Завис на этом канале

Вышел вчера на татами впервые за долгое время.
Ощущения такие, будто одна из давно недостающих деталек пазла вдруг нашлась под диваном.
Может также удастся и остальные отыскать.

Зачем-то мы сами закрываем для себя двери, которые хотели бы видеть открытыми. Самосаботаж, не иначе

Непоследовательность всегда раздражала и отталкивала

Наверняка есть много жизненных ситуаций, когда нет ничего зазорного в том, чтобы пойти на попятную или выбрать другой путь. Однако порой человек принимает возможную “смерть” (необязательно буквальную), если понимает, что без выполнения поставленной задачи дальше жить нельзя. Нечто должно стать частью меня, иначе мне дальше не быть. Своего рода обязательный экзамен, который нельзя не пройти.
У каждого он свой.

А это я вспоминал парочку моих.

Встреча с Тайфуном

Конюшня в чеченских горах.
Смотрящим там был один местный парень. Нам пришлось несколько раз громко его позвать, прежде чем он вышел к нам навстречу. Было нас трое. Старший — опытный наездник; двое помладше — новички, одним из которых был я.

Такие слова как «техника безопасности» в чеченском языке перевода, конечно, не имеют, но мы, как могли, с учетом всех местных этикетов («яхь д1ацаялар», «ат ца хетитар» и пр.) дали понять, что парни мы, конечно же, удалые, но для начала, по крайней мере двоим из нас, было бы предпочтительно получить скакунов поспокойней и в добавок к этому, желательно, какой-никакой инструктаж. К счастью, этот ответственный молодой человек нас услышал. Привел двух лошадей для моих товарищей, а затем подвел и мою. Имя моей спокойной лошади было очень характерным — Тайфун (вся ирония этого раскроется для нас впоследствии).

Как было сказано ранее, слова «техника», и в особенности слово «безопасность», на чеченский язык непереводимы, но этот парень сделал все, что было в его силах: указал рукой сторону, в которую нам предстояло отправиться, дал пару напутственных советов, строгое указание, держаться подальше от рощи и не пускать туда лошадей, ну и свое благословение — большего от него требовать мы не могли.

Таким образом, трое молодцев, двое из которых впервые оказались в седле, отправились в путь…

Наверно, не нужно говорить, что все пошло не по плану с самого начала. Как мы выехали за пределы конюшни, наши лошади тут же ринулись к «запретной» роще. Нужной техникой “переубеждения” я еще не владел (я был слишком занят тем, чтобы удержаться в седле), так что лошадь сама решала, куда мы будем идти. Оказавшись посреди лесной чащи, со странным волнистым ландшафтом, моему “спокойному” другу вдруг пришла потрясающая идея (или это был его изначальный замысел??) устроить мне родео. Видимо, почувствовав неопытность своего наездника, лошадь вознамерилась от него избавиться. Надо признать, меня задело такое неуважение.
Не смотря на все брыкания, вставания на дыбы и прочие выкрутасы животного, все-таки я сумел на нем удержаться. Естественно, я был горд собой (согласитесь, не каждый день доводится “усмирять тайфун”). Однако триумф мой длился недолго — у моего друга оставался для меня еще один фокус. Как только я посчитал, что он успокоился, скакун с места перешел в галоп и помчался сквозь ветви деревьев в сторону большой дороги. Я, решив, что теперь уж дело пахнет жареным, высунул ноги из стремян, и в момент, когда лошадь достигла края рощи, спрыгнул на землю, оставив ее бежать дальше одну.

Как вы могли пронаблюдать, первые мои минуты верхом оказались не самыми удачными. Если бы не вопрошающие взгляды братьев, мол, что? будем продолжать? я бы вряд ли в ближайшие годы снова подумал о том, чтобы лезть в седло. Но, заметив у старшего в глазах (как назло) участливую обеспокоенность, «яхь д1ацаялар» во мне пересилило.
Мы отыскали беглую лошадь, и, глубоко вдохнув, я снова залез на этот аттракцион.
Насколько это был стрессовый экспириенс, сложно описать. Тело будто окоченело. На лбу проступает холодный пот. Единственное желание — соскочить поскорее с лошади. Но слабину показывать нельзя.
Эта ментальная пытка длилась около вечности; вторая вечность прошла в раздумьях о жизни и всем том, чего я не успел. В конце концов я дошел до этапа смирения,…а затем — и злости.

«Езда верхом это фундаментальный навык, которым владели все мои отцы и праотцы. Если я так никчемен, что не могу и лошадь подчинить своей воле, то лучше уж поскорее свернуть себе здесь шею» — думаю я.
Как итог, я произношу шахаду, твердо решив, что не спешусь, пока мы не дойдем до самого конца, чего бы мне это ни стоило.

Видимо, лошадь, почувствовав такой настрой, в скором времени перестала мне сопротивляться, и мы благополучно завершили наш маршрут.
Тайфун наконец миновал.

**Отцовская сабля и встреча с Тайфуном

Отцовская сабля**

Давным-давно на стене общего зала нашего дома висело большое количество кинжалов и сабель. Будучи маленьким мальчиком, добраться до них было не самой простой задачей. При помощи подручных средств, я забирался повыше, чтобы дотянуться до этих вселяющих трепет предметов. Я подолгу стоял, изучая клинки, и довольно быстро каждый из них классифицировал:

«Этот слишком вычурный: изумрудный камень блестит красиво, но отвлекает от задачи, к тому же делает оружие менее практичным и излишне тяжелым. А этот слишком тонкий, будто готов разломаться от одного неправильно нанесенного удара — такое нам тоже не подойдет. Небольшой клинок замысловатой формы, практически весь умещавшийся в ладони, мне нравился. Почему-то его я нарек «клинком мясника» — он был широким и странно изогнутым, с небольшими надписями на арабском и маленькими разноцветными камнями вдоль острия. Кинжал, к которому я испытывал наибольшее тяготение, имел черные кожаные ножны, со стальным фактурным обрамлением на наконечнике и около рукояти. Клинок средней длинны, чистый, без надписей и камней. Легкий на вес, но при правильном использовании он будто становился увесистей. Строго, практично, если добавить к этому умелую руку — даже благородно. Он был мне по духу.

На той стене висело еще много примечательных вещей, но среди них была одна особенная, приковывающее все внимание… Красовалась она в самом центре этого оружейного ансамбля. Это была большая сабля в стальных ножнах с золотистым обрамлением и узором, продолжающим узор на эфесе, в виде бутонов многочисленных белых цветов. Клинок был узким, длинным и изогнутым — совсем не похож на остальные. Он невольно вселял уважение.

Мне было неприятно видеть эти клинки молча висящими на стене. Они должны были свистеть, разрезая воздух, и звенеть, дрожа от ударов. Их пыльное тусклое молчание меня угнетало. Чем дольше их оставляли заточенными в красиво украшенных ножнах, тем менее живыми они казались. Поэтому я часто их навещал, чтобы они могли хоть немного отдышаться и порезвиться с солнечными бликами.

Когда никого не было рядом, я, бывало, смелел, и позволял себе более резкие движения с обнаженной сталью. Но с «главной» отцовской саблей я осторожничал даже будучи наедине. Мне не нравилась такая моя реакция.
«Меч веками был неотъемлемой частью жизни мужчин. Это инструмент и верный соратник, а не декорация и объект трепетания. Так с чего это я трушу?!».
Я посчитал своим долгом им овладеть.

Осторожно увеличивая темп, мелкий пацан вертел большущей саблей вокруг своей головы, рискуя распрощаться с верхней частью уха, или и вовсе себя жестоко покалечить, делая пируэты, и всякие другие, как ему казалось, «крутые» движения, которые он подсмотрел у героев из самурайских фильмов. Естественно, не раз и не два он резался и получал царапины, что ненадолго усмиряло его пыл.
Главной его задачей было почувствовать, что рука держит меч твердо, а сердце при этом не стучит страхом.
Со временем, он к этому придет.