DRUG-STUDIES ПРОТИВ РЕПРЕЗЕНТАЦИЙ: ДЕЛЁЗ И НОРМАТИВНОСТЬ часть 3
Нормативность в этом контексте будет заключаться в понимании хороших связей, стремлении к ним, а также в избегании плохих встреч. Знание того, в каких ассамбляжах, множественностях тело будет повышать свою силу к сохранению себя, к радостным аффектам – это та не-репрезентационалистская нормативность, которая интересует Даффа (Duff, 2014, p. 163). Это знание не обязательно является концептуальным, более того, знак хорошей связи может быть не отражением / репрезентацией этой связи, а тем, что является частью этой связи, ассамбляжа хороших аффектов. Родовой герб – это не только отражение семейных связей, но и часть семейного ассамбляжа, которая может повышать интенсивность положительных аффектов. Или классическая чуринга будет для этой теории не просто эмблемой клана, коллективной репрезентацией, которая организует репрезентативную жизнь (la vie représentative) народов Австралии, которых описывает Дюркгейм, но частью аффективной жизни кланов, которая повышает интенсивность коллективных аффектов.

Но, само собой, такой подход закрывает большое количество возможностей. Эстетически-выверенное описание Даффа включает в себя на правах онтологического равенства колоссальное количество факторов – от лекарств и терапии до музыки и красивой улицы. Обращаясь в основном к интервью, Дафф высвечивает в основном не-медицинские (в строгом смысле) аспекты здоровья. Если фокус стоит на аффектах информантов, биомедицинская перспектива и разные способы врачебного осуществления болезни (чем занимается, к примеру, Мол), просто останутся за пределами исследования.
Эта тенденция в итоге приводит Даффа к нетривиальному заключению, касающегося drug studies. Не важно сколько, и даже какое вещество принимает человек, куда большую роль играют связи, влияющие на интенсивность аффектов (Duff, 2014, p. 154). Причём, вывод этот напрямую вытекает из теоретических оснований и методологии Даффа. Заранее установленные рекреационные и летальные дозировки ПАВ, по мнению Даффа, предполагают наличие стабильных индивидов и веществ, заданных норм здоровья / нездоровья и универсализирующих правил. Конечно, случайно собранные ассамбляжи не могут быть подведены под эти готовые идентичности и правила.

DRUG-STUDIES ПРОТИВ РЕПРЕЗЕНТАЦИЙ: ДЕЛЁЗ И НОРМАТИВНОСТЬ часть 2

Для общего наслаждения давайте посмотрим на эстетически-выверенные описания процессов выздоровления / восстановления (в том числе от зависимостей), которые даёт Дафф:
“Like the tools in Al’s shed, the books and DVDs in Ric’s room or the produce in Jim’s garden, a host of material objects are folded into the assemblage as it incorporates unique forces in the very expression of recovery. There is not a body ‘in recovery’ passively accessing and deploying equally passive material objects in the instrumental service of recovery. Recovery is a function of the entire assemblage, human and nonhuman. Remove one element and the assemblage morphs again, transforming the experience of recovery. Material forces thus provide the immanent conditions for recovery. They are not the ‘tools’ of recovery, they embody recovery.” (Duff, 2014, p. 115).
These streets were only significant for Matt, only enabling, at particular times during particular activities: (g)oing for a walk at three o’clock in the morning, I feel quite safe on the street, cause its dark and there’s no one around, everyone else is asleep. There’s no energy floating around the air, you know people’s manic energy, everybody’s resting. So I find the streets around here quite calm and peaceful at night, even though it goes against what should be because you’re not supposed to feel safe at night. I don’t know but for me the darkness is safe. The world is at rest and it just makes be calmer. Such is the body-becoming-street-becoming-night-becoming-calm of the recovering assemblage. Such is the affective rhythm of all assemblages of health. In each encounter, in each affective modulation, the recovering body takes on additional simple parts, both human and nonhuman, which enhance that body’s power of acting. These simple parts – the bench in the cemetery overlooking the water; the “smell, water, trees, the birds” in the park; books lining shelves in a second hand bookshop; a kettle and cups resting on a kitchen counter – are each folded into the assemblage, adding to its capacities, furnishing an incremental improvement in the health and wellbeing of the recovering body.” (Duff, 2014, p. 117).
Теоретическая новация такого подхода заключается в том, что он позволяет видеть в факторах выздоровления / поддержания здоровья не ресурсы, но силы, которые могут оказаться вне поля контроля выздоравливающего тела. Более того, сама концептуализация факторов здоровья как ресурсов видит в них только инструменты, не имеющие собственной значимости (Duff, 2014, p. 103). Картина мира, с которой спорит Дафф выглядит примерно так, что некоторые агенты имеют в своём распоряжении те или иные материальные ресурсы, которые они могут применять для того, чтобы становиться здоровее – деньги, страховку, семью, нужную идеологию и так далее. В области drug studies мы уже писали про понятие recovery capital, работающее схожим образом. Отвечает таким подходам Дафф тем, что а) сами по себе связи, повышающие силы тела, имеют значимость, проживание положительных аффектов в таких связях составляет контент здоровой жизни, а не инструмент к её достижению. Б) эти хорошие встречи / связи не находятся в полном контроле со стороны агента. Можно ли сказать, что семья – это ресурс? Капитал? Скорее это ассамбляж тел, который может случайным образом порождать положительные и отрицательные аффекты.

Telegram

staying with an underdog

Recovery capital часть 1 В социологии довольно странно использовать какой-то исследовательский инструмент для того, чтобы «закрыть» какую-то тему и показать лучше всех, что же такое происходит в каком-то социальном феномене даже на ограниченный период развития…

Материальный поворот в drug studies, как и любые другие повороты включает в себя поиск теоретических союзников и врагов. Нередко поиск врагов приводит к классику всего направления — Говарду Беккеру. Например, Дэннис пишет про Беккера так: “For Becker, ‘getting high’ is reliant on a cognitive reconceptualisation of experience, where the subject is centre stage. The drug user is put in control of their drug use, defining whether it is pleasurable or not, and by implication whether they will rationally continue” (Dennis, 2019, p. 76). Это, конечно, клевета, но клевета изящная и далекоидущая. Сама Дэннис предлагает не отказываться от теорий обучения в изучении эффектов ПАВ (ведущим происхождение от Беккера), но обратиться от символического уровня к материальному.
Как это может выглядеть:
Героином не так уж просто поставиться. Шоколадный героин (основание) нерастворим в воде. Более того, в нём кроме смерти мерзкой ещё очень много гадостей, которые надо отфильтровать. А затем героин ещё надо как-то поставить, а вены не резиновые.

Прежде всего, героин надо растворить. Для этого используются разные кислые вещи: это могут быть как лимонная / аскорбиновые кислоты, так и "уксус, средства для удаления накипи, таблетки витамина С, фруктовые соки, в том числе апельсиновый, грейпфрутовый и лаймовый, а также глазури от «шипучих» конфет, содержащие лимонную кислоту" (Ponton et al., 2004, p. 11). Выбор более странных вещей типа сока среди малоимущих потребителей в этом исследовании был связан с тем, что в районных харм-редакшн центрах не было нормальных кислот. Наверняка, такое время от времени случается в странах, где вообще нет в достаточном количестве таких центров.
Если есть кислоты, возникает вопрос — сколько сыпать. В другом исследовании (где участвовала многомудрая Харрис) выяснилось, во-первых, что от оценки чистоты героина зависит то, сколько кислоты добавят к смеси потребители, во-вторых, что много кислоты в смеси увеличивает последствия для организма, в частности — портятся вены и приходится ставиться в пах (Harris et al., 2019, p. 4).
Получается такая ситуация, что кислота опасна для вен, потребители норовят положить её слишком много, при этом использовать её всё равно приходится (Scott et al., 2000). Также вероятно аскорбиновая кислота может оказаться более безопасной из-за меньшего ph в растворе (Ciccarone and Harris, 2015, p. 10).

Ситуация сложная, но совместными усилиями она делается немного проще. В частности, уже не социологи, а люди со счётами посчитали оптимальные количества кислоты, и составили относительно оптимальную инструкцию. Статья свежая, информации о том, повлияла ли она на буклеты для потребителей найти не удалось, но движение происходит, и отрадно, что социальные исследователь_ницы сделали ощутимый вклад в общее дело.

Ponton, Rhys; Scott, Jenny . (2004). Injection preparation processes used by heroin and crack cocaine injectors. Journal of Substance Use, 9(1), 7–19. doi:10.1080/14659890410001665041 
Harris, M., Scott, J., Wright, T., Brathwaite, R., Ciccarone, D., & Hope, V. (2019). Injecting-related health harms and overuse of acidifiers among people who inject heroin and crack cocaine in London: A mixed-methods study. Harm Reduction Journal, 16(1), 60.
Ciccarone, D., & Harris, M. (2015). Fire in the vein: Heroin acidity and its proximal effect on users’ health. International Journal of Drug Policy, 26(11), 1103–1110.
Scott, J., Winfield, A., Kennedy, E., & Bond, C. (2000). Laboratory study of the effects of citric and ascorbic acids on injections prepared with brown heroin. International Journal of Drug Policy, 11(6), 417–422. https://doi.org/10.1016/S0955-3959(00)00068-2

Telegram

staying with an underdog

DRUG-STUDIES ПРОТИВ РЕПРЕЗЕНТАЦИЙ: ХАРРИС И КРИСТЕВА Многолик ряд теоретических и практических проблем, которые взывают к критике разумных и понятных штук из философского лексикона, которые на русский переводят как представления, но мы будем использовать…

DRUG-STUDIES ПРОТИВ РЕПРЕЗЕНТАЦИЙ: ХАРРИС И КРИСТЕВА

Многолик ряд теоретических и практических проблем, которые взывают к критике разумных и понятных штук из философского лексикона, которые на русский переводят как представления, но мы будем использовать чуть более удобный латинизм. Что такое «репрезентации» и что им противопоставляется – каждый раз собирается по-своему, поэтому просто перейдём к (надеемся) большой серии постов с конкретными разборами проблем и решений. Начнём с работ о гепатите, стигме и героине Магдалены Харрис.
Феноменологическое исследование Харрис базируется на её собственном стигматизированном опыте жизни с гепатитом, а также стигматизированном инъекционном потреблении героина. Это довольно примечательная черта – социологи относительно редко апеллируют к собственному опыту потребления наркотиков, что особенно удивительно с учётом того, каких людей привлекают социо-гуманитарные дисциплины. Объединяя свой опыт и опыт респондент_ок, Харрис критикует представление о стигме как о статичном «плохом» значке, который всегда с тобой (Harris, 2009, p. 37). Стигма – это не просто бейджик с указанием на что-то «нехорошее», который люди рационально процессят и меняют своё отношение к человеку по гайдам из вандерзина «как правильно вести себя с человеком с …». Стигматизированный опыт жизни с гепатитом С Харрис описывает через концепт Abject Кристевы. Abject – нечто выходящее за рамки упорядоченных представлений (репрезентаций) о себе и мире. То, что довольно сложно выразить в знаковой-языковой форме, что сильно нарушает опыт, подключает какие-то вне-рациональные страшные импульсы.
Бывает, что нечто, вызывающее страх, непонимание, отвращение как-то понятно. Это что-то представленное в форме знакомого страшного предмета, или знака, которым на страшный предмет можно указать. Abject описывает ощущение коллапса субъективности, осквернения, мистического загрязнения при отсутствии логичной системы репрезентаций (в данном случае знаков и осмысленной само-рефлексии) – в ситуации, когда субъективность нарушается, Я – контаминировано, порчено, но нет структурированного дискурса об этой порче. Страшно, жутко, но непонятно.
Следы уколов для Харрис – это воплощённая стигма наркопотребления, которая не просто «всегда с тобой», но также вызывает тяжело поддающиеся описанию страх и дискомфорт. Следы напоминают об опыте уколов, вызывают заново желание поставиться, вместе с тем они отпугивают, вызывают ощущения омерзения, ассоциации с грязью, формируют чувство собственной испорченности (Harris, 2009, p. 36). Хронический гепатит делал функционирование стигмы ещё более напряжённым – непонятно, как можно в рамках своего жизненного нарратива понять, что «стало лучше», что «я справляюсь» – человек находится в междумирье, не становясь очевидно больным, но и не выздоравливая (Harris, 2009, p. 48).
Ещё одна антирепрезентативная рамка – критика самой возможности спокойного рационального интервью в исследовании наркопотребления. Харрис, имея собственный опыт потребления героина, отмены, крейвинга и так далее, акцентирует внимание на том, что разговор о веществах включает в себя динамики, не сводимые к дискурсивной части интервью. Телесная память прошлого опыта потребления вторгается в разговор и добавляет в него элементы, смысл которых довольно сложно понять для не вовлечённого человека (Harris, 2015, p. 5-7). Дэннис вспоминает исследования Харрис в качестве демонстрации того, что современным драг стадиз нужно очень критично относиться к модели рационального субъекта, который взвешенно идёт на риск, чтобы получить удовольствие (Dennis, 2019, p. 9). Банально выбор между пойти поставиться или нет, как показывает Харрис, не выглядит как разумное взвешивание «за» и «против» на фоне прозрачных мотивов, последствий и убеждений, а больше похоже на зависание над унитазом в неловком непонимании того, к чему приведёт рвотный позыв.

Telegram

staying with an underdog 18+

В начале текста Дэннис указывает на тенденцию дискурса о наркопотреблении противопоставлять "зависимость" "удовольствию". Как в публичных дискуссиях, так и в социологии наркопотребления уделяется мало внимания удовольствию, поскольку оно ассоциируется со…

1. У обоих испытуемых (у второго — в большей степени) наблюдалось
   некоторое отстранение от самих себя, безусловно связанное с наблюдением
   за собой как за другим человеком. У второго испытуемого обнаружилось
   сильное субъективное ощущение отставания самосознания от его осознаваемого поведения. Это, в частности, выражалось и в чувстве постоянного запаздывания, в слышании им его собственной речи. (Говорил как бы не он,
   а другой и издалека).
2. Опыт показал объективное сохранение контроля сознания у обоих
   испытуемых. Второй испытуемый все время переживал субъективные точечные выпадение сознания (на 0,5—1 минуту) с последующим возвращением
   к сознанию большим или меньшим усилием воли.
3. Опыт показал некоторое усиление этического (у второго испытуемого) и эстетического (у первого) отношения к окружающему. Т. е. гораздо
   большее, чем в нормальных условиях, количество вещей, лиц И явлений выступало для испытуемых в качестве знаков хорошего или нехорошего,
   приятного или неприятного, прекрасного или безобразного. Вместе с тем обнаружилось и несколько большие, чем обычно, снятие, знаковости, т. е. отношение к ряду вещей и явлений по типу: «они есть сами по себе и ни о чем
   другом не говорят».
   Таким образом, пока можно было бы предположить, что в общем, в этом
   эксперименте испытуемые показали и усиление семиотичности и усиление
   не-семиотичности поведений. При этом для обоих характерно само изменение семиотичности.

Следующая серия постов про Пабло Эскобара (часть 2).

То, чего они опасаются, в современной литературе называется «dark tourism». В это понятие входит как посещение музеев памяти Холокоста, так и тур по пострадавшим от войн городам бывшей Югославии. Однако вытеснение – это вовсе не очевидный ход в случаях тяжёлого прошлого. Например, всегда можно спросить о том, почему в музее Памяти Медельин нет зала памяти жертв картелей.
Официальные туры в жанре «дарк туризм» существуют как в Германии и Польше, так и во Вьетнаме, в Боснии и в Камбодже. Более того, в Хорватии вполне успешно функционирует поддерживаемый государством музей Тито.
Есть во многих публикациях на тему туристического Эскобара мнение, что «раны ещё свежи» и рано заниматься памятью того, что было в 1980-х/1990-х. Как раз Югославия – пример того, что это возможно. Другой вопрос – как. Хорошо известны антисемитские и просто националистические теории заговора (в том числе адоптированные туристическими компаниями) о том, что, например, резня в Сребренице – это фейк, а Югославию развалили евреи Бильдербергского клуба.
Также возможно, что не только раны свежи, но и сами процессы тех времён идут до сих пор. По аналогии можно сказать, что сложно было бы делать туры по послевоенным местам Чечни и Дагестана просто потому, что история войны длится до сих пор. При этом вытеснение войны, а также криминального подполья РФ сопровождается высоким интересом к обоим темам – ролики типа «10 САМЫХ РОСКОШНЫХ памятников криминальным авторитетам 90-х» имеют миллионы просмотров, книги про войну в Чечне очень неплохо продаются, а трукрайм подкасты и то же «Слово Пацана» популярны и народно почитаемы.
В результате этих процессов в серой и низовой зоне помнят Эскобара и ОПГ, в официальной зоне строится «похорошевший X», а вот про жертв немножечко забывают. У жертв как всегда нет доступа к политике и языку.

Naef, P. (2018). “Narco-heritage” and the Touristification of the Drug Lord Pablo Escobar in Medellin, Colombia. Journal of Anthropological Research, 74(4), 485–502. https://doi.org/10.1086/699941
Filippone, R. (1994). The Medellin Cartel: Why we can’t win the drug war. Studies in Conflict & Terrorism, 17(4), 323–344. https://doi.org/10.1080/10576109408435960
Sullivan, J. P., & Bunker, R. J. (2002). Drug Cartels, Street Gangs, and Warlords. Small Wars & Insurgencies, 13(2), 40–53. https://doi.org/10.1080/09592310208559180
Van Broeck, A. M. (2018). ‘Pablo Escobar Tourism’—Unwanted Tourism: Attitudes of Tourism Stakeholders in Medellín, Colombia. In P. R. Stone, R. Hartmann, T. Seaton, R. Sharpley, & L. White (Eds.), The Palgrave Handbook of Dark Tourism Studies (pp. 291–318). Palgrave Macmillan UK. https://doi.org/10.1057/978-1-137-47566-4_12
Volcic, Z., Erjavec, K., & Peak, M. (2014). Branding Post-War Sarajevo: Journalism, memories, and dark tourism. Journalism Studies, 15(6), 726–742. https://doi.org/10.1080/1461670X.2013.837255
Cohen, E. H. (2018). Thanatourism: A Comparative Approach. In P. R. Stone, R. Hartmann, T. Seaton, R. Sharpley, & L. White (Eds.), The Palgrave Handbook of Dark Tourism Studies. Palgrave Macmillan UK https://api.semanticscholar.org/CorpusID:149351284
Jacobs, K. (2017). Tourist Performance and the Commodification of Space: Dark Tourism in Sarajevo. https://doi.org/10.13140/RG.2.2.33657.98401

Not Even Past

Too Much Inclusion? Museo Casa de la Memoria, Medellín, Colombia - Not Even Past

By Jimena Perry In 2013, a memory museum opened in Medellín, Department of Antioquia Colombia. Its founding was part of the Victim Assistance Program created by the city’s mayoralty in 2004. Known as one of Colombia’s most violent cities, due mainly to the…

По случаю того, что с праздника прошёл ровно месяц, выкладываем следующую серию постов про Пабло Эскобара (часть 1).

Пабло Эскобар – это такое проблематичное прошлое, которое призрачно набегает на современную Колумбию как в форме новых волн наркоторговли, так и в виде различных культурных производств. Вполне логично, что Эскобар не стал частью учебников по истории, нет государственных музеев Эскобара (возможно, даже нет музеев наркопроизводства и бандитизма), а политика градостроительства направлена на то, чтобы всё было не так, как раньше. Антрополог Наеф (Нэф? Нэйф?) выдвигает следующую гипотезу: публичное забвение картельного прошлого Колумбии становится причиной того, что память о всё том же Эскобаре становится заботой маргинализованных слоёв и серого туристического бизнеса – места и образы, связанные с прошлым наркотрафиком, становятся туристическими завлекушками, местами памяти для наркопотребителей. Более того — про Эскобара снимают кино, сериалы, пишут книги, печатают майки с его фотографиями (Naef, 2018, p. 487).
Вокруг города Медельин и Колумбии в целом в 21 веке есть два нарратива для туристов, во многом конкурирующих, но выведенных из одного русла: 1) а вот тут могила Эскобара. Даа, неплохо было, весело. А тут производили кокаин всем селом, Михалыч помню провалился в чан с кокаиновым суслом, вытаскивали всем картелем! 2) А давайте не будем о прошлом, было и было. Вот лучше посмотрите, как Медельин похорошел при урбанистах! (Naef, 2018, p. 492). В оппозиции к коммодификации Эскобара выступают такие же люди, которые в РФ строят теории заговора о том, что сериал "Слово Пацана" сделали американцы-рептилии, чтобы развратить русских детей, но есть и те, кто таким образом пытается защитить память случайных жертв бандитских разборок и уличного насилия (Naef, 2018, p. 496). Однако как мы полагаем, между теми, кто глорифицирует Эскобара и теми, кто предлагает помнить жертв его насилия куда больше сходств, чем между группой «за Эскобара» и группой «за урбанистов».
После смерти Пабло Эскобара остался ощутимый след его деятельности, расчерчивающий как жизнь в Колумбии, так и публичный (туристический) образ страны (Naef, 2018, p. 486). Глорификаторы могут рассказывать уже упомянутую «Робин Гуд» историю, также они могут апеллировать к образу организаторов картелей – националистов, которые боролись за рабочие места и скрепы Колумбии в битве с гегемоном-США (Filippone, 1994, p. 326-327). Против них выступают политики и урбанисты, которым страшно за то, что их усилия по облагораживанию Колумбии не будут оценены по достоинству, а люди до сих пор будут воспринимать Колумбию как «ту страну, где наркоубивают и наркопохищают» (Van Broeck, 2018, p. 300-303). Местные (полу)официальные деятели стараются полностью вытеснить Эскобара из публичного дискурса о Колумбии, создать продаваемый туристический образ города, в котором будто никогда и не было гражданской войны (Van Broeck, 2018, p. 306).

Паркин ссылается на это пособие по поставкам.

Паркин и Бурдьё. DLC, Add-On для Undercat часть 3
Но есть у Паркина ещё книга по визуальным методам, пособие, но одновременно погружение в публичные поставки. Книга не менее интересная, печальная и… красивая. Но в ней ещё более явноq становится тенденция двойной эпистемологии. Разлом пролегает по методам – интервью нужны для того, чтобы прояснять манифестации капитала, паттерны габитуса, а также мотивации для того, чтобы публично употреблять наркотики. А фотографии – демонстрируют градацию безопасности мест с точки зрения harm-reduction (Parkin, 2016, p. 98, 101). Фотографии туалетов, кустов, железнодорожных путей просто делают очевидным то, как что-то идёт не по плану снижения вреда – как инструкция из шестидесяти пунктов «как безопасно поставиться» сводится до «ааа быстрее поставиться» где-то в тёмной мочажине (Parkin, 2016, p. 57). Паркин не становится в один ряд с «обеспокоенной общественностью», которая использует аналогичные фотографии для разжигания паники и ненависти. Безусловно, за Паркиным этика и большой опыт помощи людям. Тем не менее визуальные материалы пустых мест, разбросанных инсулинок не говорят. Скорее они даже мешают услышать голоса респондент_ок, которые (вероятно) могут вполне развёрнуто пояснить свой выбор. Doxa и illusio наркопотребителей противопоставляется «объективным» принципам harm-reduction. И снова кошечка говорит «мяу». Но только в случае Паркина кошечки могли бы «рассказать» что-то о том, как им помочь. Не всегда буквально рассказать (хотя иногда и буквально), но показать. Куда более этически спорная методология – фиксации самого процесса поставки (чего в работах Паркина, кажется, нет), могла бы помочь как-то скорректировать сами инструкции для наркопотребителей, составить иначе картографии риска. «Когда ставитесь по мышце, ставьтесь под углом 45 градусов по отношению к месту поставки (телу)» (Parkin, 2016, p. 56) – как для исследователей, так и активистов harm-reduction могло бы быть полезно знать то, как потребители вообще интерпретируют такой совет. Как человек в неудобной позе в закрытой кабинке туалета пытается, ищет где-то в ноге в плохом освещении 45 градусов. Однако с таким возможным путём будут сопряжены другие этические сложности, которые могут быть сложнее всех двойных эпистемологий вместе взятых.
Обе книги Паркина круты во многих отношениях. Более того, они своевременны – после 2014 на сцену HR-ориентированных исследований вышла Акторно-Сетевая Теория, которая некоторые задачи Паркина решает, как кажется сейчас, более изящно. Возможно, это был почти последний крупный бурдьеанский проект в области.
Однако кроме теории изменилось ещё кое-что. Наркопотребители с тех пор стали гораздо больше делиться. Всё теми же аудиовизуальными материалами и репликами в «цифровом пространстве». Паркин сознательно не использовал произведённые информантами фотографии, на что в 2013 году у него были основания. Сейчас (да ещё и в русскоязычной среде) ситуация немного другая. И, если учесть миллион этических закорючек, проговорённых в том числе у Паркина, кооперация с наркопотребителями может наконец-то выйти из разряда «котёночек снова сказал мяу», то есть у их голоса про риск, азарт, мотивы, опасности, стратегии и так далее будет чуть больший вес.

Bourdieu, P. (2000). Pascalian Meditations. Stanford University Press. https://books.google.co.uk/books?id=Or0tmdjsiKsC
Gomart, E., & Hennion, A. (1999). A Sociology of Attachment: Music Amateurs, Drug Users. The Sociological Review, 47(1_suppl), 220–247. https://doi.org/10.1111/j.1467-954X.1999.tb03490.x
Parkin, S. (2013). Habitus and drug using environments: Health, place and lived-experience. Habitus and Drug Using Environments: Health, Place and Lived-Experience, 1–280.
Parkin, S. (2016). An Applied Visual Sociology: Picturing Harm Reduction. Taylor & Francis. https://books.google.ru/books?id=1wkHDAAAQBAJ

Google Books

Pascalian Meditations

A synthesis of forty years' work by France's leading sociologist, this book pushes the critique of scholarly reason to a new level. It is a brilliant example of Bourdieu's unique ability to link sociological theory, historical information, and philosophical…