9 (22) июля 1916 года был полностью замкнут железнодорожный путь от Петрограда до Владивостока по территории Империи (по КВЖД движение открылось в начале 1905 года) - завершением строительства Алексеевского моста в Хабаровске и подводов к нему. После необходимых испытаний и доводок менее чем три месяца спустя мост был сдан в эксплуатацию, а ещё через два месяца Амурская железная дорога заработала в нормальном режиме. Был технически завершён грандиозный проект, по стоимости, привлечению ресурсов, а главное - по значимости для страны, - сравнимый разве что с ядерным проектом полувеком позже. Строительство осуществлялось исключительно на государственные деньги без привлечения иностранных инвесторов, частного капитала и гастарбайтеров. Общее руководство проектом от начала до конца осуществлял лично царь - собственно, всё его царствование и уложилось в это строительство - от начала и до конца. Война не привела к сокращению финансирования, но на финальном отрезке несколько снизила темпы строительства - один из пароходов, вёзших конструкции этого моста из Одессы, был торпедирован подводной лодкой и затонул.

А теперь можно вволю поглумиться и над отсталостью царской России, и над царём-тряпкой, умевшим разве что стрелять по воронам.
Впрочем, над ЛавренийПалычем глумились ещё и не так.
Обоим досталась по пуле в подвале...

Я возвращаюсь на Большой и с него сворачиваю на Симпатичную линию. Лелин дом – на месте. Вхожу в парадную. Из-под дверей аптеки тянет горьковатым полынным сквозняком. По лестнице подниматься нет смысла: в Лелиной квартире давно живут чужие люди. Но не хочется сразу уходить из этого дома. У меня есть законный повод задержаться – сердце последние два года пошаливает; я захожу в аптеку и спрашиваю таблетки валидола. Потом выхожу на площадку и прислушиваюсь. Но шагов не слышно.
И опять иду бродить по василеостровским линиям и проспектам.
От того, что я не видел, как ее убило, и даже не знаю, где она похоронена, я не могу представить ее себе мертвой, я помню ее только живую. Она живет в моей памяти, и когда меня не станет, ее не станет вместе со мной. Мы умрем в один и тот же миг, будто убитые одной молнией.
И в этот миг для нас кончится война.

– Тату, а чи правда, що програмування – це друга грамотність?
– Е… Ну, десь так.
– І найперспективніша професія у двадцять першому столітті?
– Ну, не починай знову…
- Тату, та гаразд. Просто завжди буде шматок хліба, так?
– Хто ж знав…
– Так… Гаразд, відпочили і підемо картоплю копати, бо знову радіоактивні дощі з Польщі обіцяють…

– Предлагаю немецкой делегации подойти сюда, к столу. Здесь вы подпишете акт безоговорочной капитуляции Германии

Пишут мне в комменты: там Аpестович опять большую простыню накатал про рабскую сущность русского народа, вы уж только, пожалуйста, не комментируйте, хватит нам его сюда тащить. Прочитав это, из чистой вредности полез изучать предмет. Комментировать оказалось и правда особо нечего: длинная простыня с примерно таким общим смыслом: вот мы-то свою государственность героически проскакали, с гидностью в сердце и с кастрюлей на голове, а вы почему до сих пор не сделали у себя то же самое? На это исчерпывающий ответ уже дал именно что майдан: кто не скачет — тот москаль. Ну то есть — да, кэп: москаль — это тот, кто не скачет.

Тем не менее, в этой теме есть один интересный момент, уже не про творчество мыслителя, а в целом «по понятиям». Ещё в самом начале СВО у меня в комментах паслось (и по сей день пасётся) какое-то количество украинцев, которые регулярно задвигали про преступления российского государства и некий суд, на котором оно обязательно за них ответит. Как и мы, холопы преступного режима, тоже обязательно понесём свою долю вины за неизбывное своё холопство. И я тогда ещё задумал написать небольшое рассуждение по вопросу, но как-то всё откладывал.

Суверенитет — настоящий, а не колониально-делегированный — это когда нет и не может быть никакой внешней правовой инстанции, которая может предписывать государству какие-либо законы и судить его за их неисполнение. Любая попытка встать в такую позу со стороны каких угодно «семёрок», «восьмёрок» и уж тем более их шестёрок — должна пресекаться любыми средствами сдерживания, вплоть до стратегических, если понадобится. Государство — единственный правоустановитель и законодатель и для себя, и для всех тех, на кого распространяется его суверенитет. Так называемое международное право — продукт договорённостей между носителями абсолютного суверенитета, и по отношению к ним работает в логике договора и гарантий его соблюдения, а не в логике верхнеуровневой правовой инстанции.

Так что использовать по отношению к России язык прокурора — «преступление, суд, наказание» — дело заведомо бесперспективное. В самом крайнем случае, как известно, «мы попадём в рай, а они просто сдохнут».

А вот дальше начинаются важные смысловые различения. Действия государства, если, конечно, власть не узурпирована, не могут быть незаконными, потому что оно само и есть закон. Но они могут быть неправедными — то есть противоречить правде. А вот правда — она вообще ни разу не в силе, как пытается это представить Пелевин, и те, кто за ним эту глупость повторяют. Правда — это в первую очередь то, за что ты готов отдать свою собственную жизнь. Именно свою, а не чью-то ещё. Кстати, жест Мурза я понимаю именно так: он просто выложил на стол последний аргумент.

Как это работает? Если война, начатая государством, есть война неправедная — то есть такая, на которой «лично я» не готов погибать, тогда оно её, скорее всего, проиграет. Примеры в нашей недавней истории известны. То, чего пока не могут понять наши противники: пусть не сразу, не без сомнений (они уже в прошлом), но СВО была признана русским обществом и русскими людьми справедливой войной. И мотив этого выбора — никакое не «рабство», потому что все «нерабы» сдриснули в первые же недели, да и сейчас границы открыты (в отличие от). Наоборот, это выбор для каждого личный, полностью добровольный, весьма непростой и максимально осознанный. Но он уже сделан.

Думая «за их сторону», я бы именно этот выбор, его основания и механику пытался понять и разобрать. А не лепить пропагандистские залипухи про ордынское царепоклонство.

Я бывал на западной Украине и не видел оголтелых националистов, барражирующих толпами по улицам. По улицам ходили в церковные праздники жители сел и деревень, разодетые в национальные одежды - традиции и обряды очень сильно развиты в этой части Российской империи. Бандеровские корни тоже далеко не в каждой хате можно обнаружить - в основном живут себе люди своими злободневными проблемами, больше заботясь о дне насущном, чем о политике. Но политика - это всепроникающая субстанция. Особенность политики заключается в том, что ей, чтобы жить, нужно постоянно чем-то подпитываться. И чем дальше замахивается носитель политики - тем радикальнее должны быть его политические претензии.

На проблеме вывоза мусора можно добиться краткосрочного эффекта, но ещё никто не вылез в политике выше уровня местного самоуправления на обещаниях очистить улицы и окрестностную природу от следов человеческой жизнедеятельности. А вот создать партию зелёных и замахнуться на глобальное переустррйство мира, для чего нужны огромные власть и деньги - это уже большая политика. В конечном итоге только власть и деньги являются основной целью политики, и чем выше запросы - тем круче закручивается сюжет.

Украина под Россией жила сыто и спокойно во все спокойные времена. Когда голодали - голодали все, когда воевали - воевали все. Причины бед были такого масштаба, что будь Украина даже самостоятельным государством - чаша эта её бы не миновала. Но как только мир приходил в эту часть континента - Украина начинала переживать период благоденствия. Собственно, именно поэтому сегодня Украина может бросать вызов России - слишком откормилась.

Но появлялись люди, которым спокойствие народа было чуждо, и они брали на вооружение радикальную идею и несли её в массы. Они дожидались такого момента, когда их идеи можно было бы втиснуть, как монтировку в широкую щель, в монолитное пространство, чтобы разломать кирпичную кладку. Кто ищет - тот всегда находит. Постоянный зуд такой силы, что даже и инстинкты самосохранения пасовали, создавая ореол жертвенности и мученичества за идею, толкали носителей политического педикулеза на самые крайние действия и поступки. И когда я говорю, что деньги и власть, - то не обязательно всё в совокупности: сейчас чаще всего так, но в иные времена деньги могли и не быть самоцелью - только власть.

Мне приходится иногда себя окорачивать, когда мои политические амбиции страдают от неудовлетворённости. Так уж получается, что оказавшись в этой среде, ты невольно вдыхаешь присущую ей атмосферу, и её химия действует на тебя так же, как и на любого другого. Но есть высшие смыслы, которые стоят над человеческими страстями и порывами, и если следовать им - путь нужно выбирать другой. Россия уже слишком настрадалась от политической лихорадки, и каждая новая политическая сила, обещая молочные реки в случае своей победы, в результате истощала страну до реанимации. Сейчас война - неслабый такой катаклизм. Но эта война - только зримая часть айсберга настоящей войны, в которой мы отстаиваем своё право на свой способ существования, который позволит нам не пойти ко дну вместе со всеми теми, для кого высшие смыслы перестали иметь значение.

АНАЛЬНЫЙ ВЗГЛЯД И АНАЛОГОВОЕ МЫШЛЕНИЕ

Зачем сегодняшнюю Россию сравнивают с нацистской Германией или Советским Союзом, мне, разумеется, понятно. Ведь, если начать сравнивать с Соединенными Штатами, рухнет вся конструкция морального негодования.

Россия не устраивает Холокост, не декларирует себя понад усе, не объявляет русских юберменшами и не превращает унтерменшей в рабов. Не становится концлагерем с колбасными электричками и мертворожденной идеологией, разрушающей экономику и жизнь.

Гитлера Европа принимала без возмущения, и жители оккупированных им стран почему-то не считаются нациями рабов. Под восточноевропейскими коммунистами будущие свободные народы тоже кряхтели, но терпели.

Свобода умеет ждать своего часа, — как низы, которые не хотят жить по старому, ждут, пока занемогут верхи. Великих потрясений не хочет никто, но желания и не требуется: известные технологии быстро эрегируют органы, отвечающие за жажду справедливости.

XXI век стал веком краха иллюзий, — веком, который поженил трагедию народов с фарсом интеллектуалов. Когда бывшие барыги, чекисты и шахматисты изображают из себя ремарков, томасов маннов и марлен дитрихов, это смешно, но понятно.

Романтический флёр антифашизма — то платье голых королей, без которого их глупость начнет резать глаза. Отсутствие оппозиционных умов отчасти неудивительно: советская власть эпохи абсурда требовала рефлексии метафизической. Рациональная эпоха требует включения в реальность.

Воспитанная советским абсурдом прогрессивная интеллигенция легко вписалась в дикий рынок просто потому, что поменялась система меценатства: вместо большевиков кормильцами стали олигархи. Обслуживание барыг стало социальной нормой.

В этом, возможно, и не было бы чего-то примечательного, если бы не привычка смотреть на мир глазами хозяина, становящаяся второй натурой. Натурой, которая не меняется даже при многократной смене хозяев, — как у Евгения Киселева и прочих столпов оппозиции.

Вряд ли ненависть к родине стоит объяснять базовой злокозненностью или финансированием. Пропагандоны на зарплате изображают любой идеологический оргазм за деньги заказчика. Искренняя ненависть смердяковых с человеческими лицами исходит из страха.

Природа страха — непонимание. Или нежелание понимать. Потому что желание может привести к узнаванию в оппонентах самих себя. А это — угроза и чувству собственной правоты, и чувству собственной значимости. Угроза картине мира. Базовым иллюзиям.

Картина противоборства Добра и Зла питает готтентотскую мораль. Люди, которые еще недавно призывали учить уроки истории и обнаруживать причинно-следственные связи, внезапно обнаружили, что те работают против них, и нынче требуют не рефлексировать, а распространять.

На смену урокам истории пришли аналогии: дешевые и сердитые. Думать не надо, достаточно заучить мантры. Читать книгу жизни можно пятой точкой, принимаемой за третий глаз. Так убежденные индивидуалисты превращаются в стадо единомышленников.

Было бы глупо говорить, что наша прогрессивная интеллигенция — какая-то особая порода. Примерно такую же мы наблюдаем сегодня и в «цивилизованном мире». Свободу несложно превратить в пародию на саму себя. Человека, лишь изображающего свободного, — тем более. Раба выдавливают по капле, а впитывают как губка.