одному плохо, когда плохо,
невыносимо — когда хорошо:
жизни чрезмерно, красоты много,
хочется крикнуть пошло оно все, пошло

но впиваешься в пепси,
взгрызаешь сэндвич,
звонишь другу
и шутишь с ним про гавно,
и оно как бы уже
сокрушаться так сильно не за чем:
завтра будет похуже,
а значит полегче,
или вообще все равно

посвящается Диме ❤️

у нас тут на ЧЕджу
мандариновые осадки,
бабушки и дедушки
двигают на идеальной осанке

скалы зубами
сало океана
слоеное соленое
взгрызают

солнца моллюск,
единственный сутулясь,
в сопровождении устриц
ползает прямо по улицам

но чаще дождливо
в этом укромном месте —
плачет Корея,
Корея плачет,
что мы не вместе

да и мне сообщают врачи:
все во мне что кимчхи —
квашеное, мореное
⁃ мне молчать об этом?
⁃ молчи

- так а как избавиться от беды?
- пей побольше воды
- воды не воды — знаете, я один..
- скушай свеженький мандарин
*с вас миллион тысяч вон
за прием

когда-то давно
я уже целовал
и Сеул и Бусан
в полу-прикрытые
небеса (её)

солнца моллюск ныряет
в штормующие глаза
(он там живет)

падать больно,
но волны
под кровеносные органы
падающих влюбленных
подкладывают мягкие ладони

у нас тут на ЧЕджу..

я смотрел на картину Тициана в Мадриде,
«Несение креста»,
ее копия, сделанная самим Тицианом есть в экспозиции Эрмитажа.
ты сегодня была там.
мы не разговаривали несколько дней,
но я знаю, что ты была там, сегодня.

как я это узнал?
нет, я не смотрел твои сторис,
я смотрел в кровяные глаза Иисуса, склонившегося под тяжестью креста.
я долго смотрел и начал видеть,
видеть через его глаза здесь в Мадриде
все, что видят его глаза там,
в Эрмитаже.

и я увидел тебя через глаза Иисуса,
они стали порталом.
не знаю, видела ли ты меня в этот момент здесь,
но знака не подала.

и там, в глазах Иисуса ты была такой
счастливой, хоть и не улыбалась.

а еще я видел рядом с тобой себя,
и я тоже был счастлив,
и заворожен чудом жизни,
и страдания, изображенные на картине
не мучали нас, мы видели в них свет,
и я обнимал тебя там, в этом свете.

а еще по тем нам было видно,
что у нас есть две собаки:
французский бульдог и еще любая-другая.
и есть кот,
и белка-летяга,
и ворон,
и утка,
и все мы вместе там живем,
и всем довольны.

а еще, я видел, как к нам подходили люди
открытые и умиротворенные,
подходили мужчины и не хотели нас убить,
подходили женщины и не хотели нас обмануть,
подходили дети и не боялись нас,
и мы разговаривали с ними без боязни и с какой-то небывалой теплотой,
нам не было скучно говорить друг с другом.
мы беседовали о чем-то важном и значимом для всех, а не о том, о чем постоянно говорили раньше.

будто мы перестали скрывать друг от друга то, что так давно прятали глубоко,
будто мы в одночасье все друг другу признались в своем одиночестве,
в своем страхе перед болезнями и нищетой,
признались, что нам страшно.
страшно жить и страшно умирать
и быть оставленными.

и как только мы все в этом друг другу признались
и честно сказали, что больше-то ничего такого плохого и нет в нашей жизни,
только это жуткое одиночество и страх,
нам стало легче.
и мы не перестали бояться,
но из-за того, что мы стали чувствовать себя вместе, что мы не враги друг другу, что мы больше не врем друг другу, что у нас у абсолютно всех одни мысли,
мы вдруг избавились от этого вселенского одиночества,
от которого каждый хоть раз задыхался, проснувшись посередине ночи.

таких нас я увидел,
вглядевшись в глаза Иисуса на картине Тициана в музее Прадо, в Мадриде, в Испании, в Европе, на планете Земля, в Солнечной системе, в Галактическом рукаве Ориона, в Галактике Млечный Путь, Галактического скопления Девы, Сверхскопления Ланиакеи, Комплекса сверхскоплений Рыб-Кита.

там мы не воевали
и никогда не расставались,
хоть и болели, и умирали,
но мы друг друга по поводу и без повода обнимали ,
и всем нам это нравилось,
и не было в этом нарушения чужих границ,
всем этого хотелось,
все было обоюдно.

все делали только хорошее и ничего плохого,
а что есть хорошее и что есть плохое —
знали наверняка.

никому не нужна была власть и угнетение других,
всем хотелось помогать друг другу
и заводить много животных.

и все любили свою работу,
и видели результат своего труда,
и все ценили старания другого,
и научились быть как можно добрее друг к другу.

и мы с тобой..
и ты счастливая..
и кровяные глаза Иисуса не зря стали такими,
и все подвиги героев мифов и людей были не зря.

но видно было, что в этом мире,
по ту сторону глаз Иисуса
уже прошло время подвигов,
прошло время спасений и преодолений,
все это просто потеряло смысл.

наступило время доброты и ласки
и прощения.

и люди там звонят набирая номера наобум и желают адресатам спокойной ночи,
так как всем нужно высыпаться,
потому что им завтра путешествовать,
работать, гулять, есть простую, но вкусную еду, выгуливать множество домашних животных, жить и умирать.

и пусть для меня навсегда останется секретом:

видела ли ты сегодня в Эрмитаже картину Тициана «Несение креста»?

догорают былого лучи,⠀
ты о прошлом не плачь, не кричи, ⠀
просто помни и просто влачи,⠀
не молчится — а ты помолчи.⠀
⠀
что нам демонов всех называть,⠀
что песок на часы насыпать?⠀
пусть, что было, не двинется вспять,⠀
не случится опять. что опять?⠀
⠀
о, каких были лиц дни полны,⠀
сколько снов наяву и вины,⠀
сколько вин и луны и луны,⠀
и родной, хоть и чахлой страны.⠀
⠀
столько детства на всех твоего,⠀
столько, в общем, всего. для чего?
там в чулане ума средь тревог⠀
в робкой памяти.. у кого?⠀
⠀
поколение не знавших чудес⠀
по колено в грязи из небес.⠀
в понедельник там каждый воскрес⠀
по причинам любви или без.⠀
⠀
все ты помнишь: киосков кубы⠀
и еду без намеков еды,⠀
и родителей юные рты,⠀
улыбающиеся изнутри.⠀
⠀
и какую-то веру в ничто⠀
в коридорах обшарпанных школ,⠀
в вестибюле огромном метро⠀
да под дождиком, под снежком. ⠀
⠀
но не помни, а помнишь — и пусть.⠀
грудь защемит, допустим, грусть,⠀
заори: я не злюсь не злюсь,⠀
прошепчи: я боюсь боюсь.⠀