ФЕРАПОНТ

Гаснет. Жизнь фонаря.
Гаснет. Видишь. Не зря.
Виснет. Это моя.
Голова. У петли. Заря.
Знаешь. Люблю. Иногда.
Ничего. Не знаю.
Про Нас. Про Себя.

Бля я вам почитал ахуенную эссешку про испанского гермафродита и его внимательного бычка, а вы не одного стоячего банана не поставили…
А ну-ка быстро Кракауэру и чтецу желтых накидайте!

Зигфрид Кракауэр
1926 год

Жизнь начинает строить баррикады только тогда, когда Смерть уже стала диктатором в системе Души

Записка для Чико
Пишу тебе,Чико Ковыряшкин,ведь я порешил связать с тобой свое будущее.
Возможно, впервые в жизни я сумел почувствовать,
Нет, даже поверить в свободную и благосклонную жизнь в нашем общем скворечнике!
Ты только представь, хотя бы на минуточку, как у нас было бы уютно!
Мы бы свили два гнезда, третье было бы общим, в одном ты, в другом я, а в третьем наши общие идеи.
А между гнездами, внутри скворечника мы бы натаскали столько червяков, гусениц и ягод, что жизнь бы для нас стало самой изобилующий червями малиной!!
Ммм! Ты только почувствуй, Чико! Ты только поверь на секундочку в эту поэзию, которую воспевали бы наши соседи Соловьи!
Мы бы еженедельно, да нет же! Ежедневно подкидывали бы сюжеты и образы. В наших с тобой перещелкиваниях и перестукиваниях мы бы заложили совершенно иное отношении к вещам!
Чико, мы были бы свободны!
Даже представь, что не понадобилось бы никакого времени и случая, чтобы в любое мгновение взять и свалить на юг!
Вот только жаль что предрешенно наше направление-это уже зависит от нашей Матери.
Кстати, передавай ей, привет, если полетишь скорее меня на промысел,
Мне почему-то не хочется сейчас никуда вылетать.

Пересмотрел «Ассу» Сергея Соловьева. Талантливый, конечно, фильм, но с весьма расплывчатым посылом. В столкновении простодушного художника с мутным криминалом победа остается за последним. Но затем, как черт из табакерки, буквально под самые титры, вылезает скуластая искренность Виктора Цоя, и наши сердца начинают требовать перемен.

Дальнейшее развитие событий наглядно показало, что это за перемены. Прежний мир утопили в крови и деньгах криминала, который из параллельной, скрытой, реальности ворвался в мир буржуазно-демократических реформ, став его двигателем.

Однако это все вопросы, давно утратившие актуальность. А есть в фильме великолепная наивная сценка, которая, кажется, никогда не утратит экзистенциальной остроты.

Алика с Банананом на старте романтического пути оказываются за столиком в грязном буфете. К ним подходит со своим чаем и бутербродом шамкающий старик, бесцеремонно вовлекающийся в разговор молодых людей.

Алика вдруг признается, как ей погано, аж сил нет. Песню тут же подхватывает старик, которому чувства девушки прекрасно знакомы. Цветущая, полная возможностей молодость, смыкается с разлагающейся старостью. Их взгляд на мир, их умвельты, предпочтения, ориентиры – все разное – но эмоциональный модус один и тот же.

Это «как мне погано…» никуда не денется ни в двадцать лет, ни в восемьдесят. Оно не связано ни с политической системой, ни с коррупцией, ни с вашими работой, достижениями или семьей. Это ощущение настолько глубоко, что ускользает из-под любого влияния.

Лишь спустя годы вы внезапно понимаете, что вот тогда, за буфетным столиком с бутербродом в руке, когда вы рассуждали об омерзении жизни, это и было счастье. Счастье всегда оформляют задним числом. Об этом еще Анри де Монтерлан писал.

После работы
я Рагнар

После Рагнара у меня Рагнарёк