Человек с "комплексом самоуничижения" всегда старается держаться в тени —так ему спокойнее. Он уже давно убежден: что бы он ни делал, это обязательно получится плохо, он просто не способен оправдать ожидания других людей, ему не дано достигать успеха, лучший…

Человек с "комплексом самоуничижения" всегда старается держаться в тени —так ему спокойнее. Он уже давно убежден: что бы он ни делал, это обязательно получится плохо, он просто не способен оправдать ожидания других людей, ему не дано достигать успеха, лучший способ не вызывать раздражения окружающих — это поменьше путаться у них под ногами. Его одежда и прическа как будто просят: «Не обращайте на меня внимания. Я просто не стою этого».

Иногда такие люди могут погрязать в нищете и разрушать себя алкоголем и наркотиками.

В ряде случаев они могут вести вполне достойный образ жизни, много трудиться и даже достигать определенных успехов. Но больших достижений они боятся. Однажды достигнутые результаты влекут за собой соответствующие ожидания окружающих, а это пугает.

Свобода без границ - не свобода. Это ригидность и отсутствие толерантности к ограничениям. Свобода внутри границ - устойчивость и возможность быть максимально собой в заданных условиях. В контексте зависимости, это свобода не делать то, что я делать не хочу.

Игрок, понявший, что заведение жульничает всегда, встаёт из-за стола. Рано или поздно в человеческом мире остаются только тупо заблуждающиеся особи, подверженные самому убогому гипнозу. И не просто подверженные, а с радостью готовые передавать гипноз дальше.

Сегодня дурной день,
Кузнечиков хор спит,
И сумрачных скал сень -
Мрачней гробовых плит.

Мелькающих стрел звон
И вещих ворон крик...
Я вижу дурной сон,
За мигом летит миг.

Явлений раздвинь грань,
Земную разрушь клеть
И яростный гимн грянь -
Бунтующих тайн медь!

О, маятник душ строг,
Качается глух, прям,
И страстно стучит рок
В запретную дверь к нам...

Уродство моё внешнее лишь малая толика уродства душевного.

«Когда эмоционально незрелые родители оказываются не в состоянии построить эмоционально близкие отношения со своими детьми и дать им достаточно внимания и любви, дети справляются с этим при помощи исцеляющих фантазий о том, как их эмоциональные потребности будут удовлетворены в будущем. Кроме того, они находят для себя особую роль в семье, создавая то, что я называю ролевым «я». Ролевое «я» помогает ребенку получить хоть какое-то внимание от занятого собой родителя. Есть два значительно отличающихся друг от друга стиля психологической адаптации, к которым прибегают дети для того, чтобы пережить безразличие родителей: интернализацию и экстернализацию.

К сожалению, ни один из этих вариантов адаптации не позволяет детям полностью реализовать свой потенциал. Поскольку их родители зациклены на себе, такие дети часто чувствуют, что они как личности недостаточно хороши для того, чтобы привлечь внимание родителей. В результате они начинают верить в то, что единственный способ сделать так, чтобы тебя заметили, это стать кем-то другим.

Истинное «я», состоящее из врожденных склонностей и искренних чувств ребенка, отходит на второй план, уступая место той роли, которая кажется необходимой для того, чтобы завоевать место в семье. Хотя истинное «я» по-прежнему существует, оно скрыто глубоко внутри и раздавлено семейными правилами, ставящими потребности родителя на первое место».

Линдси Картер Гибсон.

Про разные виды антигуманизма. Под антигуманизмом можно понимать презрение к человеку. Это вполне привычная установка для некоторых пессимистических течений мысли и значительной части модернистской литературы. Однако, даже когда речь там о пороках общества, проклятой природе человека или бессмысленности жизни, мы все равно имеем дело с достаточно уверенной конфигурацией «Я», которая гарантирована той или иной метафизической системой и является точкой отсчета. Даже если человек дурен, он стоит в центре построений.

А вот для антигуманизма космоцентрического сознания вопрос не в том, что человек плох, а в том, что он вообще не является центром мира. Человек окружен другими живыми существами и сущностями, включен в ритмы мира, подвержен року. Он может на время стать вместилищем неких сил или воплощать принцип, который выходит за пределы его «Я». Не зря частый сказочный сюжет посвящен тому, как герой случайно забредает на территорию потустороннего и получает неприятности или, напротив, нежданный дар.

(И) вот он [Аййуб] воззвал к своему Господу: «Поистине, меня коснулся вред, а Ты (о, Аллах) – милостивейший из милосердных! (Так удали же от меня этот вред)!»

Коран: 21:83

Высокая поэзия – это не только услада для души, но и нейрофизиологическая тренировка для мозга

Чтение необычных слов, оборотов и синтаксических конструкций, на которые так щедра поэтическая речь, подстёгивает активность мозга, а именно тех его центров, которые отвечают за внимание и автобиографическую память.

Исследователи из Ливерпульского университета наблюдали за активностью мозга людей, читавших сочинения Шекспира, Вордсворта, Томаса Стернза Элиота и других светил английской поэзии. Учёные анализировали, как мозг реагирует буквально на каждое слово, обращая особое внимание на то, как он справляется с необычными оборотами, синтаксическими конструкциями и пр. Чтобы посмотреть, как он будет работать с обычным текстом, те же самые произведения классиков переписывали обычным языком и отдавали на прочтение тем же испытуемым.

Как оказалось, высокая поэзия вызывает избыточное возбуждение в мозгу, то есть, обработав необычное слово или оборот, мозг не возвращается в прежнее состояние, но сохраняет какой-то добавочный импульс, который подталкивает к продолжению чтения. Чтение поэзии, по словам учёных, активировало правое полушарие мозга, ту его зону, которая связана с автобиографической памятью и эмоциями. То есть читающий обращался вновь к пережитому опыту, переформатируя его в соответствии с новыми литературно-эстетическими впечатлениями.

При этом чтение тех же «Отелло», «Короля Лира» и «Макбета», но пересказанных обычным языком, никакого усиления мозговой активности не вызывало. Например, когда шекспировский эпитет «безумный» (в адрес, например, ветра) заменяли на «яростный», мозг воспринимал это как само собой разумеющееся, но именно шекспировский эпитет заставлял нервную систему мобилизоваться и попробовать понять, что это слово тут делает. Любопытно, что такая стимуляция длилась дольше, чем сам текст, то есть мозг продолжал с повышенным вниманием относиться и к последующим словам.

Если высокая литература действительно стимулирует работу мозга, то нельзя ли эту самую литературу использовать в терапевтических целях — например, при некоторых расстройствах личности, при деменциях? Исследователи обещали проверить такую возможность, а равно и то, не будет ли похожего эффекта ещё и от прозы.