Бегущие к океану

Автомобиль, ползущий по дороге, что вьётся через лес, ведущей прочь от глаз и осуждений.
Вдоль окон гнутые стволы деревьев, и наступила осень, пора печальных фраз и откровений.

В автомобиле двое...
Худой мужчина грустно смотрит вдаль, и видно, как внутри него застыло бремя.
И женщина, смотрящая тревожно на него, не прекращая думает о нем все время.

Ведь сердце женское совсем не обмануть,
Оно его печаль, как семя, принимает.
И если вглубь его один раз заглянуть,
Оно, за все простив, с заботой пеленает.

Мужчина резок и совсем не сдержан, порой срывается и жестко говорит,
И что-то пылко осуждает...
И видно то, что ум его подвержен паранойе, и что в груди его болит и не стихает.

Дорога, черт возьми, неровная совсем, трясёт, и это причиняет лишний раз волнение.
И хочется курить, уйти от всех проблем, ну или растянуться на сидении и уснуть.

Тяжелый путь достался им, и это на мужчину давит и добавляет соли в рану,
И вряд ли что-нибудь избавит от чувства горького — вины.
Причину ту один он знает...

Со стороны, быть может, показаться, что он её уже не любит, что он мечтает о другой.
Не может, просто он собраться... сказать... и обрести покой.

И это ли не повод к недоверию?
Причина для обиды и решение уйти, но женщина спокойно,
без сомнения, идёт с мужчиной до конца его пути.

Дорога, медленно спускаясь, плутает, будто заяц, по холмам,
Затем, внезапно поднимаясь, приводит путников к домам.

Стоящий на окраине,
средь яблонь и кустарников, старинный дом осунулся...
Но все ещё живет в нем прошлое, поёт сверчок, и длинный коридор уводит в комнату с кроватью,
и птица за окном отчаянно поёт.

Убежище для них, приют уединенный, здесь можно переждать, ведь впереди бессонница, тревога и отчаянье.
И не предугадать, чем кончится для них эта дорога.

И на земле нет никого, все вымерли...
Они так одиноки на планете.
Но есть лекарства и еда,
должно хватить, чтоб продержаться, и есть вода,
чтоб здесь остаться.

Ему нехорошо... и тело все изорвано бумагой, то холодно,
то жарко, и в глазах темно.
В кровати мокро, и во сне кошмарном страшно, как будто изнутри в них смотрит зло,
И каждая минута теперь важна.

Она не спит, он мечется в бреду,
и шепчет ей чуть слышные слова, потом стихает... вдруг сжимается рука, она тревожно смотрит, застыв... в его глаза.

Ты только продержись!
Я рядом! Я с тобой!
Я помогу тебе, мы справимся,
Мы сможем победить беду!
Не уходи, любимый!
Задержись! Ты должен жить!
Останься, или я с тобой уйду!

И длится ночь уже полгода.
И тянется зима, как будто вечность, сковали холода природу, и белые, как бесконечность, замерзшие леса вокруг... и стылая вода.

Рассвет... он смотрит на неё,
Как будто видит первый раз.
Так пристально, внимательно.
О, как же ты прекрасна!
Я тут ещё пока,
Ты вытри слезы с глаз!
Ты слышишь, я дышу,
Хоть выгляжу ужасно!

И через силу чертыхаясь,
Он поднимается с кровати,
А женщина с улыбкой с него не сводит глаз
И помогает устоять.
И ноги слабые переставляя, её улыбки только ради, пытается тянуться к ней, чтобы обнять.

Любимый, я пойду и заведу машину! Теплее одевайся!
Ну что же ты... давай я помогу!
Как маленький малыш, такой же неуклюжий...
Скорее постарайся...
Я снег пока с дороги разгребу.

Им нужно продолжать дорогу длинную и путь,
Что выпал им, преодолеть.
Согреть дыханье неокрепшее и сбитое, вдохнуть глотками жадными... им нужно все суметь.

И снова вьётся лентой трудная дорога, автомобиль как будто чувствует задор, старается поддержкой быть железной
и быстро залетает на бугор.

Они вдвоём устало смотрят вверх... на небе полоса рассвета.
Прошла постылая зима...
Они стремятся к океану,
там будет вечно лето, и их накроет синим блестящая волна.

Да, бесконечен бег...
Чтоб сбросить все оковы,
И чтобы быть собой,
О чем они мечтали,
Пройти через отчаянье,
И ощутить свободу,
И скорость превышать на длинной магистрали.

©️Денис Куракин

Язычник

Господи, как же здесь хорошо и красиво!
На лапах елей лежит снег, и солнца луч играет в прятки.
Лес замер в тишине неторопливой,
И капли серебрятся на ветвях, как будто в сказке.

Стою, прижавшись к дереву щекой.
Я слышу вздохи леса в кронах рядом с небесами.
Янтарная смола размякла под рукой,
Будто свеча, которую все ставят в храме.

Здесь нет изъянов, нет вульгарной грязи.
Тут чистота, и лишь порочен только я.
Здесь пишутся стихи замысловатой вязью.
Подняв глаза, смотрю я вверх, дыхание затая.

И медленно кружась, снежинки падают, витая.
Я, открывая рот, глотаю страстно снег.
Я вижу отблески потерянного рая
И белые холмы, и нити святых рек.

Вот лучший храм и терпкая молитва,
Струится здесь и хором строит лес.
И древняя живущая тут сила
Несёт мою молитву до небес.

Зима в прозрачном платье так игрива.
Так холодна, так неприступна, непристойна.
Так беспощадна и безжалостно красива
И так неподражаемо спокойна.

Разжег костёр и пристально смотрю в огонь,
И ветки в нем трещат, давая струнам ритм.
И я тяну к нему свою ладонь,
И вот уже качаюсь вместе с ним.

И в тёмном небе вспышки яркого огня.
Я вижу прошлое и тех, кто раньше жил.
Я вижу двери, что открыты для меня.
И вспоминаю, что, родившись, позабыл.

Для всякого свой храм, своя обитель, свой ковчег,
Где радостно душе, где сердцу не тревожно,
Где можно на мгновение остановить свой бег
И прикоснуться к свету осторожно.

Своя молитва не похожа на других,
Но так же, как другие, кормит хлебом.
И что не оставляет нас совсем одних,
И каждому даёт дорогу в небо.

Все, кто от нас уходит, снова возвратится,
Вдруг встретится в толпе через мгновение лет.
Летит над лесом быстрая синица,
И на руке на память тоненький браслет.

©️Денис Куракин

Индийский чай

Я вспоминаю детство...
Отец и мамка ведут меня из сада,
А я кручу, смотря по сторонам, своей глазастой головой.
Одета кофта наизнанку, гремит трамвай, бегут такси,
И мама очень рада, что мы идем втроём домой.

Бабуля замесила тесто
И напекла нам пирогов.
Закрыв глаза, я вспоминаю
Хрустящий аромат ее блинов.
Моя любимая старушка
Сидит с улыбкой за столом
И наливает чай мне в кружку,
И аромат наполнил дом.

На кухне так уютно,
Цветные занавески,
На стенке тикают часы с кукушкой,
Стоят тарелки, самовар...
А мы сидим все дружно,
И за столом обычный гам.

Отец сидит по центру, подбочась,
Широкая улыбка с губ не сходит,
А мама сбоку от него,
На стол рукой облокотясь,
Чуть рюмку пригубив, глаза отводит.

Румянец на щеках, приподнятая бровь,
Отец болтает, шутки подбирает...
Потом замолкнув... погрустив... он продолжает вновь,
И между делом в рюмку подливает.

Индийский чай из пачки со слоном, я помню...
Вкус его особый, терпкий...
Я вижу... как сижу с открытым ртом...
Смотря в окно на птиц на тополиной ветке.

За окнами висит белье,
Которое бабуля постирала.
Между деревьев натянуты веревки, и вмещается там все...
И простыни, и брюки, и даже покрывало.

А во дворе такая благодать,
Нет чужаков приезжих, припаркованных машин.
Скамейки... на них друзья сидят.
Я, взяв велосипед, лечу на встречу к ним.

Вокруг домов растёт сирень, смородинка, крыжовник,
Вишня, дуб и клёны.
И мы воюем в них
Друг с другом целый день.
И это целый мир, и дом родной с пелёнок.

Я знаю каждого тут жителя давно...
А у соседа со второго этажа есть телевизор,
И каждый вечер он зовёт к себе смотреть кино,
И я бегу к нему вприпрыжку снизу.

Конец семидесятых...
Остатки старых деревень,
И люди здесь давно сроднились,
И если кто ругался тут,
То тут же радостно мирились.

Двадцать копеек, и пломбир
Вкуснейший самый на планете,
Бутылка газировки, и кино.
И кто бы что ни говорил,
Тут счастливы все были дети,
И сколько нужных книжек прочтено...

А мы играем в банки во дворе,
И трём ногами пробки по асфальту,
И крепче нашей дружбы нет на всей земле,
И между нами нету лжи и фальши.

Восьмидесятые...
Великая страна простых устоев.
Летящий мишка машет лапой на прощание.
Мы верим в будущее, в космос и героев,
И плачем искренне, не веря в расставание.

Девчонки заплетают косы и банты их украшают,
Смущенно наполняются растущей красотой.
И зайчик солнечный по стенке пробегает,
И я ловлю мгновенно его своей рукой.

И выступают слезы на глазах моих порой,
Когда я вспоминаю тёплое то время, что ушло...
И мое сердце покрывается золой,
Мне одиноко без него, как жаль... оно прошло.

О сколько добрых, преданных людей,
Какие честные и искренние лица...
И сколько честных и чувствительных детей,
И жаль, что время это вновь не повторится.

А в девяностых все рассыпалось, как пыль.
Сгнила, как рыба, с головы моя страна...
И выросшие дети сгорели как ковыль,
Отдали в жертву добровольную себя...

Последние из этих старых могикан...
Растерянно стоят и грустно в небо смотрят.
Вокруг творится балаган,
И новой веры идола возводят.

Я не смогу принять сегодняшние дни,
Мне отвратительно, я слишком устаревший.
И люди новые живут совсем одни,
И важно только, чтобы быть успешным.

Но время, то, что до сих пор во мне живет,
Будто машина времени меня туда уносит...
Там мне тепло, там бабушка моя живет...
Там не осудят и никто не бросит.

©️Денис Куракин

Глаза, в которых виден рай

Вот именно тогда она запала в душу.
Я нерешительно топтался на пороге,
Стесняясь, я ловил июльский теплый дождь и одиночество в её глазах.

Она была так восхитительна — я улыбался и о чем-то говорил, Пытаясь протянуть ту нить, прислушиваясь к нотам в неслышно сказанных словах.

Так волны моря с силой утоляют сушу.
Я пил её волшебный тонкий бриз,
Я, наслаждаясь, плыл, закрыв глаза, в пространстве,
То поднимаясь вверх, то падая куда-то вниз.

Все было так давно... и первый поцелуй, и первые объятия,
Я пил вино ее горячих губ,
И падало на пол, с нее спадая, платье,
Не сдерживая страсть моих голодных рук.

А дальше...
Мы вместе стали старше и прозрачнее к деталям,
Все стало, как у всех, ведь все теряет свет, и время не щадит влюблённые сердца, как пламя,
И плачет с неба дождик, смывая яркий цвет.

Все так несправедливо, я не могу бродить по грани,
Терять её, искать, не находить и проклинать, любя,
И резать вены в тёплой ванне,
Пытаясь как-то изменить себя.

Я ненавижу свое я за то, что сам обрёк себя на муки,
И моя жизнь не стоит ломанных монет.
Она тянула любящие, преданные руки,
А я смеялся только ей в ответ.

И все могло бы завершиться, как того я заслужил,
Рассыпалось, как капли жидкой ртути, на полу.
И постучала смерть, и я от боли дико выл,
От страшной пытки в гуттаперчевом аду.

«Любовь моя, не уходи, останови мгновенье, задержись!» —
Я слышал ее голос в пустоте и рвался из рубахи прочь.
Я открывал глаза, пытаясь отыскать ее, ища спасение,
Прекрасно зная, что никто не сможет мне помочь.

Свеча горела в темноте возле иконы,
Мерцая, отражалась на стекле.
Она шептала и просила Бога
Вместо меня её забрать к себе.

И утром дымка вьётся полосой рассвета,
Спадает вниз, за окнами рождается заря,
И с первыми лучами призрачного света,
Отмолённный, рождаюсь снова я.

Я открываю дверь, сажусь за стол накрытый.
Дымится самовар и в чашках горький чай,
А за столом она, печально сложив плечи,
Огромные глаза, в которых виден рай.

©️ Денис Куракин

Домовой

Вся эта писанина по вечерам, размышления,
Новый сюжетный поворот, интрига.
Лень, как обычно, и дождь за окном, лето прошло быстро мимо.

Дом деревянный дымится трубой, лежит запылённая книга,
Закладка, чтоб помнить тот самый момент,
Но больше просто для вида.

Поставил чайник и чуть не забыл,
Сгорел бы, стало бы грустно.
Сижу за столом с горячим чаем, и в голове опять пусто.

Листаю смартфон, ломая глаза, быстро мелькают картинки.
Залез в холодильник, пошарил там, зря,
Пошёл почистил ботинки.

Старые совсем, повидавшие жизнь, жаль расставаться с ними.
Много дорог в них исходил, и мне не нужно другие.

Что за окном там? Как прежде дождь, зябко, сейчас бы согреться.
Водку не пью уже давно, чтоб не травмировать сердце.

Ну, значит чай, по глотку, по глотку, пар обжигает язык.
Где-то есть рай, где-то там наверху, но я без него здесь привык.

А, может, нету там вообще ничего, просто уснёшь и проснёшься,
И опять, скорее всего, все той же дорогой вернёшься.

Закутался в плед и сжался комком, мыши друг с другом играют.
Ночь на пороге, погас дневной свет, где-то собаки зло лают.

Снова встаю, маета, маета, поправляю стрелки часов.
Из крана капля за каплей вода, капает в темя мозгов.

Умылся, бриться не стану опять, буду дальше себе обрастать.
Сложно душу больную так просто унять, а ещё сложнее все признать.

Все пишу обо всем — то стихи, то рассказы, то все крепко, то просто углом.
Подбираю порочные сказано фразы, как окурки под грязным столом.

Фантазирую все, без мечты мне тоска, а с фантазией я все живой.
Отрастил длиннущие волоса, взял помыл их холодной водой.

Приукрасил, так скажем, преобразил то, что спуталось и заплелось.
А вчера с отражением своим говорил, все сказал ему, что прорвалось.

Показал ему выбитый зуб, улыбнулся от души блеклым взглядом.
Очень схожи черты перекошенных губ, когда говорю ему матом.

Смотрит в меня с той стороны и как будто меня ненавидит,
Злые глаза опустошены и словно меня не видят.

Страшно мне стало, зашторил его, оторопь меня подхватила.
Плюнул три раза через плечо — Сгинь, нечистая сила!

Снова лезут слова из запретных глубин, собираю их в стройные строки.
Просятся в дом, когда я один, по-особому как-то глубоки.

Думаю, взять да порвать Божий дар в мелкие злые клочки.
Где-то пищит надоевший комар, сдохнет потом от тоски.

Выхожу я во двор, натянув капюшон, столько листьев лежит на дороге.
Хлопают двери и рамы окон, часто стал думать о Боге.

Стал говорить с ним, спорю, ругаюсь, оправдываюсь, вру и печалю.
Все оправдаться за что-то пытаюсь, его и себя зря мытарю.

Прошу, и как будто с собой говорю, глядя в темные лужи-круги.
Поднимаю голову к фонарю, тусклый свет, словно мысли мои.

Все-таки спать, нужно лечь и уснуть, гнать эти мысли подальше,
Чтобы как-то себя невзначай обмануть, как я делал с собой это раньше.

Рифмы, строки, ошибки, исправления, все серьёзно, как жизнь и как смерть.
Все мои глупые стихотворения, что писал я так много лет.

Внизу чешется кот, лежит плед на полу и разбросаны всюду зарядки.
Стоят чашки в рядок, старый веник в углу, и сверчок развлекается в прятки.

Что-то шевелится там, в темноте, бегают быстрые тени.
В спутанной длинной моей бороде волосы все поседели.

Вот и светает уже, за окном ранние птахи дерутся.
Первый мороз сковал лужи льдом, а те, кто ушли, вновь вернутся.

©️Денис Куракин

Итсизм

Моя невера развивалась постепенно.
То отступая, то меняясь, как вода.
Моя невера появлялась откровенно,
Когда я был нетрезвым, и тогда

Я был неистово, неумолимо твердословен,
Я откровенно очищался от вранья.
Я говорил, что думаю, подобен
Неутомимому подобию тебя.

Но, протрезвев, я снова опускался
И полз покорно, так же, как и все,
И мне хрустящий пряник доставался,
И был покорный я такой судьбе.

Моя невера — словно отражение
Слепой и безответной веры ни во что.
Там тоже я испытывал волнение,
Расстегивая пуговицы пальто.

Она все ширится, становится больнее,
Заполонив все вокруг меня одной собой.
От этого я стал ещё пьянее,
Поставил точку вместо жирной запятой.

Мне не даёт покоя радость бытия,
Когда вокруг уродливо и мертво.
Моя невера — это чем являюсь я.
Хоть в памяти моей все тоже стерто.

Теперь все по-другому, я стараюсь
Не верить ни за что и никому.
Моя невера, когда я не обнимаюсь,
Чтоб не доставить удовольствие врагу.

Уже не тот, уже не вы, уже не я, как будто.
Мне скучно и тоскливо в этой тле.
Моя невера — просыпаться каждым утром,
Все крепче прижиматься лишь к тебе.

И тёрт калач не манною небесной,
А чистым стебом над собой и надо всем.
Мне тесно очень в этой мере тесной.
Мне нужен мир другой и насовсем.

Я полоскаю рот простой водой из крана
И пальцем протираю зубоскал.
Своё неверие почувствовал я рано,
А повзрослев, потом другим уже не стал.

Моя невера крепко пахнет атеизмом,
Внушая верующим безотчетный страх,
И отдаёт порой открытым похуизмом
В случайно брошенных, как будто бы, словах.

Моя невера, ты мне нравишься все больше.
Отличие от правильной ступни,
Не покидай меня, пожалуйста, подольше,
Продли счастливые и радостные дни.

Не верю ни во что, я вырос, мама,
Мне мало от того, что тесна так земля.
Во избежание лицемерия и спама,
Я верю лишь отчаянно в себя.

©️ Денис Куракин