Вдруг кому: бесплатно pdf-версия полного собрания писем Уилки Коллинза. (Вот это правильные энтузиасты. Все бы так. А то дневники Гладстона... письма Дизраэли... Не будем о грустном.)

Прочел тут в дружественном чате, что вскоре выйдет комментированный перевод трактата Джона Стюарта Милла (искаж. Милль) "О свободе". А я тут как раз недавно читал прекрасную историю о Милле и его другане, еще одном прекрасном викторианце — Томасе Карлайле (искаж. Карлейл(ь)). Авторе моей любимейшей истории Великой французской революции — это в принципе одна из лучших книг на свете, мне кажется.

Вообще-то историю ВФР должен был писать Милл. Но он не успевал к дедлайну и предложил вместо себя Карлайла. В 1834 году Карлайл приехал в Лондон и стал неистово работать над. Милл, который был спецом по Франции, носил Карлайлу книжки, тот читал, делал заметки, впитывал, переваривал, сочинял, заметки уничтожал. Написал первый том из трех и отослал его Миллу на одобрямс.

6 марта 1835 года мистер Милл приезжает к мистеру Карлайлу сбледнувший с лица. Не может сказать ни слова, в панике, едва ли не помирает. Ясно, что что-то случилось страшное. Просит миссис Карлайл, заикаясь, пойти вниз, там в экипаже его подруга миссис Тэйлор. Миссис Карлайл смекает, что и правда случилось страшное, и говорит мужу: слушай, не иначе как он сбежал с миссис Тэйлор!

Мистер Карлайл теперь тоже в ужасе. Не то чтобы что-то такое не ожидалось. Миссис Тэйлор — это Харриет (в девичестве) Харди, женщина-философ, женщина-борец-за-права-женщин, и она замужем за мистером Тэйлором, и у них трое детей, и все в курсе, что у нее уже несколько лет роман (сложно сказать, насколько платонический) с мистером Миллом, они сходятся и расходятся, всё очень бурно, но все-таки — если она сбежала от мужа, это будет совсем скандалище. Позорище. И вообще. Короче, Карлайлы заранее в шоке.

Миссис Карлайл бросается к экипажу, там сидит миссис Тэйлор, тоже сама вся не своя, и повторяет только: господи, вы его никогда не простите! никогда!..

"Да что же ты натворил?" — вопрошает мистер Карлайл мистера Милла, когда миссис Карлайл возвращается от экипажа несолоно хлебавши.

Мистер Милл воздевает очи горе и выдавливает из себя: понимаешь, это всё служанка. Она решила, что это мусор на столе. И бросила всё в камин. Все бумаги. Весь первый том "Французской революции".

Боже, вздыхает мистер Карлайл с облегчением. Всего-то! — Ты полгода работал! — восклицает мистер Милл. — Ну ничего страшного, еще поработаю!.. — бросается утешать друга мистер Карлайл. Не волнуйся так! — подбегает миссис Карлайл. И они несколько часов всячески утешают несчастного мистера Милла из опасения, что будет членовредительство или чего похуже.

Потому что любую плохую новость можно подать в таком контексте, что ее воспримут практически с радостью.

Вася Владимирский, друг, коллега и антагонист в идейном плане, пишет про книгу Носачева:

Например, о спиритуализме XIX-начала XX веков он пишет как о движении демократичном и профеминистическом. И ведь действительно: спиритизм – не только способ отъема денег у населения, но и отличный социальный лифт, где не важно ни происхождение, ни пол, ни уровень дохода. Какой-нибудь швее из Дублина достаточно было убедительно продемонстрировать, что ее посещает дух императора Нерона, чтобы попасть в светские салоны и на первые страницы газет, стать айдолом, поп-звездой своей эпохи, вокруг которой вьются стаи усатых мужчин. Никогда под таким углом не рассматривал, но это многое объясняет – в том числе увлечение спиритизмом некоторых викторианских социалистов.

Мне кажется, Вася написал херню, и мне особенно не нравится, что это херня из системы координат "смысл имеет только то, что можно перевести в деньги/славу" (ну и Вася не любит социалистов, чего скрывать). К каждому выводу хочется приписать комментарий. Но лучше это сделать в своем тексте, конечно, который я продолжу рыть, как только освободится хотя бы два часа в день.

Иногда такое ощущение, что все книги уже написаны, просто я о них не знаю. Сегодня вот оказалось, что в 1979 году вышла прекрасная монография о (внезапно) расцвете культуры садо-мазо — флагелляция и прочее — в викторианское время. Если вы поморщились, я скажу, что один из героев этой книжки — прекрасный поэт Суинберн, который из публичных домов БДСМ, я так понимаю, не вылезал. Другой герой — Монктон Милнс, тот самый, которому приснилось как-то, что его преследует с целью наказать за грехи премьер-министр Гладстон, и Монктон Милнс во сне припустил так резво, что наяву выпрыгнул из кровати и сломал ключицу. Гладстон наверняка тоже герой — он имел обыкновение ходить по проституткам, не чтобы что все подумали, а наставлять их на путь истинный, но поскольку в процессе наставления на путь Гладстона обуревали вполне плотские желания, он потом приходил домой — и, да, бичевал себя. Викторианцы-с. Короче, вполне академическое исследование очень любопытного психологически и исторически феномена, и пусть будет стыдно тому, кто плохо об этом подумает.

Относительно новых книжек тут три: новая работа Джудит Фландерс, у которой любителю эпохи можно рекомендовать практически всё, на сей раз — о том, как викторианцы воспринимали смерть и социально скорбели; очень любопытная книга Майкла Мейера про не кого-нибудь, а Анни Безант, которая у нас, боюсь, на слуху только у рериховцев и теософов иных изводов, как соратница Блаватской и приемная мать несостоявшегося мессии Джидду Кришнамурти, но вообще-то начинала она — в том числе — как социальный реформатор, и это — том о ее и Чарльза Брэдло совместном трактате "Плоды философии", посвященном контрацепции, что для 1876 года был, конечно, скандалище; что до "Нашей Фатимы Ливерпульской", она куплена из-за названия — и потому что ислам в викторианстве, как и буддизм в викторианстве, — тему равно увлекательная и редко описываемая.

Томик Керсти Стонелл Уокер — о полусотне главных викторианских женщин, работа поверхностная, но обладающая важным для энциклопедий качеством, она побуждает рыть дальше. (Это вторая моя попытка обрести данную книжку, в первой были выдраны кое-какие страницы.) Ну и — last but not least — мемуар Молли Хьюз о том, как она росла в Лондоне в 1870-х, переиздание, у меня просто есть проект, связанный с викторианским детством, авось Молли Хьюз его подопнет и он полетит.

Вообще же хочу сказать, что через неделю с небольшим у меня заканчиваются рабочие елки. Так что тут будет некоторое викторианское оживление. Как говорится, ино еще побредем.

Читаю книжку про викторианского художника Джона Уислера (за какие-то грехи ставшего по-русски Уистлером) и думаю старинную мысль о том, что "именитые викторианцы" были весьма сплоченной кучкой. Очень сложно найти среди них одиночек — ощущение такое, что они все были друг с другом знакомы, дружны и многозначительное так далее. Ну вот, скажем, Уислер, сравнительно молодой, за спиной — родные США, Петербург и Париж, селится в Лондоне в Челси в начале 1860-х. И, натурально, тут же — в октябре 1862 года — рядом селится Данте Габриэль Россетти, у которого только что (в феврале) покончила с собой возлюбленная Элизабет Сиддал. И не один селится, а с любовницей Фанни Корнуорт, братом Уильямом Майклом, писателем Джорджем Мередитом и поэтому Олджерноном Чарлзом Суинбёрном (о каждом из которых можно долго и всякое рассказывать). И они, значит, дружат буквально семьями — Уислер, набожнейшая мать Уислера, только что с Гражданской войны в США, дружки Уислера по Парижу и ирландская любовница Уислера. Мередит быстро отпочковывается, однако брат Россетти и Суинбёрн (в перерывах между сеансами БДСМ в публичных домах) "продолжают заходить". И Уислер тоже заходит к Россетти. А к Россетти заходят вообще все — и прежде всего цвет прерарафаэлитизма, Форд Мэдокс Браун, и Уильям Моррис, и Эдвард Бёрн-Джонс. А также Джон Раскин (искаж. Рёскин). А также Чарльз Огастес Хауэлл — тот самый, который стал прототипом "короля шантажа" в рассказе о Шерлоке Холмсе у Конан Дойля потом. А также — в книжке об этом нет ничего, но сохранилась же фотография: октябрь 1863-го, тот самый дом, поэтесса Кристина Россетти (слева), другая сестра, Мария Франческа (вторая слева), справа Данте Габриэль играет в шахматы с матерью всех троих — Франсис Лавинией. Фото сделал Чарльз Лютвидж Додсон (искаж. Доджсон), то есть Льюис Кэрролл, уже планирующий издать свою сказку про девочку Алису в Стране чудес. Викторианская матрица просто.

Нашел в своем ФБ мемориз за 2021 год:

А тем временем в одном из фейсбучных прерафаэлитских соопчеств, англоязычном, кстати говоря, усиленно обсуждали, невзирая на чуму, тюрьму и суму, что же все-таки произошло в несчастном браке Джона Рёскина и Эффи Грей. Не гей ли он был, а если не гей, то не педофил ли, а если не педофил, то не импотент ли, потому что что еще могло там случиться-то, и где мы были в очереди к той замочной скважине в тыща восемьсот пятьдесят лохматом году. Есть, есть на свете вечные ценности!
Самое интересное, что несколько дней назад мне пришел ашмолеанский каталог прерафаэлитской выставки, и я его вчера вечером открыл на наброске портрета Раскина карандаша (или чем он там рисовал наброски) Милле — который в итоге стал вторым мужем Эффи Грей, отчего и произросла вся эта безобразная судебная история, — и там опять было всё то же самое в комментарии.

То есть, да, есть вечные ценности.

Если я замучУ цикл зумовских викторианских лекций, одна будет непременно Про Это.