ЗАГЛЯНУТЬ ЗА ГОРИЗОНТ

К марту 1985 года мир стоял перед катастрофой термоядерной войны. Жизнь на планете Земля, ее люди, все сокровища мировой культуры, вся красота её природы могла быть уничтожена за несколько часов, да и сам глобус мог превратиться в поток безжизненных астероидов. Запад страшно боялся сильнейшей военной державы - СССР, а сам СССР- самой могучей западной науки и экономики.
Взаимный испуг, густо замешанный еще и на имперской алчности, драпированной в классовую борьбу вел человечество к гибели по причине ничтожной случайности. Таких фальстартов мировой смерти уже было с десяток, и каждый следующий мог оказаться для человечества прыжком в небытие.

Человеком, который отвел мир от пропасти стал Михаил Горбачев. Да, на Западе многие политики мечтали о разоружении и о всемирной гармонии, но в СССР из правителей - никто. Никто до Горбачева. Именно он, то убеждая, то обводя вокруг пальца своих коллег по Политбюро, то проводя кадровые перемещения, сумел получить одобрение своему новому курсу в Кремле, а потом, или даже одновременно с этим уверить Запад в серьезности новых намерений СССР.
В беседе, которую я предлагаю сегодня, рассказывается о самом начале этого процесса, о внешней политике СССР в 1985-86 гг. Следствием этих первых шагов стало то, что политики СССР и США, а с ними и весь мир смогли «заглянуть за горизонт», как сказал сам Горбачёв на пресс-конференции в Рейкьявике.
Как это удалось сделать после семидесяти лет не прекращавшейся блльшевицкой агрессии и пойдет речь в нашей беседе.

https://youtu.be/sfzwb6KnlJs

ЛЕКЦИЯ В ЛИМАССОЛЕ

Дорогие друзья, 17 декабря я читаю лекцию «Невыученные
уроки истории» в Лимассоле. Впервые на Кипре с декабря 2021 года.

ГОЛАНСКИЕ ВЫСОТЫ

Не успел Асад бежать из Сирии, а новая власть утвердиться в Дамаске, как Израиль объявил об оккупации демилитаризованной зоны в этом районе и даже некоторых стратегически важных высот, в том числе горы Хермон, на сирийской стороне разделительной линии. При этом мир не услышал заверений, что это - временная мера и войска будут выведены как только положение в Сирии стабилизируется и характер новой власти в Дамаске определится.
Между тем, сама новая власть уже заявила, что стремится к добрососедским отношениям с Израилем. Это очень важные слова и большой аванс.
На мой взгляд правительству Нетаньяху для укрепления стабильного мира на северных границах Израиля следовало бы заверить новые власти в Сирии, что Израиль не имеет никаких экспансионистских устремлений и готов вернуться к резолюции 497 от 17 декабря 1981 года и начать обсуждение статуса всех Голанских высот, которые оккупированы Израилем с 1967 г. и аннексированы как раз в 1981.
Я очень боюсь, что оккупация Голан может обернуться для Израиля тем же, чем оккупация Крыма в 2014 обернулась для России.
Сейчас мир суннитского Ислама , включая Турцию, очень благожелателен к Сирийской революции и открыт для диалога с Израилем.

Грубыми и амбициозными силовыми действиями этот позитив можно легко разбить. Но тогда Израилю даже с флагом на Хермоне не следует ждать от будущего ни покоя, ни мира.

Слава Богу, как мне сообщили друзья, израильское правительство это понимает и подчеркнуло временный характер оккупации сирийской территории.

Пишу потому, что судьба Святой Земли не может быть для меня чужой судьбой.

ПРЕДЗНАМЕНОВАНИЕ

В Сирии войска тирана Башара Асада не просто отступают перед лицом объединенной коалиции Сирийских антиасадовских сил (в нее входят сторонники демократической Сирии, мусульманские суннитские отряды Хайат Тахрир аш-Шам, курдские формирования), они откровенно бегут, оставляя города вовсе или почти без сопротивления. Алеппо, Хама, Дар Эс-Зор уже в руках повстанцев. Их передовые отряды прямо сейчас входят в Хомс, ключевой и последний крупный город на пути к Дамаску, связывающий столицу Сирии с приморской Латакией, где существенную часть жителей составляют алавиты, к религиозной общине которых принадлежит и клан Асада.

Диктатор Сирии прилетал в Москву (полусекретно), просил помощи у Путина, но, по всей видимости, получил вежливый отказ. Русские самолеты несколько раз побомбили Алеппо и дороги на Хомс и на этом участие союзника Асада в его защите закончилось. Поступают ясные сигналы, что у России есть сейчас дела поважнее, чем защита Сирии. И у Ирана, второго мощного союзника Асада, кстати, тоже. Иран весьма ослаблен противостоянием с Израилем и внутренней нестабильностью - иранцам аятоллы смертельно надоели своим лживым показным благочестием и вполне искренней алчностью и имперскими претензиями. Сил на реальную поддержку Асада у аятолл, кажется, уже нет.

Но самое удивительное и знаменательное, что сил нет и у России. Быстрый (фактически, в 10 дней) успех антиасадовских сил в Сирии - свидетельство крайнего истощения военного и финансового потенциала России в Украинской войне. До нынешних событий в Сирии весь мир гадал, насколько истощены силы Путина почти трехлетней крайне ожесточенной войной. Теперь очевидно - истощены до крайности.

Никогда бы Путин не бросил своего союзника, да еще занимающего стратегически важнейшую позицию в Восточном Средиземноморье, никогда бы не стал эвакуировать российские военные базы в Латакии, если бы была хоть какая-то возможность русским войскам остановить наступление. Ведь антиасадовские силы не так уж и мощны. У них нет авиации, почти нет тяжелой боевой техники, ракет. И, тем не менее, поддержка из России не приходит. Когда-то в 2015-16 годах огромные силы и ресурсы Путин бросил на защиту Асада. И защитил, надо признаться. Асад, который в октябре 2015 готов был капитулировать в Дамаске и бежать из страны, к ноябрю 2024 года контролировал примерно три четверти территории Сирии. Теперь он вновь пакует чемоданы, я полагаю. Ни танков, ни ракет из зоны Каспия, ни головорезов вагнеровцов, ни регулярных частей РА ему на помощь Путин не посылает по той простой причине, что их нет.

Быстрый успех антиасадовской коалиции показал наглядно, что военная и экономическая машина Путина на грани развала. Сегодня нет сил для защиты Асада, завтра закончатся силы для войны с Украиной.

Победные флаги оппозиции на стенах цитаделей Алеппо и Хомса - могут стать предзнаменованием скорого конца путинского режима в Москве.

УМНЫМ БЫЛО ЯСНО

Работая над беседами по новейшей истории России, сейчас - по времени Перестройки, постоянно обращаюсь к дневникам Анатолия Сергеевича Черняева.
Вот запись, сделанная 7 января 1988 года:
"Те люди, которые столько десятилетий уродовали и калечили физически и морально Россию, многие еще живы — и при хорошей пенсии. А главное — они «наплодили» (через атмосферу и весь стиль, механизм общественной жизни) многие миллионы потомков во всех поколениях. И остается еще обширнейшая болотная почва не просто невежества, бескультурья, самой настоящей безграмотности, — почва, способная в один миг (как в 1920-ые и 1930-ые годы) выделить из своей среды необходимое количество ежовых, берий и проч. т. п.

И есть силы страшного консерватизма в самом верху, которые не остановятся перед тем, чтобы воспользоваться услугами этих сталинистских последышей, которые, может, сами не знают, что они таковыми являются. Словом, прав автор одной из газет… «Смотрите, они нам (перестройщикам) не простят». (конец цитаты).

И не прощают, и пытаются опять загнать Россию в безгласность, в бесправие, в доносительство, в анонимки, в жизнь по понятиям банды. Вот уже и Соловецкий камень предлагают снести, и таблички с последним адресом с домов снять эти "последыши", вернувшиеся к власти ложью, хитростью и нашей глупостью, беспечностью, и, что скрывать, нашей любовью к хорошей, спокойной жизни.
Мы хотели быть вне политики, были уверены, что "это" никогда не вернется. А оно было возвращено "последышами" и с восторгом принято "болотом".

Но вы трудились не зря над Перестройкой, дорогие старшие друзья, эти - только имитаторы. Основы того строя - "командно-административную экономику", закрытое "железным занавесом" общество вы разрушили в прах и дали людям опыт свободы, достоинства и экономического самостояния.
Нынешняя тирания зиждется не на железобетонном фундаменте большевизма, а на песке, в который этот фундамент растерли вы, архитекторы и прорабы Перестройки. И потому она рухнет при первом напоре вод человеческих, как тот самый дом из Евангелия.
История, как и динамика, знает, что реакция на крутой разворот практически неизбежна, контрреформы были и после эпохи Великих реформ 1860-70- годов, но они они не вернули Россию в крепостничество и абсолютизм, но, напротив, привели к Манифесту 17 октября, к Думе, к политическим и гражданским свободам.

Дорогой отец Сергий, нам с Ольгой не прийти на твоё погребение, не дать тебе последнее целование любви, но временное краткосрочно для всех нас, а впереди вечность, в которой нет границ и пределов, и та тайна, понять которую до конца нам здесь не дано, но которой ты жил и которая безусловно уже открылась тебе, и которая только намёком открыта нам в самой сокровенной главе таинственнейшего из Евангелией - "да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино" [Ин 17:21]. На это уповаю, дорогой Сережа, и в этом обретаю покой от горя временной разлуки с тобой.

ОТЕЦ СЕРГИЙ РЕЗНИКОВ

Из далекой Москвы пришла ранящая сердце весть - преставился к Господу мой старинный друг священник Сергий Резников, дорогой Сережа.

Мы вместе начинали путь ко Христу в конце 1970-х, вместе ждали тайной исповеди у нашего общего духовника отца Георгия Бреева после конца вечерней, в "крестилке" в храме Рождества Иоанна Предтечи на Пресне. Вместе с ним и его замечательной женой Наташей подходили один за другим к Чаше.

Мы много ездили по России, часто ходили в гости друг к другу, беседовали обо всём от богословия до политики и современной живописи. Сережа тогда еще не был священником, но уже был знаменитым художником графиком. Его картины ценились знатоками и разбежались по всему миру.
Помню наши поездки на Кара-Даг, в Изборск. Помню неспешные разговоры у костра за рюмочкой и душистым чаем. И конечно помню совместную молитву под звездным шатром ночи, под плеск волн у мыса Хамелеон или на горе у могилы Макса Волошина, или ранним утром, неотрывно вглядываясь в белый кубик храма Мальского монастыря на другом берегу озера.

Боже мой, сколько всего было. Мы сидели рядом на многолюдных встречах друзей, а часто заезжали друг ко другу на утренний кофе обсудить новости или только что прочитанную книгу или просто так, потому что долго не могли не встречаться.

Наташа часто была с ним, его второе "я", его умная, тонкая и прекрасная спутница на всю жизнь.

Осенью 1991 года Сережа стал отцом Сергием, но ничто и на гран не изменилось в нём. Он был истинным царственным священством и до рукоположения и сохранил это высшее звание христианина и в священном сане, не увлекаясь ни внешней важностью, ни напыщенным старчеством, ни смешным сознанием значительности слов, произнесенных человеком в рясе. Он был тем же Сережей, но теперь предстоящим перед Христом вместе со своей общиной верных, вместе с нами, когда нам удавалось быть с ним.

Потом открылась возможность заграничных поездок. Сережа ездил по миру с ненасытностью художника и всюду рисовал, и всюду молился, пусть коротко, пусть парой слов. Помню как я, Ольга и он сидели на балконе нашего отеля над кольдерой Санторина, пили красное вино и смотрели на растворяющееся в морском безбрежье вечернее солнце. Тогда мы обсуждали одну из любимых наших тем - о божественности человека, о воплощении и вочеловеченье Спасителя, о том, говоря словами Кирилла Александрийского, что "Бог стал человеком, чтобы люди стали Богом (именно так, в единственном числе, в отличие от Иринея Лионского)". - Какое удивительное у нас призвание, какой головокружительный жребий, мягко улыбаясь через седую уже бороду говорил отец Сергий. Ольга и я вспоминали египетские и ведические аналоги этих упований, мы разбирали общее в них глубинное знание и то откровение правды, которой мудрость древних преобразил и насытил простой существенностью Христос.

Как забыть эти беседы?

Когда ушла в вечность Наташа, а потом вскоре началась болезнь, вызванная, во многом, думаю, этой утратой, я с Ольгой и мои уже выросшие дети заезжали к нему домой. Реже, намного реже, чем надо было. Так стыдно за это, за ту суету повседневности, которая уводила меня от этих всегда незабываемых встреч. Он молился за всех нас. Хотя память отца Сергия и слабела, все имена детей и внуков наших, и, уверен, бесчисленное множество иных имен он помнил точно.

А потом уже были только звонки из-за границы. Его голос слабел, он быстро уставал. Он ждал ухода с той бесконечной простотой, с какой ждут его чистые души, которым открывается то лучшее бытие, о котором мы грезили на закате над кольдерой Санторина. Последний раз я говорил с ним на Троицу. Он попросил включить видео. Тело стало предельно немощно, но ничто не может исказить сияние души, которое всё менее скрывается плотью. Я знал, я чувствовал, что это - прощание. Знал об этом конечно и он.