#дружеские_рекомендации

Сегодня две полезные истории для всех, кто находится в зарубежной науке – или планирует туда попасть. Первый проект (который я с удовольствием слушала еще в момент выпуска первого сезона) – подкаст «Учёные жёны». Создательница и ведущая подкаста Екатерина Марчук – учёная метеоролог, популяризатор науки и биполярница (побывала и за южным и за северным полярными кругами, а не то что вы подумали) – встречается с женщинами из разных областей науки (биологами, физиками, лингвистами, географами и другими), чтобы поделиться их историями, мудростью и советами.

Сменив (дополнив) статус на «молодую маму», я с воодушевлением вернулась к первому сезону, где исследовательницы рассказывают о своем пути совмещения науки и материнства. Во втором сезоне дела еще увлекательнее – никогда бы не подумала, что разговор двух участниц про ледоколы может быть таким захватывающим.

Еще у проекта есть канал "Не учи учёную" и блог на Дзене, где автор рассказывает о тонкостях жизни в науке и о своей экспедиции в Антарктиду❄️🌐

Определившись с научной траекторией, переходим ко второму проекту – а именно языку. Делюсь с вами небольшим, но очень вдохновляющим каналом про английский Diana🌿in love with English, где много интересных филологических историй и выражений для повседневной жизни. Например, метафоры погоды для описания людей или событий или неочевидное (для меня) происхождение названия Эрмитажа. Подписывайтесь 🙌🏻

воображая будущее #bookreview

Некоторое время назад я рассказывала о тренд репорте Open University: среди других исследователи называли спекулятивную педагогику, то есть такую, которая ориентирована на совместное воображение (более справедливого) будущего. Воображение здесь ключевое слово – идея такого отношения к будущему предполагает, что нельзя спроектировать немыслимое, то есть то что мы не можем представить даже в самых смелых полетах фантазий. В этом смысле спекулятивная педагогика – это такой образовательный фикш for social justice, как марвеловская черная пантера для афрофутуризма (многие, конечно, не согласятся, но по мне так идеальный пример культурно-эстетического перепредумывания).

Как быть с этим на практике? Про это и моя сегодняшняя книжная рекомендация – Digital Futures for Learning: Speculative Methods and Pedagogies (2022) by Jen Ross. Как справедливо отмечает сама автор – слова digital могло бы и не быть в названии, потому что провести сегодня грань между цифровым и не цифровым опытом обучения довольно сложно. Книга исследует и теоретическую часть future studies, довольно системно разбирая, откуда и как берется наше отношение (и нескончаемый оптимизм) к будущему и что это означает для системы образования. Вторая же половина книги погружается в практику – начиная с разбора того, как неформальные места обучения (галереи, музеи) могут служить отправной точки в фикш-приключении в неопределенные будущие (futures, как бы во множественном числе, не знаю как сказать на русском 😅). Заканчивая прямо-таки кейс-стади в говорящей главе «Speculative pedagogies and teaching» – J. Ross разбирается, как проектировалась программа дополнительного образования для взрослых, где students take a lead.

Эрнст Блох писал, что мы так зациклены на будущем, потому что разрыв между настоящим и тем, что еще-не-наступило (sic) невозможно преодолеть – и это пространство между, как следствие, всегда таит в себе надежду. Этим механизмом я объясняю себе спекулятивный, если позволите, поворот – иногда просто ради генерации веры, что еще что-то хорошее возможно и ждет нас там, за горизонтом. Книги Jen Ross в этом смысле отлично подогревает огонек ~~угасающей~~ надежды – за тем ее и стоит читать.

учебное

Окончательно распаковала свое возвращение к диссертации – побывала на своей первой в этом учебном году супервизии с научной руководительницей. Каждый раз поражаюсь ее способности все разнести в пух и прах, но оставить меня с чувством воодушевления, что, конечно же, я сейчас все обязательно переделаю. В этот раз, правда, дело осложнилось тем, что все полтора часа нашей встречи я сидела и думала «господи, я не смогу это все пересобрать, и вообще я хочу обратно обнять своего младенчика и раскачиваться в кресле с видом в сад». Но к концу встречи смирилась с неизбежным, еще немного всплакнула дома и принялась писать этот пост. А он о том, как моя руководительница дает обратную связь.

Я работаю с ней уже 3 года и кое-какие паттерны проступают. Во-первых, она всегда начинает встречу с краткого смолтока, но не бессмысленного и поверхностного, как принято у британцев, а с искреннем интересом и деталями. Она может запомнить какой-то факт (я собиралась куда-то сходить, или вернулась из поездки, или что-то интересное (на ее взгляд) планировала) и спросить меня про детали, как прошло, какие у меня впечатления. Или выразиться по поводу релевантной для меня новости (коих, к сожалению, много и все плохие). Короче, быстро и прицельно растопить лед, напомнив, что как человек я ее тоже интересую.

Второй этап появился недавно, проапгрейдив меня из роли просто ученицы в роль коллеги; супервайзер кратко спрашивает, как у меня дела со студентами и какие у меня впечатления от ридингов. В прошлом году я слегка осмелела и давала ей рекомендации по проведению занятий исходя из тех пробелов, что видела у студентов. Использует ли она их на деле – не знаю, но точно внимательно прислушивается. От встречи прошло 15 минут, а я уже чувствую, что она не просто заинтересована во мне, но и ценит мое соучастие.

Well, let’s talk about your work now. Открывается третья часть, которую я про себя прозвала «а теперь все то же самое, только нормально». В этой части я, предварительно прочитав ее 115 комментариев к моему тексту, пытаюсь сформулировать что же конкретно я имела ввиду или отозваться на ее основные сомнения. В зависимости от того, насколько сырым был текст, эта часть с моими мучениями и додумываниями на ходу может длиться до получаса (стоит, правда, оговориться, что во многом супервизия для этого и нужна). Когда мне кажется, что я уже сама все поняла, начинается четвертая часть.

Have you considered to… и дальше следует некое видение моей работы, полностью переворачивающее все, что было до. По-крайней мере, так мне кажется первые 15 минут, пока я пытаюсь уследить за маркером, причудливо выводящим только что названные мною слова в абсолютно другой логике. Здесь, как мне кажется, и кроется секрет: супервайзер не говорит, что существующее плохо, она просто апгрейдит все мое размышление на уровень, до которого я пока не дотянулась сама. И словно приоткрывает мне занавесу тайны – вот смотри как можно, подумаешь так?

Первые разы, когда она только проделывала этот фокус, я выходила со встреч в ужасе и с квадратной головой. Я вроде ухватила суть ее комментария, а вроде вообще не понимаю, что мне дальше делать. Спустя три года я уже, кажется, привыкла и к непроходящему чувству взрывающего мозга, и к ощущению дезориентации; я напоминаю себе, что где-то через 10-20-30 часов работы я пойму, что она мне хотела сказать и смогу доползти до той планки, которую она мне задала – я делала это много раз.

Теперь, однако, предстоит проделать это в условиях кратно возросшей сложности. А вы с каким воодушевляющим, но сбивающим с толку фидбеком сталкивались в учебе, жизни или работе? Поделитесь в комментариях 💬

пост-пост, мета-мета

На неделе готовила материалы для Reading Lab, перечитывая Manifesto for Post-Critical Pedagogy (2018), когда коллеги из Bazaleti Uni написали с просьбой рассказать про закрывающийся 6 ноября набор на онлайн курсы. Я отправилась читать содержание программ и то ли линза моя деформировалась под воздействием чтения, то ли судьба так невзначай надо мной подхихикивает, но вы только посмотрите, какую удивительную вещь я обнаружила.

В концепции пост-критической педагогики происходит шифт от разоблачения, деконструкции и классического критического дискурса угнетенных–угнетателей к нескольким принципиально иным позициям. Не вместо, но в дополнение, такая педагогика (в более пост-структуралистском духе) предлагает признать бытие в процессе и множество, сместив фокус с противодействия насилию (но не исключив полностью) на заботу. В этом смысле предлагается несколько важных принципов: находиться в процессе (невозможно «финально переустроить мир»), принимать то, что все изменчиво, контекстуально и разница перспектив существует одномоментно, фокусироваться на этике заботы (и любви), исключая ненависть как практику и поддерживать диалог, не пытаясь окончательно понять другого – потому что это по-просту невозможно.

Так вот в ближайших программах Bazaleti Uni сразу два курса, которые помогли бы приблизиться к парадигме пост-критического: один исследует концепцию справедливости (которая, как известно, далеко не универсальна), а второй учит слушать другого и говорить так, чтобы не только изложить свое видение мира, но и помочь другим его понять. Случайное ли это совпадение или игра подсознания я не знаю, но завтра последний день подачи заявок – я бы с удовольствием на такое комбо сходила.

А где погрузиться в современные дискурсы образования вы и так знаете – совсем скоро расскажу про весенний Reading Lab 🌸

методологическоеВ Лаборатории публичной социологии (говорят, иноагент) вышел третий отчет о восприятии войны, который создавался в том числе с помощью методов включенного наблюдения. Мне было ужасно интересно и то, чем PS Lab делились про сам процесс сбора и анализа данных, и, конечно, про то как построили презентацию итогов. Очень рекомендую всем заинтересованным в теме – как минимум с точки зрения дизайна исследования.

В моей собственной работе я тоже использую методы этнографического толка («погружение в жизнь») и не перестаю спотыкаться о разные сложности и проблемы, возникающие с таким подходом. Основная критика этнографии как таковой – ее объектно-ориентированность, то есть восприятие изучаемых как неких подопытных, за которыми ты наблюдаешь. Такая позициональность чревата веером проблем: и динамика власти в иерархичных отношениях, и воспроизведение устоявшихся нарративов (я, как исследователь, притворяюсь объективной, но на самом деле воспроизвожу свои собственные представления, смешивая их с данными), и непонятные бенефициары итогов (данные об одних собрали для других). Короче, современная этнография усиленно переосмысляется (по-крайней мере в моем поле), пытаясь преодолеть свои ограничения.

Пытаясь найти более горизонтальное взаимодействие, я опиралась на партисипаторные этнографические методы (то есть такие, которые предполагают сотрудничество между исследователем и исследуемыми, предполагая, что уже оно само по себе несет некую ценность для последних). Пытаясь увидеть образовательный опыт глазами участников, я просила вести рефлексивный дневник обучения, в определенном формате фиксируя данные и отвечая на вопросы, а в заключении нескольких недель проводила интервью, стараясь распаковать уже лежащие на поверхности инсайты. Получалось не всегда, но иногда студенты делились тем, что по новому взглянули на само обучение в следствие такой рефлексии. Такой получался относительный профит для всех: я получала размышления, которые подсказывали мне ответы на мои вопросы, а участники – дополнительную активность, усиливающую глубину обучения.

В PS Lab заходят с другого угла, центрируя нарратив вокруг этнографических дневников исследовательниц (со всеми оговорками о их субъективных переживаниях и страхах). Такая призма тоже позволяет отказаться от объектно-ориентированной динамики, возвращая исследователю позициональность и как бы показывая мир так, как видит его один конкретный человек (ведущий этот этнографический дневник). Честно говоря, выдержки и цитаты из дневников захватили меня даже больше, чем цитаты информантов, но возможно лишь потому, что я не переставала представлять себе, какая титаническая (и, в общем-то, довольно опасная), работа была проделана исследовательницами. Однажды, было бы ужасно захватывающе почитать не только исследование как научную работу, но и личные дневники в стиле автобиографий.

Другим большим вызовом для меня остается финальная форма результата: если у PS Lab, например, это структурированный результат тематического анализа (проявленные нарративы и дискурсы о войне), то я не оставляю надежд выйти на прикладной уровень и не просто зафиксировать «как оно, кажется (мне), есть», но и отрефлексировать это уже как практик, предложив версию «а как тогда можно (было бы преподавать)». Это вечная путаница моей идентичности между исследователем и деятелем не дает покоя и тут.

В общем, очень тяжелый (морально) и колючий текст, но замечательное и разностороннее исследование. Очень рекомендую 👉🏻 по ссылке.

📌 А еще подписывайтесь на канал Лаборатории — она изучает, что происходит с российским обществом во время войны.

co-pilot по-студенчески

Недавно я расшифровывала собранные прошлой осенью интервью и осознала, какой прогресс (прогрессище!) происходит ежедневно в развитии генеративного AI. В 2021 я писала диссертацию, проводила интервью и расшифровывала их вручную. В 2022 уже использовала автосубтитры в зуме – распознавал русский он плохо, но хоть не с нуля все транскрибировать. В 2023 зум делал это уже лучше, но многое приходилось доделывать вручную, особенно англицизмы, названия или специфичные термины. В 2024 AI-сервис за $10 транскрибирует часовое интервью с правильно расставленными знаками препинания, практически без ошибок и указанием спикеров, кто что сказал. Правда, в соответствии с этическими стандартами моего исследования не все интервью я могу загружать в сторонний сервис (и не любой сервис подойдет, например, нельзя пользоваться теми, что хранят исходники для дальнейшего обучения сетки). Но все же.

Наше восприятие GenAI тоже проделало огромный прогресс: от первой реакции страха (например, Кембридж, как и вся Russell group, сначала вроде как запретили gpt и им подобные) до медленной интеграции в жизнь на всех уровнях (теперь уже у самого университета есть отдельная страница «как мы используем AI», пока на уровне внешней коммуникации).

Апдейт произошел и в классной комнате. Например, в этом году супервизируемые нами студенты должны будут сдавать не только само эссе, но и приложение к нему ~~как я провел это лето~~ как я использовал GenAI. Необходимо указать использованные сервисы, типы запроса (перевод, генерация, поиск или что-то еще), примеры промптов и, самое интересное, рефлексию относительно полученной выдачи. Насколько однобокой была позиция чата? Чего в ней не хватало? Какие ограничения есть у ответа, а какие новые инсайты он рождает?

Чувствую, в этом году читать студенческие работы будет еще интереснее. Особенно те, что будут круто сделаны в совместной коллаборации с AI.

встречайте – новая лаборатория чтения

Ну что ж, время немного приоткрыть карты и рассказать о моей осенней задумке. Вдохновившись опытом в Кембридже, участием в онлайн ридинг группах по всему свету (от Утрехта до Кейптауна) и невероятными текстами, прочитанными за последние годы, я решила сделать Reading Lab – чуть больше, чем онлайн-дискуссии об образовании на стыке классического ридинга и рефлексивной лаборатории.

Каждая встреча посвящена определенной теме в образовании, которую мы изначально формулируем как проблемный вопрос, а научные статьи, философские эссе и даже художественные произведения будут помогать нам углубиться в тему накануне. Встретившись в уютном зуме раз в две недели мы, как следует подготовившись, будем дискутировать по теме, опираясь как на изученные источники, так и на свой личный опыт, а в заключении обсудим «что все это означает лично для меня».
Я буду модерировать каждую из встреч, а еще помогу с точкой входа: каждая встреча будет включать в себя предварительный лонгрид по теме, суммирующий ключевые дискурсы и позиции, и небольшую лекцию-интро. Такое введение будет подспорьем для тех, кто неуверенно читает на английском или давно не сталкивался с зубодробительными текстами. А чтобы обсужденное на встрече точно улеглось, по итогам каждой будет небольшое резюме с выводами и дальнейшими вопросами.

О чем мы будем говорить целых три месяца, с 22 сентября по 15 декабря? Мы сформулировали 5 тем, которые затронем в этом сезоне: когнитивистика, аффективный поворот, нейроразнообразие, education in emergencies и либертарная педагогика. Шестую тему будут выбирать участники лаборатории, но подглядеть лонглист можно уже сейчас, заполняя анкету предзаписи.

Регистрация откроется через десять дней, но уже сейчас можно отметить свой интерес – в той самой анкете. Она вас ни к чему не обязывает, но дает возможность получить промокод на скидку. Чтобы присоединиться к программе, нужно будет написать короткое мотивационное письмо после открытия регистрации – это позволит нам собрать группу единомышленников с релевантными целями.

Неважно, работаете ли вы в сфере образования или нет – если вам интересно обсуждать сложные вопросы с кросс-дисциплинарной перспективы в хорошей компании, вам точно понравится. Надеюсь, до встречи в сентябре ✨

Подробнее про проект и ссылка на анкету ?

text vs reader

В рамках подготовки академических супервайзеров, то есть неких интеллектуальных наставников, в Кембридже нам предлагали порассуждать о разных фокусах в дискуссиях со студентами (да, у нас было хоть и крошечное, но предварительное обучение, прежде чем нас допустили к ведению встреч). Как можно выстраивать разговор со студентами, о чем говорить в поле социальных/гуманитарных наук? Ведущий обучения подвел нас к двум условным категориям, неким разным модусам сосуществования в диалоге со студентами, которые, на мой взгляд классно дополняют друг друга (хотя на практике, конечно, у меня есть свои склонности). Условно их можно назвать text-focused и reader-focused: как несложно догадаться, первый подход ставит в центр текст (не могла отделаться от школьных воспоминаний о вопросе «что хотел сказать автор»), в то время как второй подход феноменологически сосредотачивается на опыте читателя (не только его/ее понимании содержания, но и переживаниях, реакциях, эмоциях).

Фокусировка на тексте, как на неком артефакте, который мы деконструируем, исследуем, проходим вдоль и поперек, останавливаясь на каждой строчке, в каждой детали – это, в моем понимании, такой классический close reading, где (часто) не существует как такового автора (т.е. исключается влияние личности автора на текст), нет и личности читателя, есть лишь сказанное в словах и между строк. Такое университетское аналитическое чтение – очень хорошо про это написано в гарвардской памятке, которая сильно помогла мне в свое время. «Задача close reading […] описать то, что уже есть в тексте. Главное правило […] – любое утверждение должно содержать отсылку к тексту».

С этого начался и мой личный образовательный путь в Кембридже, и, как я понимаю, начинается и путь студентов бакалавриата. Возможно, это более базовый навык, без которого сложно двинуться дальше в академии. Но очень быстро появляется вторая форма работы с источником – феноменологическая, центрирующаяся на читателе и, в каком-то смысле, заставляющая читателя взглянуть на самого себя. Я в этом вижу влияние феминистской философии (у нас на факультете так точно): и с точки зрения ситуативного знания, в котором «появляется» как минимум автор (ведь больше невозможно читать текст, не думая о том, кто и в каком контексте его написал), и как аффективный поворот, где источник и работа с текстом процесс не только рациональный, но и эмоциональный. В результате работы с материалом появляется значительно больше результата: и исследование контекста, и взаимодействие с автором, как с человеком, и личная рефлексия. И каждый из этих элементов валиден – даже если не содержит прямой ссылки на текст.

По моим ощущениям, переключаться из режима в режим бывает чертовски сложно: в конце концов, рациональное отрицает эмоциональное, а эмоциональное презирает рациональное. Однако именно на стыке обоих подходов у меня получилось вести самые интересные супервизии – может быть ключ в признании, что любое познание несовершенно и ограничено. А вам как больше нравится думать о прочитанном: аналитически, от текста, или феноменологически, от своих ощущений и рефлексии? Или как-то совсем по-третьему?

августовский диалог

На носу новый учебный год, а вместе с ним и мое возвращение в рабочее русло. По крупицам я уже сейчас начинаю свой comeback: читаю новые (или хорошо забытые старые) исследования, смотрю, что успело выйти за последние месяцы, ментально возвращаюсь в интеллектуальный поток, пытаясь написать еще одну статью в этом году. С одной стороны, это ощущается как что-то очень сложное, как будто я вся метафорически заржевела и немного поскрипываю перед каждым следующим абзацем. С другой стороны, как поделилась одна моя знакомая, вышедшая из декрета сразу на позицию associate professor в престижный голландский вуз – попытка связать мысли в текст становится спасительным кругом в нескончаемом потоке материнских забот.

В своих мытарствах я неоднократно возвращаюсь к мысли о том, как целительна (для души, не уверена на счет postpartum body ?) неспешное размышление, интеллектуальное созерцание, диалог. Когда есть возможность долго ходить вокруг одной мысли, возвращаться к ней, искать новые нюансы и детали, проговаривая и находя отклик. Во многом прелесть такого въедливого процесса размышления я познавала на академических супервизиях – сначала со своим руководителем, потом когда вела сама со студентами (я рассказывала про это тут). Тогда мне заново открылась простая истина: в поддерживающих отношениях и безопасной среде диалог становится мультипликатором развития, словно бы орошая все остальные процессы роста. Про это есть замечательная публикация, исследующая связь между отношениями, контекстом и развитием (спойлер: первые два существенно влияют на последнее). Мне кажется, во многом за счет этой связи когортные программы, то есть там где люди учатся одновременно от даты до даты и взаимодействуют друг с другом на протяжении обучения, позволяют достигать бо́льших результатов в сравнении с индивидуальным асинхронным обучением («прохожу сам когда хочу»). Мы словно бы заточены на непрерывное стремление быть частью социальной динамики, как фундаментальное условие нашего прогресса.

Правда, взаимодействие взаимодействию рознь. Осенью я задумала сделать одну экспериментальную программу и пытаюсь перенести в нее те вдохновляющие практики диалогового размышления, пережитые мною за годы в Кембридже. А пока она только готовится, мне остается наслаждаться исключительно внутренним диалогом с самой собой (и с текстом в формате word). Может это и неплохо – в конце концов, когда еще у меня будет офис, состоящий из кресла качалки, вида в сад и спящего на ручках младенца.

событие vs операция

Свежеприобретенный опыт репродуктивной работы натолкнул меня на размышления о разных категориях познания. И, казалось бы, тут ничего нового, но когда изучаешь что-то не теоретически (писал об этом еще Charles Reigeluth в моем любимом многотомнике Instructional-design Theories and Models), и даже не практически, а на собственном опыте как студент, многие нюансы приобретают иные краски.

Концептуально скилловое обучение (то есть посвященное развитию конкретной группы прикладных навыков) можно разделить на две категории в зависимости от содержания: процессное и событийное. Процессное, как можно догадаться, крутится вокруг содержания-процесса. Например, заваривание чая – это процесс из нескольких этапов, когда мы совершаем серию операций, чтобы прийти к результату.

У событийного же обучения есть набор ситуаций (а не операций), с которыми мы столкнемся. Например, собеседование (умение его проходить) является событийным – есть группа конкретных ситуаций, которые мы учимся проживать/вести себя в них. А трудоустройство в целом уже скорее процессное обучение: мы совершаем ряд операций, чтобы эти собеседования получить и продвинуться в целом в рамках поиска работы.

Принципиальная разница двух таких концептуальных категорий в повторяемости опыта. Я не могу сходить на собеседование и в середине его прервать разговор, попросив пару минут чтобы свериться со своими конспектами, как собеседование пройти – я буду вынуждена прожить весь опыт полностью с теми знаниями, что есть. В случае с трудоустройством в целом, я пойду на следующее собеседование (скорее всего) и перед повторением события смогу совершить цикл обучения (проанализировать ошибки, скорректировать стратегии действия/как выполняю операции), чтобы улучшить свой навык трудоустраиваться в целом, без возможности исправить качество того самого собеседования, как события.

Когда я готовилась к каждому следующему этапу беременности и родам, я постоянно сталкивалась с событийной категорией: я буду вынуждена пережить опыт с теми знаниями, что есть, без возможности исправить и скорректировать этот конкретный опыт. Учиться такому тяжело, потому что если опыта еще нет, студенту всегда непонятно, что именно его интересует, как расставить акценты в материале, что важно или неважно освоить. Для такой группы навыков (которые мы применим в будущем как бы единоразово, без возможности в моменте совершить цикл обучения «действие – ошибка – анализ – исправление») хорошо подходят линейные курсы, рассказывающие об опыте в соответствие с его этапами. Чем более хронологическое повествование, тем лучше, хотя в итоге все равно остается вот это вот «надо было готовиться совсем к другому!»

Процессная же категория – это, например, растить маленького человека уже после. Тут тебе практически одинаковый цикл операций, который постоянно повторяется и если не получилось уложить по науке сегодня, можно попробовать завтра. Такой материал гораздо удобнее осваивать в question-led формате: когда у меня есть разные категории содержания, структурированные вокруг ключевых вопросов, которые может задать студент. Они не отражают последовательность и хронологию опыта (сначала рассказываем, что надо делать, условно, утром, а потом как будет выглядеть день с новорожденным), но помогают быстро сориентироваться в содержании и забрать нужное каждому конкретному студенту. Это больше похоже на базу знаний, где к одной категории я могу возвращаться многократно, а не пройти ее линейно один раз (хотя «увидеть» хронологию всего опыта как одно событие, условное «детство», может быть отличным введением). К слову, таких курсов я не видела, так что если вдруг вы разбирайтесь в нежных малышах (или в целом учите контенту из категории процессов), очень рекомендую подумать о том, как вы про это преподаете.

А я пока пойду оттачивать свое мастерство быть молодой мамой – и буду делиться про это подробнее через свою профессионально деформированную призму и дальше:) ставьте ? если это интересно.