S03E02

Пару недель назад я сходила на экскурсию по району, который второй год является моим домом, — по Ислингтону. Выяснила, что до меня тут обитали Тони Блэр и Борис Джонсон, но речь сегодня не о них. Совсем неподалеку жил и писал свой «1984» Джордж Оруэлл.

«1984». Что я могу сказать? Ужасный текст. На поверхности — страшная антиутопия о том, как тоталитарный режим уничтожает человека, а внутри — пища для отвратительных мыслей о том, как на месте главного героя ты бы точно так же сломался и предал. «Тебе не страшно только потому, что тебя пока ещё не пугали», — спел Шило через тридцать лет после того, как министерство любви сделало из Уинстона Смита примерного гражданина.

Самое интересное в хороших текстах обычно происходит между строк. Слушая роман (я слушала, а не читала), я десяток раз ловила себя на попытке рационализировать все, что происходит в Океании. «Ну уж вряд ли прям распылят за такое», — то и дело предательски возникало в голове. Невероятно, Настя, как в 2024 можно пытаться объяснить и оправдать мир вымышленной восемьдесят лет назад антиутопии.

Я ненавидела текст и мечтала, чтобы он поскорее закончился. Он душил, бесил, пугал, от него все время хотелось отвернуться. Свобода — это рабство. Дважды два — пять. Океания всегда воевала с Остазией. Буэ.

Импульс отвернуться и скорее закрыть книгу был настолько силен, что сразу после того, как Уинстон полюбил старшего брата, я собиралась вытащить наушники. Но замешкалась. Так я узнала, что в романе есть приложение.

Понимаю, что звучу нелепо для тех, кто приложение «О новоязе» не пропустил, но для тех, кто его не прочитал, все же расскажу. Это филолого-исторический очерк о том, как новояз должен был заменить стандартный английский к 2050 году. При этом он написан из будущего на привычном нам языке. Здесь, вероятно, есть некоторое пространство для интерпретаций, но для меня очевидно, что этот текст мог появиться только при условии, что режим Океании не протянул до 2050. То, что казалось вековым и нерушимым в 1984 году, очень скоро перестало существовать.

Я к тому, друзья, что, как бы ни было тяжело в этой главе, давайте постараемся дотянуть до приложения.

Поездка домой оставила тяжелое впечатление. Я уже в Лондоне, обнимаю кошку, смотрю на дождливое небо, привыкаю к левостороннему движению, но уйдет ещё какое-то время, чтобы оттаять.

Отношения с родиной очень тяжелые. Чувствую себя нелюбимым ребенком, которого тянет домой, но от этих встреч в итоге только больнее. Зачем лукавить? Я страшно скучаю и испытала радость, когда на почту пришла маршрутная квитанция с пунктом назначения в Москве. Между покупкой билета и поездкой — убили Навального. Ехать расхотелось, но кто знает, что будет после выборов.

Таймлайн получился трагичный: годовщина войны в Украине, годовщина убийства Немцова, похороны Алексея Навального. Я буквально всю поездку ходила от одного мемориала к другому.

«Настя, но ведь много другого происходит, ты сама формируешь этот список, а потом сама же и расстраиваешься», — резонно скажет кто-нибудь. Вообще-то ничего специально формировать не пришлось. Нужно, простите, в глаза сношаться, чтобы не видеть этих страшных и необратимых событий. Понятно, почему так больно.

Я уже писала про тревожность, которая в России зашкаливает, но в прошлый раз писала без подробностей. На всякий случай. Мало ли что.

Любое проявление нонконформизма в России сейчас опасно. Лайк, шер, пост, цветы не в тот день и не у того памятника. Под каток попадают единицы, но когда ты видишь, что человек едет на годы в тюрьму за невинные вещи, которые ты делал или мог сделать, становится страшно. Если подумать, это и есть определение террора. Страх торчит отовсюду.

24 февраля я поехала положить цветы к Соловецкому камню. Рядом дежурили полицейские, у них не возникло ко мне вопросов или претензий. Кто-то снял меня на видео и выложил в инстаграм Соты и Команды Навального. Несколько человек узнали меня: «О, ты в Москве». Я не делала ничего плохого, но мне стало не по себе.

Мы ехали в метро, моя знакомая рассказывала о своих чувствах в начале войны. Она не назвала войну войной. Она понизила голос и сказала: «Когда это началось». Кто-то переживает, что их сторисы смотрят одни и те же подозрительные незнакомцы, кто-то — что донатил тем, кто теперь вне закона, кто-то выключает телефон на время разговора о войне, кто-то предлагает перейти в Сигнал и удаляет переписки в телеграме, кто-то обсуждает войну и новости только лично, не по телефону, кто-то прикидывает, а отчислят ли или уволят за участие в похоронах Навального. И это не драматизация, это не оверреакция, это адекватная оценка реальности и собственных рисков.

Эта атмосфера давит. После взлета в Домодедово, я отключила дополнительные пароли, мой телефон снова узнает меня по лицу. Казалось бы, расслабься, обнимай кошку, смотри на дождливое небо, привыкай к левостороннему движению, но поездка домой оставила тяжелое впечатление. Сколько же времени уйдет, чтобы оттаять и мне, и нам всем.

Я простояла 7,5 часов в снегу и грязи, чтобы отнести цветы Алексею Навальному. Хочу поделиться впечатлениями, пока они свежи.

Я пыталась сформулировать, кем Алексей для меня был и есть. Я хорошо помню его и его работу примерно с 2010 года. Алексей Навальный, безусловно, один из тех, кто сформировал меня. Не только своим потрясающими выступлениями, но и общим прожитым опытом. Я смотрела его, читала, донатила, поддерживала, наблюдала на выборах, делилась расследованиями, вместе с ним офигевала от размаха коррупции, сходила с ума, пока он был в коме, выходила, выходила, выходила по его призыву митинги. Почти 15 лет Алексей Навальный и его работа были существенной частью моей жизни. Две недели назад Алексея убили, но штука в том, что его влияние из меня уже не вытащить. Оно никуда никогда не денется. И это то, что меня сейчас немного держит на плаву. Меня поддерживает то, что я могу оставить себе и в себе что-то на память об этом удивительном человеке. Меня поддерживает то, что сегодня я видела тысячи людей, которые испытывают то же.

Сейчас страшно больно. Я плачу по пять раз в день. Это все наложилось на поездку в Москву, двухлетие войны, годовщину убийства Немцова, страшные политические репрессии, когда людям ломают жизнь за пост, за слова, за цветы у памятника и ценники в магазине. В Москве я почувствовала этот отвратительный страх. Молчи, не высовывайся, пей латте и пользуйся лучшим цифровым банкингом в мире. В нашей стране может сесть каждый и это не просто слова. Эту фоновую тревогу невозможно ни выключить, ни приглушить. Вся работа Алексея Навального была посвящена тому, чтобы мы могли жить достойно. Не в смысле сыто и благополучно (я уверена, это бы приложилось). Достойно, в смысле с достоинством, не испытывая страх от проходящего мимо мента, от вида здания на Лубянке. Не прятаться, не врать, не договариваться с совестью, требовать то, что должно быть твоим без дополнительных условий. За это его убили.

Он писал Евгении Альбац из тюрьмы: «У меня все хорошо и я ни о чем не жалею. И Вы не жалейте и не расстраивайтесь. Все будет хорошо. А даже если не будет, то мы утешимся тем, что были честными людьми». Если он считал это утешением, то мне немного за него спокойнее. Он ушел абсолютно честным человеком.

Стоя в очереди, я считала предметы, цвета, ощущения и запахи, пыталась запомнить эту боль, растерянность, злость во всех чувствах. Надеюсь, в будущем это будет меня мотивировать и поможет оставаться честной.

Я очень благодарна Алексею. Я благодарна его семье. Несгибаемость его матери позволила нам вчера почтить его память. Мы стояли в омоновском оцеплении, окруженные автозаками, без связи (интернет как всегда глушили), без информации, без понимания, пустят ли нас вообще (зимой кладбище работает до пяти) или разгонят. Разогнать не посмели.

В этом довольно унизительном стоянии было два сюжета, в которых я увидела надежду. Первое: по очереди люди передавали друг другу печенье, сушки, мармеладки и шоколад, а один парень возложил цветы, сходил в магазин и вернулся, чтобы раздать нам воду. Второе: я заметила движение космонавтов и подумала, что вот сейчас нас будут винтить. Но через несколько минут они проехали мимо, погруженые в собственные автозаки. Я посмотрела на часы. 19:03. Ребята, пока мы по своей воле под угрозой дубинок стоим на холоде в бесконечной очереди, они тоже не в восторге от происходящего и думают как бы уйти с работы вовремя. В прекрасной России будущего мы обучим их нормальным профессиям, чтобы им не приходилось заниматься гадостями ради ипотеки.

S03E01. Валар моргулис

У девочки нет имени. Наверное, это главный вывод после года в Лондоне и трех с половиной лет вне России.

Звучит неутешительно и драматично, но за попытку строить что-то новое, всегда платишь старым.

Часто говорят, что переезд ничего не меняет, ведь мы возим с собой себя. По-моему, это полная чушь. Конечно, это каждый раз новая жизнь. Помню, была жизнь в Москве, а другая — в Нью-Йорке, в прошлой жизни не было войны, а до этого — ковида, несколько жизней назад я хотела стать журналистом, но потом стала дизайнером.

Если девять жизней положено кошкам, я, видимо, скоро замяукаю.

Я не жалуюсь, боже упаси. И вообще чувствую себя вполне счастливой. Просто иногда вспоминаю о тех скоропостижно закончившихся жизнях. Сложно не думать, какими бы они были, будь они длиннее.

Мысленно сейчас обнимаю всех, кто тоже закончил одну жизнь и пытается начать новую. Пусть у девочки нет имени, пусть у девочки нет вообще ничего, но что мы говорим смерти, ребята?

S02E10. Бокс

Если бы кто-нибудь когда-нибудь сказал, что у меня в коридоре на крючке будут висеть собственные боксерские перчатки, я бы порядочно удивилась. Большую часть жизни я придерживалась стратегии максимальной осторожности: если можно посидеть — не стой, если можно полежать — не сиди. Я не прыгала с крыши в сугроб, не каталась на велике без рук, у меня не было переломов и разодранных коленок. В общем, тушку я берегла так, будто мне ее ещё сдавать по гарантии.

«Будь доброй и милой», — шептала мне женская гендерная социализация. «Расти большой и слушайся родителей», — повторяли поздравления на день рождения. «Оставайся такой же красивой и нежной», — твердили открытки на Восьмое марта.

Как вы поняли, я росла хорошей беспроблемной девочкой: прилежно училась в школе, делала домашку и была дома к десяти. Учеба мне давалась довольно легко, а все, что у меня не получалось с первого раза, автоматически помечалось ярлычком «не мое». Больше я к этому не возвращалась. Танцы, пение, музыкалка, шахматы, любой спорт — не мое.

Конечно, если поскрести это избегание нового, под ним обнаружится страх облажаться и провалиться. Ведь если делать только то, что получается, — все всегда будет получаться. Хитро? Хитро!

Этот мой страх, с одной стороны, защитил меня от огромного количества ошибок и неловких моментов, с другой стороны, он стал причиной уймы упущенных возможностей. Короче, на 35-м году жизни, я решила попробовать делать вещи плохо, не бояться лажать и вообще не бояться.

А как не бояться, если нет привычки обдирать коленки? Один мой знакомый, рассказывая, зачем ему единоборства, сформулировал это как опыт получания по лицу и опыт преодоления страха. «Хм, меня все еще можно впечатлить, пересказывая “Бойцовский клуб”»,— подумала я и купила перчатки.

По традиции великой русской литературы, если в первом абзаце на стене висят перчатки, то вечером непременно будет тренировка по боксу. Джеб, кросс, левый хук. Джеб, кросс, левый хук. Джеб, кросс, левый хук.

S02E09. Творог

Один из самых простых способов почувствовать себя спокойно, — это, конечно, домашняя еда. Вкусы, как и запахи или музыка, скорым экспрессом без остановок мчат нас в далекие дни, когда солнце светило ярче, деревья доставали до неба и все были живы.

Помню, как, откопав однажды рецепт печенья в маминой записной книжке, я его приготовила. Пока я медленно разжевывала кусочек, мне стало десять, за окном — короткий звенящий субботний зимний день, сугробы — выше меня, мама испекла печенье, и на столе стоит чай. А ведь это счастье и удача, что за час возни у плиты можно устроить себе поездку в безопасное и родное место. Пусть только в своей голове.

Отъехав из России (и кукухой), я с некоторой регулярностью сбегаю в гастрономические чертоги памяти. Я ем гречку с грибами, запивая кефиром, окрошкой, заедая селедкой под шубой и ржаным хлебом. На эти же периоды приходятся мои поиски идеального рецепта сырников.

Все знают, что залог вкусных сырников — это подходящий творог. В британском супермаркете иногда можно найти одну или две пачки, но результат будет непредсказуем. Также творог можно купить в польских и восточноевропейских магазинах, но они тоже не на каждом шагу, прямо скажем. К тому же, польские магазины называются «склепы», что сразу как-то снижает ожидания от качества и свежести продуктов.

В общем я провела небольшое исследование, собрала в своем инстаграме творожный консилиум и пришла к выводу, что наиболее перспективны два пути решения проблемы. Первый — делать сырники из рикоты. Я слышала, что так делают, но пока не попробовала. Второй вариант — приготовить творог самостоятельно. Среди моих знакомых есть кисломолочные энтузиасты, но я раньше малодушно избегала таких экспериментов. В общем, благодаря моим друзьям, у меня теперь есть и рецепт сырников из рикоты, и инструкция по приготовлению творога в домашних условиях.

Но нельзя просто по касательной зайти на территорию сырников и не увязнуть в ней. Обсуждение сырников не менее взрывоопасно, чем извечный спор между квасом и кефиром. (Очевидно кефир, кстати). Так у меня появился отличный рецепт сырников с манкой.

Понимаете, к чему я клоню? Рикота и самодельный творог, манка и мука. Итого, четыре варианта. И я твердо намерена выяснить, какие сырники лучше всех. Но как? Пока я выбираю между традиционной круговой турнирной схемой (все играют со всеми, 3 очка за победу, 1 за ничью и 0 за поражение) и форматом двойного слепого рандомизированного плацебо-контролируемого исследования.

А вы, кстати, как тоску по дому сублимируете?

S02E08. Дом

Поиск жилья — это такой фрустрирующий опыт, что в прошлый раз мой канал задохнулся ровно на этом месте.

Я месяц живу в новом доме, вокруг уже возникли тарелочки, полотенца, вазы для цветов да и глаз почти перестал дергаться. Коль скоро жизнь налаживается, попробую рассказать, как искала себе крышу над головой.

Начинать всегда непросто. Когда ты новенький в стране, тебе нужно убедить потенциального лендлорда, что проблем у него с тобой не возникнет. В ход идет что угодно: справки с работы, письма от прошлых лендлордов, выписки из банка, кредитный рейтинг. Возле каждого пункта, правда, предусмотрена звездочка: все должно быть британским. Когда оно не британское, оно выглядит неубедительно, ломает привычные шаблоны проверки, замедляет процесс и треплет всем нервы. Маленький пример: я указала контактные данные моего прошлого нью-йоркского лендлорда, чтобы британский агент мог связаться с ним и удостовериться в моей благонадежности. А потом две недели общалась то с одним, то с другим, пытаясь организовать их разговор. Почему двое англоговорящих мужчин не могли созвониться друг с другом без моей модерации — вопрос очень хороший. Ответа на него у меня нет.

До 1 апреля я жила у знакомой, с 31 марта у меня был заключен договор об аренде новой квартиры. Я думала, что, как бы все ни затягивалось, 31 марта я буду разбирать свои вещички. Вместо этого 31 марта у меня не было никакой информации. Утром 1 апреля я должна была освободить комнату, в которой жила. Где я буду ночевать дальше, я не представляла. Я звонила риелтору две недели каждый день, но мне не отвечали ни да, ни нет.

Я делала, что могла, предлагала привести поручителя, не без помощи чата GPT написала вежливое (и жалостливое) письмо лендлорду, заплатила за много месяцев вперед, но процесс застрял на последнем этапе.

Примерно в час дня 1 апреля я приняла твердое решение, что поеду жить в риелторское агентство. По пути я зашла выпить кофе. Эта чашка кофе спасла мне от нежелательного опыта скандала в общественном месте, потому что ровно в это время мне пришло подтверждение, что я могу забирать ключи.

Окрыленная, я схватила чемоданы и поехала знакомиться с лендлордом. И хоть Оксимирон предупреждал: если ты снял апартмент в рент, помни, что лэндлорд не фам и не мейт тебе, мы здорово поладили. Он встретил меня в квартире, вручил письмо без имени, адресованное текущему жильцу. Его жена передала мне бутылку своего любимого вина, чтобы я отметила переезд. Потом он рассказывал мне про отопление, счета, воду, интернет, электричество, где лежит дрель, куда выносить мусор, свою жизнь в Лондоне, дочь, жену, родственников, развал Югославии (он там родился), лечение алкоголизма и курения (он нарколог). Спустя два часа оживленного разговора, мы пошли гулять по району. Я узнала, где покупать хлеб, где овощи, к какой поликлинике прикрепиться, ознакомилась с его личным рейтингом окрестных пабов. Наконец, мы сели в его любимый бар и отметили удачную сделку бокалом пива.

С тех пор прошло почти полтора месяца, мы ни разу не связывались и не общались. Идеальные отношения арендатора и арендодателя.

S02E07. Надпись на заборе

Продолжаю влюбляться в Лондон.

У меня полное ощущение, что этот город придумали и построили взрослые разумные люди. Он удобный, предсказуемый, интуитивно понятный. Он разговаривает с тобой на равных: дружелюбно, вежливо, ответственно.

Про разговоры, если что, сейчас не метафора. Я правда восхищаюсь, как построена коммуникация города с горожанами.

Например, объявления в общественном транспорте. В Москве это унылый бубнеж: «При обнаружении забытых вещей и бесхозных сумок, не трогая их, сообщите об этом машинисту, сотрудникам полиции на транспорте, метрополитене». Боже, ну кто так разговаривает?

В Лондоне есть классная формула, которую они постоянно повторяют и печатают везде: “See it. Say it. Sorted”. Почти «Пришел. Увидел. Победил». Лаконично, просто, по-человечески.

Или вот социальная реклама в метро о недопустимости харассмента. Что делать, если ты с этим столкнулась, что делать, если кто-то рядом с тобой с этим столкнулся. Или просьба осмотреться по сторонам, чтобы удостовериться, что рядом нет человека, которому сидячее место нужнее, чем тебе. Или напоминание о том, что не всякая инвалидность заметна. Все всегда очень корректно, дружелюбно и без нравоучений.

И на сладкое — мое любимое. Значки “Baby on board”, которые гордо носят беременные британки (в том числе Кейт Миддлтон). Значки выпускает Лондонская подземка, и любая женщина может получить такой бесплатно по почте. А если потеряешь его, то предусмотрены две замены в течение девяти месяцев.

Я в восторге от этого всего: что значки придумали, что они такие трогательно-остроумные, что их выпустили, что их бесплатно присылают по почте, что женщины их носят, что придумана система, что делать, если ты его потеряла (дважды потеряла!) и что получить их можно только в течение девяти месяцев.

Мне очень нравится, что сама женщина не должна просить уступить место. Даже, если ее живот пока не виден, окружающие будут знать, что она в уязвимом положении.

Сегодня в метро я увидела девушку с таким значком. В итоге ей досталось удобное место, мне — хорошее настроение, а для нас обеих город стал чуточку уютнее и ближе.

S02E06. Не только для славян

Квартиры в Лондоне не ищут. На них охотятся. «Как твоя охота?» — спрашивают меня местные знакомые. «Безуспешно», — говорю и отвечаю на звонок очередного риелтора. Тут не Берлин, конечно, но хорошие варианты расхватывают моментально.

Кое-какие особенности этой национальной охоты я уже приметила. Спешу поделиться.

Предсказать, насколько хорошо будет в районе, сложно. Двести метров вправо или влево могут драматично поменять картину. Вот, казалось бы, симпатичные домики с цветочками, а совсем рядом воспетый Оксимироном Восточный Мордор. С другой стороны, в этом есть и плюс: в разных частях города то и дело появляются жемчужины. Их сложновато отслеживать, но я учусь.

В комнатах часто от стены до стены лежит ковролин. Я пока с ним лично не сталкивалась, но уже наслышана. Все истории про ковролин одинаковы, как счастливые семьи:

Мы сняли квартиру. На ковролине как будто кого-то убили. Сначала мы купили средство для чистки ковра, потом арендовали моющий пылесос, наконец, вызвали клининг, но следы убийства замести так и не удалось.

Для себя я решила, что лучше бы без ковролина. А если уж с ним, то пусть он будет под цвет кошки. Впрочем, любая поверхность в зоне кошачьего доступа становится ее цвета буквально за пару недель.

Климат тут очень мягкий. Снег бывает не каждый год. Отсюда отсутствие привычного для нас отопления и довольно спокойное отношение к температуре в квартире. Прохладно? Положи грелку под одеяло, обними кота и жди весну. Вообще почти в каждой квартире есть бойлер, он отвечает за тепло, горячую воду и пугающие счета в конце месяца.

Еще одна вещь, которой меня пугают старички, — это плесень. От нее все кашляют и болеют. В местном влажном климате она чувствует себя прекрасно. Мне тоже прекрасно в местном климате. Возможно, я плесень.

К слову о влажности. У меня наконец-то не сохнут глаза! Это, конечно, большой плюс. С другой стороны, у меня не сохнет белье. И это, безусловно, минус.

В идеальной квартире, которую я обязательно найду, будет посудомойка, стиралка, сушилка, нормальная кухня, деревянный пол и большие окна. Пойду расставлю силки и капканы на местном Циане.