на уход винила.

девицы из южных штатов,
ослицы из эмиратов -
на поливинилхлориде
расчерчен шелковый путь.

несут нам волхвы с востока
гниль лондона, дым вудстока,
бредет караван пустыней -
дойти бы куда-нибудь.

.

иголка бежит по кругу,
гитара звенит упруго,
сверкает прохладной гранью
виниловая луна.

милей нам созвучья джаза
далёких садов шираза,
нам слаще том йорк лукавый
гранатового вина.

.

а мне что восток, что запад,
ходжа насреддин, фрэнк заппа -
мне дедова магнитола
единственный муэдзин.

мерцают огни стамбула
за спинкой кривого стула
и комната, что пустыня,
не ведала русских зим.

Подумал попутно – и об этом напишу, пожалуй, здесь – что в восприятии рок-музыки для меня всегда было важным то, что она на другом языке. Английским я владею, но не настолько бегло, чтобы нельзя было отвлечься. Я никогда не вслушивался в тексты, меня вообще мало интересует, «что хотел сказать автор». По-моему, музыка говорит сама за себя. И даже если отыскать потом текст в интернете (что бывает нередко) и что-то оттуда запомнить, он все равно остается другим, далеким от повседневности. Это не тот язык, на котором размышляешь о тщетности бытия, пока чистишь зубы.

И именно это, по-моему, открывает огромный простор для воображения, что-то вроде текстовой игры со свободными правилами, потому что отдельные фрагменты сознание все же выхватывает. В композиции Jethro Tull «Thick as A Brick» текста на целую книжку, но я бегло вспоминаю из нее только одну строчку: «the poet and the painter casting shadows on the water». И мне этого хватает за глаза – вспыхивает целое созвездие образов, которые можно интерпретировать как угодно. Про искусство, про блики на воде, про длинную тень, что тянется за каждым, будь ты хоть художник, хоть поэт... Текст становится чем-то вроде сновидения – текучей, зыбкой реальностью, живущей по собственным законам, не знающей земных ограничений. Дальше при желании можно заняться его юнгианским толкованием – вышеуказанной строчки хватит на целый том – но это лишь опция, можно все оставить как есть. Хирургический свет чистого разума в этой комнате включать не обязательно. Если бы речь шла о литературе, такой подход, пожалуй, можно было бы назвать антинаучным и обскурантистским. Но это музыка, так что извините.

Подозреваю, что такое восприятие западной музыки вполне типично для постсоветского человека, каким себя осознаю. Для советского, пожалуй, в еще большей степени. В замечательной книге А. Юрчака о последнем советском поколении много места уделено тому, какую роль в 70-х и 80-х гг. играли пластинки Pink Floyd и King Crimson в формировании образов «воображаемого Запада». Но для советских людей это был воображаемый Другой, все еще претендующий на принадлежность нашему земному миру – вот же он, за забором, только руку протяни. Для нас же, тех, кто слушает эти пластинки спустя полвека, рок окончательно оторвался от текущей повестки и перестал быть «актуальным», перешел в область чистой игры художественного воображения, что, по-моему, идет ему только на пользу. Ведь как раз худшее, что может произойти с искусством – это подчинение его «актуальному», сиюминутным лозунгам, прямолинейным высказываниям и расхожим мнениям, что забудутся уже завтра.

И между делом подумал, что русский рок не состоялся как музыкальное явление (что признают и сами русские рокеры) – именно потому, что он русский. Важнейшие из русских рокеров и сами это прекрасно понимали, и пытались как могли противостоять диктату текста – щедро пересыпая его метафорами и аллегориями, нарочито избегая прямых высказываний об «актуальном». Но в некотором смысле русский рок был с самого начала обречен стать тем, чем он стал – либо стихами под гитару, непокорным пасынком советской бардовской песни, либо бесхарактерным подражанием западным трендам. Потому что от великого-могучего, если уж взялся на нем петь, никуда не денешься.

Водораздел -

Трансляция тоже будет - так что всех, кто не сможет быть очно, приглашаю присоединиться по ссылке:

https://www.youtube.com/watch?v=KdzKKPZnPN0

YouTube

Бог Авраама или Бог философов и учёных? Религия и иррационализм Нового времени.

Цикл лекций "Переосмысляя Бесконечное. Религия и философия в эпоху модерна и постмодерна." Лекция Никиты Валерьевича Калинина, священника, аналитика Академии Кантианы БФУ им. И. Канта. Наши соц. сети: Официальный сайт — https://lib.kantiana.ru ВКонтакте…

а уже сегодня - в зале университетской библиотеки на Зоологической -
- Никита Калинин будет рассказывать о Паскале, Гамане и о том, что привычно называют "иррационализмом", философском сопротивлении монологическому разуму

Telegram

Научная Библиотека БФУ им.И.Канта

***📢***Уважаемые читатели! Культурно-просветительский центр университета приглашаeт вас на открытую лекцию "Бог Авраама или Бог философов и учёных? Религия и иррационализм Нового времени" в рамках нового цикла лекций «Переосмысляя Бесконечное. Религия и философия…

О радикальном

После лекции задали вопрос: почему бы Декарту в своем радикальном сомнении не пойти ещё дальше? Почему бы не усомниться в последовательности собственного мышления, в тех выводах, что из него следуют и т.д. – и тем самым лишить себя всякой точки опоры?

Элегантный ответ не сразу пришел на ум, а ведь он есть, и кроется он в значении слова радикальное, которое часто упускают. Латинское radix означает корень. Радикальное сомнение это такое, которое достигает корней, т.е. основополагающих вопросов, касающихся самого существа дела. Это Декарт и предпринимает, ставя под вопрос существование мира, Бога и себя самого – и находя новую опору для уверенности в самом акте этого сомнения.

Такое же сомнение, которым размахивают как шашкой, круша все на своем пути, радикальным не является, потому что не достигает существа дела. Такое сомнение называется скептицизмом, и Декарту оно не нужно – о чём он и заявляет прямо и недвусмысленно.

О пользе анахронизмов

Исторический подход к исследованию гуманитарных феноменов чрезвычайно привлекателен. История хрущёвки, история лова трески, история атеизма – все это так интересно, что дух захватывает. Проблемы начинаются, когда в исторической перспективе рассматриваются вещи и понятия более фундаментальные. К примеру, сейчас уже общеизвестно, что частная жизнь – изобретение относительно недавнее, и у какой-нибудь средневековой голландской крестьянки никакой частной жизни не было и в помине. Тут уже возникают вопросы. А что, разве не было частной жизни у римского сенатора, что вечерами почивал от тяжких трудов в прохладе атриума? Или как мы должны обозвать эту сферу его жизни - нужно ли каждый раз указывать в сноске, что это не знакомая нам частная жизнь, а нечто другое? Или вот принято считать, что личность была открыта с появлением христианства, а первыми психологами были апостол Павел и блаженный Августин. Спорить с этим трудно, да и не хочется. Но следует ли из этого, что у древних греков не было никакой личности или хотя бы приблизительного её аналога? Разве платоновских проникновений в глубины человеческой души недостаточно, чтобы назвать описываемую им сущность личностью? Или опять - без примечаний не обойтись, это, мол, совсем другое? Сдается мне, что мы могли бы поменьше стесняться применять наши концептуальные рамки к феноменам былых эпох - по крайней мере в том, что касается общечеловеческого. Это ведь нам нужно их понять, а не им нас. В конце концов, Гиббон ничтоже сумняшеся писал о «римской нации», и это не сделало его менее великим историком

Пробуждаемся к жизни - как и мир живой природы, поэтично описанный Андреем Александровичем. Жираф, заглядывающий в окна, навевает мысли и о Книге Бытия, и о теории Дарвина - что, думаю, будет отнюдь не лишним для разговора о перипетиях богословия XIX - XX вв. Приходите, будет интересно!

О том, что красивые теории не всегда верны.

Психоаналитик Ролло Мэй в книге «Мужество творить» описывает, как в середине 50-х посетил в Вене частный семинар Альфреда Адлера, прославленного ученика Фрейда. Семинар был посвящен природе творчества. Адлер познакомил участников с компенсационной теорией творчества, согласно которой люди занимаются наукой, искусством, культурой и т.д., чтобы компенсировать свои недостатки. Устрица создает жемчужину, чтобы скрыть попавшую в раковину песчинку. Подобно этому, утверждал Адлер, и Бетховен развил в себе музыкальный гений, чтобы в акте творчества компенсировать глухоту. Вся человеческая цивилизация есть следствие слабости нашего положения в природной среде. В конце лекции Адлер оглядел присутствующих и заявил: «поскольку лишь пара человек из вас носит очки, я делаю заключение, что вы не интересуетесь искусством».

Но тут великий психолог просчитался, потому что из всех слушателей не занимался искусством напрямую разве что Ролло Мэй. Все остальные же были художниками, с которыми Мэй путешествовал по Центральной Европе, делая зарисовки бытовых сцен.

Полезно помнить, что наши попытки понять мир ограничены нашим восприятием и суждениями, и даже великие не застрахованы от ошибки.