Лоуренс Дансон пишет о неоднозначности жанровых терминов: It may suggest instead that Shakespeare's contemporaries had a healthy ability to live comfortably with the unruliness of a theatre where genre was not static but moving and mixing always producing new possibilities.

как по мне, звучит почти как тост. пусть и у нас будет здоровое умение комфортно жить с беспорядочностью и театра, и жанра, и жизни.

#whine_and_research

традиционный список прочитанного за год: читала мало, в основном по работе, но зато на четырёх языках.

*книги 2024:

Nonfiction:
Bessel Van der Kolk. The Body Keeps the Score: Brain, Mind and Body in the Healing
J. M. Martin. A Warwickshire Market Town in Adversity: Stratford-upon-Avon in the Sixteenth and Seventeenth Centuries (paper)
Kira L. S. Newman. Shutt Up: Bubonic Plague and Quarantine in Early Modern England (paper)
Akos Tussay. Plague Discourse, Quarantine and Plague Control in Early Modern England: 1578-1625* (paper)

Shakespeare Studies:
Murray J. Levith. Shakespeare's Italian Settings and Plays
Shakespeare's Italy: Functions of Italian Locations in Renaissance Drama, ed. by Michele Marapodi, Marcello Cappuzzo, A. J. Oenselaars
James Shapiro. A Year in Life of William Shakespeare: 1599
Edward S. Le Comte. The Ending of Hamlet as a Farewell to Essex (paper)
Jeremy Venema. “Shortly They Will Play Me in What Forms They List upon the Stage”: Hamlet, Conscience, and the Earl of Essex (paper)
J. M. Nosworthy. The Death of Ophelia (paper)
Richard P. Wheeler. Deaths in the Family: The Loss of a Son and the Rise of Shakespearean Comedy (paper)
Women Players in England, 1500-1660. Beyond the All-Male Stage (ed. by Pamela Allen Brown, Peter Parolin)
Sue Niebrzydowski. Women and Medieval Drama: Selected Sisters and Worshipful Wives // The Palgrave Handbook of the History of Women on Stage (ed. by Jan Sewell, Clare Smout)
Catherine Clifford. Elizabeth I and the Dancing Stuart Queens: Female Agency and Subjectivity in Early Modern English Court Drama // The Palgrave Handbook of the History of Women on Stage (ed. by Jan Sewell, Clare Smout)
Natasha Korda. Labors Lost: Women's Work and the Early Modern English Stage
Grace Ioppolo. Dramatists and their Manuscripts in the Age of Shakespeare, Jonson, Middleton, and Heywood: Authorship, Authority, and the Playhouse
Max W. Thomas. Eschewing Credit: Heywood, Shakespeare, and Plagiarism before Copyright (paper)
Erin E. Kelly. Shakespeare's New Shrew // The Taming of the Shrew. The State of Play (ed. by Heather C. Easterling, Jennifer Flaherty)
David B. Goldstein. Homeschooling the Girl Stomach // The Taming of the Shrew. The State of Play (ed. by Heather C. Easterling, Jennifer Flaherty)
Romola Nuttall. The Taming of the Shrew: Afterlives and Oeconomics // The Taming of the Shrew. The State of Play (ed. by Heather C. Easterling, Jennifer Flaherty)
Natasha Korda. Household Kates: Domesticating Commodities in The Taming of the Shrew (paper)
Peter Alexander. The Original Ending of The Taming of the Shrew (paper)
Jan Harold Brunvand. The Folktale Origin of The Taming of the Shrew (paper)
Karen Newman. Renaissance Family Politics and Shakespeare's The Taming of the Shrew (paper)
Coppélia Kahn. The Taming of the Shrew: Shakespeare's Mirror of Marriage (paper)
Michael Shapiro. Framing the Taming: Metatheatrical Awareness of Female Impersonation in The Taming of the Shrew (paper)
Emily Detmer. Civilizing Subordination: Domestic Violence and The Taming of the Shrew (paper)
Gender and Power in Shrew-Taming Narratives, 1500-1700, ed. by David Wootton and Graham Holderness
Spectacular Science, Knowledge and Superstition in the Age of Shakespeare. ed. by Sophie Chiari, Miclael Poperlard.
David Lindley. Shakespeare and Music

Fiction:
Marie Leymarie. La fille sous cellophane
Jo Witek. J'ai 14 ans et ce n'est pas une bonne nouvelle
Владимир Сорокин. Наследие
Teri Pračet. Erik
Август Стриндберг. Отец
John Donne. Ignatius His Conclave
Софокл. Царь Эдип

#cannothelpreading

ещё летом читала последний роман Сорокина "Наследие", завершающий трилогию про доктора Гарина. долго не могла сформулировать свое впечатление, подавившись бессмысленным насилием, но вот оно постепенно прояснилось. ещё в предыдущем одноименном романе начинается разложение человека и мира, которое в "Наследии" достигает своего апогея: доктор Гарин разложился ~~на плесень и липовый мед~~ на творог и молоко - высшую форму современного искусства, стал частью бесконечно воспроизводимого и пожираемого нарратива, он разложился на насилие (его дети-дикари убивают всех на своём пути) и фиктивную гордость (его образ достают из молочной книги и превращают в огромный монумент былому величию), он разложился на постмодернизм и дискретную реальность, на неразличение жизни и вымысла, и в принципе неразличение: не даром сюжет романа строится вокруг двух пар близнецов (одни из которых - дети Гарина, вышедшие из книги, которую читают другие близнецы, сопровождаемые умирающим калекой Гариным): примечательно и то, что способностью выживать наделены лишь полувымышленые и чрезвычайно жестокие дети-дикари.

так вновь повторяется путь Гарина: вот он безуспешно брел сквозь метель, вот бежал от войны и искал возлюбленную, а вот едет в поезде, который топят мертвецами, — и с каждой итерацией от него остаётся все меньше человеческого, пока не останется ничего.

#fiction #cannothelpreading

сходила на "Эдипа" в Югославский драматический театр в постановке Вито Тауфера. и хотя это, конечно, не Софокл ~~и интерпретация напоминает сову на глобусе~~, сыграно и поставлено это было намного лучше, чем шекспировские пьесы, которые я недавно видела.

спектакль начинается с чего-то вроде политических дебатов между священником и Эдипом, к которым присоединяется вернувшийся из Дельф Креонт: всех сопровождают телохранители, все в деловых костюмах. каждый обращается к народу: священник упрекает Эдипа в бедствиях граждан, Эдип, в свою очередь, будто кантидат в президенты, обещает во всем разобраться, а Креонт, показывая всем выданную ему оракулом бумагу, как будто даже посмеивается над озадаченным Эдипом, приговоривая "ищи, ищи, кто ищет, тот найдёт".

остальное действие происходит в прокуренном ресторане с живой народной музыкой.
Эдип оказывается довольно жестоким и властолюбивым правителем, чья жестокость усугубляется по мере неотвратимости правды.
сначала Эдип допрашивает Теренсия, худого длинноволосого и борадотого мужчину в деловом костюме, в красных туфлях на каблуках и с красными ногтями. Теренсий сохраняет невозмутимость, как бы Эдип ни швырял его и ни угрожал ему. когда он уходит, Эдип лишь передразнивает его утрированным "бууу", напугал, мол, как же.
в разговоре с Креонтом, которого Эдип подозревает в сговоре с Теренсием, царь ещё более вздорен и непреклонен: открыто говорит, что не желает слушать Креонта, а от собственноручного убийства Креонта его останавливают лишь его же телохранители и Иокаста, которую позвали официанты, как бы чего не вышло. Креонт остаётся все таким же важным и самодовольным, как и во время дебатов.
Иокаста - женщина, которая привыкла усмирять гнев вздорного юного мужа поцелуями и сексом. однако, когда до неё, наконец, доходит ужасная правда, она не может к нему прикоснуться, а Эдип по инерции ищет утешения полунасильственных поцелуев.
прибывший вестник из Коринфа разряжает обстановку, все смеются над наивным дурачком-Эдипом, который верит в предсказания. пока ждут старого пастуха, царь пьёт, стоит на столе, веселится под музыку и вновь пародирует слепого прорицателя Теренсия.
пастуха Эдип избивает, потому что тот боится и не хочет говорить ему правду. во всех своих взаимодействиях Эдип прибегает к жестокости и насилию: и чтобы узнать правду, и чтобы спрятаться от неё. но осознание ужасной истины буквально сбивает его с ног.

из дворца он возвращается полусогнутым, слепым и окровавленным, ползает по сцене на четвереньках, не в силах принять ужас собственной участи.
в ресторан заходит Креонт, в новом костюме, окруженный бывшими телохранителями Эдипа, устало закатывает глаза и зевает под причитания бывшего царя. наконец, Эдипа уводят. Креонт говорит ему в след: "Не все может быть по-твоему. Все, чего касаешься, губишь". Подходит священник, но его мораль - "Не называй никого счастливым, пока тот не достигнет конца своей жизни" - Креонт уже не слушает и, закатив глаза, уходит. официанты прибираются, гасят свет и последним из ресторана выходит коринфский вестник, открывая дверь на улицу под звук сирен.

#theatre

ходила в белградский авангардный театр KPGT на "Ричарда III" в постановке Любиши Ристича. оказалось, что премьера спектакля состоялась еще в 1986 году на шекспировском фестивале и за почти сорок лет видение режиссера не изменилось.

спектакль длится около часа и проходит на улице в почти полной темноте. зрители стоят в один ряд с одной и другой стороны вдоль длинного прохода, на одном конце которого стоит Ричарда на ходулях, на его голом торсе черный плащ, напоминающий перекошенные крылья, под руки его держат палачи. на противоположном конце стоит мать Ричарда (ее руки и ноги также привязаны к ходулям), между ними ходит с факелом Маргарита в траурном плаче. она поджигает полосу опилок посреди прохода и прыгает через нее, как ведьма. к концу действия импровизированный костер догорит, и действие будут освещать лишь факелы палачей.
действие начинается с того, что Ричард требует коня, а в ответ на него сыпятся проклятия Маргариты и матери. откуда-то из темноты появляется Анна, ведущая за собой гроб на веревочке. Ричард опускается на колени и после некоторых уговоров насилует ее, а затем поднимается и бросает ей перстень. пока Анна увлечена и заворожена перстнем, Ричард провозглашает, что его супруга больна, при смерти, умерла, - дело нескольких секунда. брат его немощный инвалид в коляске, король - на носилках, больных сбрасывают на землю, а через остальных убитых Ричард символически перешагивает на своих ходулях. по мере развития действия и движения Ричарда к трону, он шагает постепенно вперед к матери и остальным женщинам, которые время от времени разрывают действие своими проклятиями всем и друг другу, вместе с Ричардом двигаться приходится и зрителям. посреди действия Ричард вновь требует коня, но вновь безуспешно. огни постепенно догорают, факелы гаснут. Бэкингем призывает зрителей поприветствовать нового короля, но ему приходится доложить Ричарду, что "народ безмолвствует". не похоже, чтобы этот Бэкингем хоть в чем-то перечил новому королю, но его все равно казнят. в конце Ричард опускается на колени в почти полной темноте и выслушивает проклятия призраков, подсвеченных искуственным голубоватым светом. освободившись от ходулей, он вновь требует коня, которого к нему выводит "свободный человек" (если верить программке). Ричард, спотыкаясь о свои длинные штаны, разворачивается и уходит в темноту с конем.

если верить анонсу, Ричард здесь - павший ангел, который вынужден казнить все зло мира ради своего искупления. все жаждут власти и милости Ричарда, а он все это готов отдать за коня. и он отдает символически это грязное королевство Ричмонду, а сам растворяется во тьме, зато с конем.
финал ощущается чрезвычайно антикульминационно: Ричард получил, что хотел, и просто исчез.

#shakespeare #theatre

ходила в белградский национальный театр на "Макбета" в постановке Ягоша Марковича.

вопрос, кто же главный источник зла, решается однозначно: это ведьмы, зло внешнее и вездесущее. ведьмы, окружают сцену до начала действия и договариваются, когда и где встретят Макбета. ведьмы в тени сцены варят зелье и тянут руки к мечтающей леди Макбет, как к марионетке. они прячутся в тень с коронацией Макбета, но, словно глас божий, незримые, убеждают его в его неуязвимости. ведьмы забирают к себе обезумевшую леди Макбет, и ведьмы восстают перед сценой, чтобы решить, когда и где они встретят Малькома.

леди Макбет как будто вся отрицание слабости, женственности, материнства, - доля, ненавистная ей почти так же, как и муж. единственный ребёнок, которого она согласна выносить, - это убийство, и, говоря о нем, она гладит свое лоно, к которому льнет и Макбет, ведь это единственное, что согласна дать ему жена, единственное его наследие, ведь будущим королём будет потомок Банко.

Макбет в этой истории кажется почти лишним. мы едва ли понимаем, зачем он все это делает: то ли ради жены, то ли по инерции, то ли от страха. корону он все время теребит в руках, снимает и надевает, чтобы потом насовсем отбросить вместе со своим кровавым королевским мундиром. к концу от него почти ничего не остаётся, кроме шепота, причитания и плаксивой бравады. свой знаменитый монолог он плачет в грудь принесшего весть о смерти его жены, а Макдуфу сдаётся без боя.

действие сильно сокращено и почти камерное. часто герои, находящиеся по задумке автора в разных времени и пространстве, остаются на одной сцене, поочередно замирая или возобновляя действие, иногда даже спотыкаясь друг о друга, а покойники у всех на виду сами спускаются под сцену. отсутствие границ и взаимопроникаемость действия создаёт ощущение, что эта история не только бесконечно повторяется, но и вездесуща, и всем до боли знакома.

новый король вновь меняет чёрный доспех на кровавый мундир, вновь его коронует священник в таких же кровавых одеяниях, вновь его поджидают ведьмы.

#shakespeare #theatre

и немного о традиционных ценностях.

несмотря на попытки их запретить, пьесы продолжали ставить и даже больше, чем раньше. летом 1591 года тайный совет вынужден написать в Лондон, Мидлсекс и Суррей не только с напоминанием, что по воскресеньям играть нельзя (потому что в церковь надо ходить в этот день, а не вот это все), но и с запретом играть по четвергам, потому что в этот день, вообще-то, традиционно проходит травля медведя.

#early_modern #whine_and_research

16 век, Англия
никто:...
пуритане: запретите театральные постановки! хотя бы по воскресеньям
мэр: ?‍♀
пуритане: а они чуму, между прочим, разносят! ну, и что, что сейчас нет эпидемии

ладно, я, конечно, утрирую, там все друг с другом много и детально переписывались, обмениваясь предложениями и постановлениями. просто забавляет многовековая традиция чуть что валить все на угрозу здоровью.

#early_modern #whine_and_research

узнала, что в ранее новое время часто повторно использовали бумагу. например, театральный антрепренер Хенсло перевернул свой "дневник" (по сути, книгу учёта) и начал писать в нем с конца, кроме того он писал на полях уже заполненных страниц. некоторые драматурги или театральный персонал, отвечавший за сохранность копий пьес в театре, также использовали старые пьесы для новых записей. некоторые копии пьес хранились обернутыми в листы более старых средневековых манускриптов.

такой вот ранний новый постмодернизм.

#early_modern