости» требований по, как минимум, гражданским делам в судах первой инстанции – едва ли вызовет какой-то энтузиазм хоть у кого-то из юристов. Даже для катастрофической пока что сферы присуждения компенсации за моральный вред предлагаются различные таблицы и формулы, но никогда не предлагаются нормативы на определенное число заявленных требований.

Применительно к описанному казусу с двумя делами нужно отметить также следующее. У экономиста в инструментарии его науки едва ли найдется хотя бы один аргумент/метод/принцип, который позволил бы ему с позиции экономики объяснить, почему изложенная ситуация представляет собой большую проблему. Экономику интересует народное хозяйство, так что если в среднем по палате температура нормальная и нет иных негативных проявлений – результат можно принять как хороший.
И наоборот, юрист с позиции юридической аргументации, основ права и идей справедливости, равенства etc. едва ли сможет объяснить, почему ситуация с двумя неправильно разрешенными делами – нормальна. Для юриста в этом случае очевидны сразу две несправедливости, «усредненный результат» его никак не волнует. Fiat iustitia, et pereat mundus.
Впрочем, существование одной науки никак не умаляет существование другой.

К чему это я. Смешивать в одной куче Право (с большой буквы) и экономическую аргументацию – всё равно что при помощи пятистопного ямба лечить простуду. Профессионал, не знающий, чем конкретно он занимается и где пределы его профессии, – простой шарлатан.
(Говорю, само собой, не про всех)

11. Немного про смысл п. 1 ст. 367 ГК РФ
(Я человек простой. Вижу обеспечение обязательств - комментирую)

В Петербургской цивилистике вышел обзор определения СКЭС ВС РФ от 13.12.2023 №305-ЭС23-19567. Если кратко, фабула заключалась в том, что имел место залог третьего лица; основной должник был признан банкротом и после конкурсного производства ликвидирован; залогодержатель до момента ликвидации основного должника не заявил требование об обращении взыскания на предмет залога. Верховный Суд со ссылкой на 352/1:1 и 419 ГК, а также п. 21 ПП ВС РФ 2009 №58 указал, что залогодержатель должен был заявить об обращении взыскания на залог до его прекращения ввиду ликвидации должника.

В целом, к рассуждениям участников дискуссии можно прислушаться. В круг обсуждения попала также норма 367/1 ГК, содержащая сходное правило для поручительства (которое применимо и к залогу третьего лица).
Я не являюсь любителем статьи 367 и поддерживаю идею, что раз обеспечитель (залогодатель или поручитель) взял на себя бремя снятия с кредитора рисков – он должен это бремя нести.
Однако в качестве advocatus diaboli не могу не отразить следующую линию контрдоводов.

Во-первых, нужно учитывать, что поручительство не является в полной мере самодостаточным обязательством (хотя и является самостоятельным). Существование и сущность поручительства неотделимо связаны с основным обязательством, его размером и состоянием.
Хотя современное право исходит из солидарности должника и поручителя, римское исходило из предоставления поручителю beneficium excussionis – права потребовать от кредитора сперва предъявить иск к основному должнику. Проявления этого права могут быть и более слабыми – достаточной мерой может быть предъявление к основному должнику претензии и ожидание в течение определенного срока.
Обязательство поручительства поэтому является «запасной мерой» кредитора. Кроме того, как уже было сказано, поручитель снимает риски с кредитора, но он не должен быть его полноправным агентом, избавляющим в том числе и от необходимости активного поведения в целях защиты своих интересов.
По этой причине ключевые интенции в поведении кредитора должны быть устремлены к должнику, а не к поручителю. Hic Rhodus, hic salta. Соответственно, кредитор просто лишен возможности «проморгать» ликвидацию должника, с него никто не снимал необходимости быть активным участником оборота.

Автор предпринял попытку теоретического осмысления залога обязательственных прав с точки зрения сравнительно-правового подхода для целей раскрытия заложенного отечественным законодателем потенциала данного инструмента обеспечения.