Будьте совершенно милосердны

Воскресная проповедь для «Новой газеты»

Сегодняшнее воскресное чтение из Евангелия от Луки заканчивается прекрасной фразой «итак, будьте милосерды, как и Отец ваш милосерд» (Лк 6:36). Милосердие безусловно принадлежит к основам христианского благовестия. Древняя Церковь видела одной из своих задач заботу о нищих, страждущих, исключенных из общества людях. Есть немало современных церковных общин, живущих социальным служением. Однако, сегодняшнее Евангелие, как мне кажется, не совсем об этом. Ведь, вершающая отрывок строчка предваряется словами Христа о любви к врагам, о подражании Небесному Отцу в том, как «Он благ к неблагодарным и злым» (Лк 6:35). Более того эта конечная фраза о милосердии явным образом относит нас к словам из Евангелия от Матфея: «Итак, будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф 5:48).

Но что же это за совершенное милосердие такое, к которому нас призывает Бог? Я полагаю, что это, прежде всего, способность принять другого человека во всем его несовершенстве и неприятности. Принять его как человека равного мне, даже если он мне не нравится, если он совершенно не похож на меня. Людвиг Витгенштейн говорил, что мы не понимаем людей другой культуры вовсе не из-за разницы языка или чуждых нам обычаев как таковых, а потому что «мы не можем найти в них себя» [1]. Найти в других себя и даже точнее найти в них Христа, найти в них образ Божий, и потому их принять — вот то самое совершенное милосердие. Способность полюбить ближнего как самого себя (см. Мк 12:31).

Но как полюбить настолько другого, что я не узнаю в нем человека? Как полюбить того, кого я боюсь, кто причиняет мне страдания? По-человечески нужно признать — никак. Однако совершенный Бог почему-то требует от нас совершенной любви. Любви, не вмещающейся в нас. Мы, наверное, даже боимся этой любви, порой противимся ей, ведь она, как кажется, противна справедливости. Об этом легко говорить, но претворить в жизнь совсем непросто. Но необходимо дерзновение, необходимо устойчивое желание быть Христовыми, подражать Ему по призыву апостола. Если сегодня я готов хотя бы потерпеть присутствие своего обидчика, хотя бы не поднимать на него руки, я уже на пути к совершенному милосердию. Даже если я все еще стою на перекрестке, не решаясь ступить, выбрать путь, во мне есть надежда, во мне есть искра любви. И остается только надеяться на то, что эта искра не потухнет, но будет раздута Тем, Кто вдохнул в нас жизнь, Тем, Кто призывает к совершенству.

И если кто-то, говоря о христианской любви, вдруг начинает нас убеждать в обратном, в необходимости не признавать другого равным нам, видеть в другом опасность, повод для гнева. Если все это еще и прикрыто благочестивыми выражениями и формами, то это знак того, что к нам обращена не христианская, не евангельская проповедь.

В греческом языке есть замечательное слово συνάνθρωπος, то есть со-человек, человек подобный мне, равный мне. И всякий, кого я вижу перед собой, тот, кто здесь и сейчас рядом со мной, есть такой со-человек. И любые призывы заменить эту приставку на нечто противоположное следует не просто пропускать мимо ушей, но противостоять им всей своей жизнью. Ведь таково наше христианское призвание, быть присутствием Христа, быть светом миру, солью земли, особенно тогда, когда тьма становится густой как творог, а солнце, как кажется, вот-вот померкнет.

Христиане древности жили в ощущении как будто современная им эпоха есть последние времена. Такое ощущение, вероятно, складывается у многих и сейчас. В такие времена быть милосердным и уж тем более быть совершенным представляется невозможным, и все же это жизненно необходимо. Остаться человеком и остаться человечным, можно только будучи таковым. Как христианам, если мы хотим быть ими не только по имени, нам не остается ничего другого как следовать евангельскому призыву и быть совершенно милосердными как совершенно милосерден наш Небесный Отец. И в том находить утешение и внутренний мир.

[1] Витгенштейн Л. Философские исследования. Ч. 2, 325.

#церковь #этика #проповедь

Переплетение судеб

Как многие уже, наверное, читали, сегодня день памяти Парижских новомучеников: священника Димитрия Клепинина, монахини Марии (Скобцовой), ее сына Георгия Скобцова и Ильи Фондаминского. Когда-то в теперь уже прошлой жизни я прочитал биографию отца Димитрия, составленную его дочерью Еленой Аржаковской-Клепининой и изданной в русском переводе издательством ББИ под заголовком «Руки священника ему не принадлежат…». Это очень трогательная книга об одном из великих простых людей прошлого века. Но речь сегодня не о нем.

Три года назад я наткнулся на икону двух мучениц, имевших на двоих одну судьбу и одно имя. Первая — это мать Мария (Скобцова), история которой всем более-менее известна. Вторая — это монахиня Мария Елизавета Евхаристии (Mére Marie Élisabeth de l'Eucharistie), о которой мало что известно. Жизнеописание матери Марии (Скобцовой), составленное протоиереем Сергием Гаккелем, мы около года назад слушали в Шевтоньской трапезной. Тогда-то я впервые вспомнил об этой иконе, но вплоть то нынешнего дня никак не мог ее найти. Сегодня же я нашел и саму икону, и оригинальный текст ее автора, которые приведу отдельно. И потому сегодня мой краткий рассказ о малоизвестной католической монахине Марии Елизавете.

Судьбы двух монахинь во многом схожи, как схожи и их имена. Мать Марию (Скобцову) до монашества звали Елизаветой, монахиню Марию Елизавету Евхаристии звали Элиз (Élise Rivet). Последняя книга о ней была написана профессором истории Католического университета Лиона священником Андрэ Шаньи (André Chagny) в 1947 году в Лионе под заголовком «Une héroïne chrétienne. Mère Elisabeth de l'Eucharistie» (фр.: «Героиня христианка. Мать Елизавета Евхаристии»). Сейчас ее, вроде как, можно найти в Лионском архиве и национальной библиотеке Франции.

⬇️(окончание)⬇️

[1] t.me/chrisma_center/7773
[2] Adam Ployd, “Non poena sed causa: Augustine’s Anti-Donatist Rhetoric of Martyrdom,” Augustinian Studies 49, no. 1 (2018): 26, https://doi.org/10.5840/augstudies20173926.
[3] www.patriarchia.ru/db/text/4372074.html.
[4] www.patriarchia.ru/db/text/6043547.html.
[5] Thomas Bremer and Sophie Senyk, “The Current Ecclesial Situation in Ukraine: Critical Remarks,” St Vladimir’s Theological Quarterly 63, no. 1 (2019): 56.

Never again

Сделать репост этого сообщения пятилетней давности я собирался завтра, но все больше размышляя об этом последние дни и особенно сегодня, я осознал, что чувствую внутреннюю необходимость в том числе и в хронологическом плане дистанцироваться от этой традиции современной России, даже если то, о чем я собираюсь сказать ей противоречит. Мне особо нечего добавить к тому, что было сказано тогда, кроме того, что, к сожалению, сегодня позорный слоган «можем повторить» стал уже оправданием новой войны. А также то, что когда-то казавшаяся мне добрым знаком акция «Бессмертный полк» не только не спасла от нынешней трагедии, но как и всякое другое явление была инструментализирована и взята в эксплуатацию безумной милитаристской машиной, жаждущей все больше и больше жертв, но при этом боящейся даже собственной тени. И хотя некоторые тогда мне говорили, что в эти дни неуместны «стоны “Никогда больше”», сейчас я с полной уверенностью могу сказать, что они не только были и остаются не просто уместными, но и единственно уместными в этот день, также как и в любой другой день памяти павших.

Ниже мой пост из фейсбука от 9 мая 2018 года:

У всякого организма бывают заболевания, которые сами проходят со временем, но бывают и такие, которые требуют серьезного и даже порой болезненного лечения, иначе они могут привести к неприятным осложнениям или даже к летальному исходу. Это верно и в отношении общественного организма. Из числа болезней последнего рода одной из наиболее серьезных и заброшенных является проблема Дня Победы.

Вот уже на протяжении многих десятилетий 9 мая каждого года становится не просто днем радости и веселья (что само по себе было бы не так плохо), но и днем прославления того, из-за чего этот день вообще существует в календаре. По главной площади страны проходит парад различных видов вооружений, у грандиозных монументов посвященных мощи советской военной машины произносятся не менее грандиозные речи, а в умах многих патриотов звучит фраза «можем повторить». И все это наследие обезличивающей, а часто и обесчеловечивающей, советской системы.

А между тем тела миллионов погибших, вопреки столь важным и столь трогательным словам Ольги Бергольц, – «никто не забыт, ничто не забыто», – лежат позабытыми и никому не нужными на бескрайних просторах нашей необъятной Родины. Даже безликие памятники советской эпохи, порой встречающиеся рядом с некоторыми из братских могил, постепенно приходят в негодность. «Мы за ценой не постоим» – слышно в эти дни отовсюду, и, действительно, за ценой не только не постояли, о цене постарались забыть, цену постарались замолчать. Болезнь прикрыли красивыми словами, яркими картинками и, самое ужасное, одинокими неизвестными солдатами.

В этом отношении нашему государству, действительно, следовало бы обратиться к опыту других стран. Кажущееся бесконечным от обилия личных памятников погибшим Арлингтонское кладбище потрясает намного глубже, чем десяток громадных плит и памятник неизвестному солдату (который по-своему уместен, но лишь в окружении памятников солдатам известным, в окружении личностей, которые забрали с собой в могилы память об этом самом неизвестном). Относительно скромный, но невероятно пронзительный мемориал Яд ва-Шем гораздо сильнее и громче мегаломанских однотипных сооружений. А традиция общегосударственного двухминутного молчания на Йом ха-Шоа (День Катастрофы), гораздо ближе к духу дня памяти, чем торжественные парады бронетехники и заглушающие подлинные чувства концерты звезд эстрады.

Слава Богу, в отличие от неразличающей лиц бюрократической машины, совесть народа не способна к такому предательству, к таким постыдным поступкам. Акция «Бессмертный полк» родившаяся изнутри, без указа сверху, пожалуй, первый подлинный памятник той трагедии, памятник не войне, не государству и даже не народу, а личный памятник каждому, кто в этой войне пострадал, а пострадал в ней каждый и до сих пор страдает каждый.

Снова вести трагичные, им опять все равно —
Где-то в праздничной зале разливают вино.
Льются песни веселые, кто-то шутит смешно,
Адъютантик в камзоле в руках держит письмо.

Но депешу столь срочную не спешат отправлять,
Государь ведь в ударе, он велит танцевать.
Не к нему ж, не к боярам, вновь пришли убивать —
После вечера томного сладко будет он спать.

Пусть другие расхлебывают, у него же дела —
Там подходит бургундское, тут приходит весна.
Вновь встречаться со вдовами и смотреть им в глаза,
Говорить с журналистами — то такая тоска.

Не постигнет трагедии государственный муж,
Не заплачет в подушку, не размажется тушь.
Он не даст и полушечки, не помянет их душ,
Нет к крестьянам в нем жалости, ведь не ехать же в глушь.

#жизнь #трагедия #поэзия