Удивительное дело, барселонцы устали от партисипации. По крайней мере, такое мнение я услышал от одного каталонского урбаниста, работающего с соучаствующими практиками.

Но если копнуть чуть глубже, то разобраться в проблеме довольно просто. В городе есть категории проектов, где партисипация жителей юридически обязательна (привет моим потугам подготовить подобный законопроект для Москвы). А есть все прочие проекты, где партисипация фактически обязательна.

В общем, людей собирают по вопросам и детской площадки, и трансформации доброй части города. Но в самом процессе партисипации очень большую роль играют технические эксперты и архитекторы, готовящие проекты. В итоге, возможные изменения загоняются в относительно узкие рамки.

При этом, партисипация уже тесно вплелась в городскую культуру Барселоны. Люди ожидают от города консультации с ними и возможности высказать мнение, предложить решение, подать инициативу.

Но фрустрацию вызывает разница между широтой партисипации и её глубиной.

Раз уж Гренландия вдруг стала столь актуальной темой, то поделюсь интересным рассказом про датскую «реновацию» жилья на далёком острове.

Хорошо показано, что жилищная политика — тоже политика. И датчане это отлично понимали, субсидиями формируя у местного населения новую культуру быта, которую способна переварить датская государственная система.

https://t.me/archizba/510

В мае у The Architectural Review (кстати, до 6 января все статьи журнала доступны на сайте без пейвола, пользуйтесь!) вышел номер про демократию, а руки дошли до него только сейчас.

Я уже писал, что люблю этот журнал за погружение архитектуры в социально-политический контекст. Здание редко там рассматривается отдельно от своего окружения.

Интересно, как историк Ян-Вернер Мюллер ломает голову над тем, что вообще такое демократическая архитектура и как она выражается «в камне».

В материалах? Но превозносимая многими буквальная прозрачность стеклянных зданий (вспомним полицейские участки в Грузии) парадоксальным образом превозносилась и Муссолини, заявлявшем, что «фашизм — это стеклянный дом, в который каждый может заглянуть». Тоже буквально: бывшее отделение партии на озере Комо, белоснежное, обильно остеклённое, с первыми в Европе автоматическими дверьми, должно было символизировать взаимодействие народа и партийного руководства.

В процессах? Но сейчас каждое бюро заявляет о демократичности своего дизайна, даже если работает над сомнительным мегапроектом. Это стало пиар-особенностью: как верно подмечают в журнале, «архитекторы не просто продают проекты — они продают проекты с историей и посредством истории».

И всё же архитектура тесно связана с демократией даже на уровне восприятия людьми. Почему-то модернистское здание парламента в Бангладеш стало для местным самостоятельным символом демократии, а вот офисные здания Евросоюза не вызывают вообще никаких чувств.

Я и сам был несколько разочарован визуалом Европейского парламента, когда был там. Оно впечатляет размерами, но не создаёт ощущения святая святых европейской демократии. Само здание органа власти, видимо, должно быть монументальным. Всё буквально держится на том, производит ли архитектура нужный «вайб».

В чём я точно соглашусь с Мюллером, так это в том, что люди очень любят площади. Демократическое чувство возникает тогда, когда сам дизайн приглашает людей собираться, коммуницировать и задавать вопросы. Когда показывает, что демократия — это улица с двусторонним движением. Архетип агоры, римского форума и вече воспринимается всеми без лишних объяснений.

А вот город, у которого реально есть все шансы стать пятнадцатиминутным: Таллинн. Прежде всего, за счёт своего размера, в городе живёт всего 457 тысяч. Такой масштаб легче охватить, в отличие от мегаполиса вроде Парижа.

Потому что пятнадцатиминутный город, если браться за него всерьёз, требует колоссального объёма планирования. Париж, даже в самом узком смысле (исключительно сам муниципалитет) — это двухмиллионный город, перестраивать его, а главное, поддерживать, работа сложная.

В принципе, Таллинн уже сейчас во многом пятнадцатиминутный. Но в следующем году город начнёт создание «единой пространственной концепции», в которую войдут не только проекты перепроектирования улиц, но и планирование (социальной) инфраструктуры, чтобы улучшить её доступность для жителей.

Интересно, что из этого выйдет. Всего в бюджете запланировано 6,1 миллиона только на расходы в сфере городского планирования. То есть, на «отрисовку» Таллинна, полагаю, денег вполне хватит. А вот вопрос реализации планов — это действительно затратная и долгосрочная программа.

Со Всемирным днём урбанизма!

По случаю праздника напоминаю, что урбанистика — это не только тротуары и лавочки, но и вся сложная городская машинерия.

Взять тот же Париж. Я часто привожу его в пример как лаборатории урбанистических решений, которые и мне самому очень нравятся. Но за «булочными на углу» и озеленением нельзя забывать и о проблемах безопасности и социального расслоения. Иначе, как пишет коллега, фирмам придётся конвоировать работников под охраной, опасаясь нападений на них.

Тоже выскажусь о слухах об укрупнении районов Москвы. Как говорили коллеги, пока что это действительно слухи, как минимум, общественности неизвестно ни о каких конкретных планах.

Но вообще дискуссии об укрупнении много уже много лет. Помню рассуждения об этом десятилетней давности (ссылка, к сожалению, утеряна), наверняка есть старше. И часто она ведётся как раз с точки зрения усиления местного самоуправления в Москве.

Можно предположить, что укрупнение повышает агентность. У московских префектов уже сейчас есть чуть ли не собственные неофициальные замы по внутренней политике, де-факто префектура это мощный орган, но довольно специфический.

И крупный район-муниципалитет может повысить свой статус даже в существующей системе. Агрегируя больше ресурсов, привлекая специалистов получше.

А вот муниципалитеты небольшого размера в случае разморозки московской политики и даже ликвидации управ всё равно не смогут прыгнуть выше головы. Я приводил пример раздробленного Лондона, но там всё же 33 муниципалитета, а не 146. И даже им приходится объединяться с соседями для, например, вывоза мусора.

Тут важно оговориться: как отмечает Замятин, ещё не факт, что за укрупнением районов пойдёт такое же укрупнение муниципалитетов (а в Москве это разные, но расположенные в одних и тех же границах сущности). Хотя я склоняюсь к тому, что для простоты московские власти не станут создавать «матрёшку».

Другой вопрос, что произойди укрупнение сейчас, оно сделает всё, чтобы институциональный дизайн вообще никак не способствовал самостоятельной работе больших районов. В этом один из парадоксов Москвы: понимание, что на местах кто-то должен выполнять работу, сочетающееся с нежеланием им эту работу доверять.

Как всегда, эффекты будут зависеть от того, кто и под какие нужды реализует реформу.

Вышла любопытная статья о том, как тактический урбанизм вместо слома ригидного «закрытого» города (живущего по строгим правилам генплана и зонирования) встраивается в него.

Предполагалось, что тактический урбанизм станет инструментом «открытого» города — адаптирующегося, изменяющегося, импровизирующего. Но он очень быстро встроился в девелопмент. Ведь вообще у подобных инициатив три источника, и только один из них реально «низовой»:
✹ демонстрация горожанами необходимости изменений;
✹ инструмент вовлечения горожан властями;
✹ нулевая фаза благоустройства (будущие решения намечаются и тестируются легко демонтируемыми элементами).

Это не новость: я как-то писал про то, как отечественный девелопер «Брусника» стал завлекать покупателей городскими огородами, изначально появившимися в качестве протеста против девелоперов. Даже тактический урбанизм может, в конечном итоге, использоваться для маркетинга или сбора информации о рынке.

Но статья затрагивает более интересный вопрос того, как вообще проектировать «открытые» города с помощью тактических мер, ведь «долгосрочная временность» даже звучит противоречиво. И здесь автор вспоминает концепцию «инфраструктуры для беспорядка»: городское пространство как лишь площадка для постоянной реализации проектов горожан.

Это, дескать, куда лучше театральности временного тактического урбанизма, притягивающего капитал, джентрификацию и прочие буржуазные штучки.

В общем, интересный поворот: не успели мы ещё до конца освоить тактический урбанизм, как его уже потихоньку объявляют устаревшим и недостаточно прогрессивным.

Одна из самых больших загадок для меня — это то, что при всём обилии употребления термина «право на город» в отечественной урбанистике, само эссе Лефевра «Право на город» так и не переведено на русский язык.

Могу представить конспирологию, что это какая-то осмысленная стратегия по недопущению конкретики в донельзя размытое и выхолощенное понятие. Но ведь одноимённая и не менее радикальная книга Дэвида Харви переведена.

Или всё проще, и просто не нашлось тех, кто решится взяться за перевод с французского? Это было бы даже обиднее. В своё время у «Стрелки» выходили размышления Макса Вебера о городе, издательство даже заморочилось над обновлённым переводом книги.

А между тем, «Право на город» не такое уж и большое произведение, и точно не уступает по влиятельности. Но почему-то на русском его так и нет. Может, кто-то из читателей в курсе, почему так?

На фото парижане заседают в Гражданской ассамблее. Это беспартийный консультативный орган с интересным способом избрания. Сначала из числа всех зарегистрированных избирателей случайным образом выбирается десять тысяч. Среди них находят тех, кого в принципе интересует участие, и в конце концов формируется созыв Гражданской ассамблеи из ста членов. 15 из них даже не являются гражданами стран ЕС!

Хотя члены ассамблеи не принимают решений, они всё же оказывают воздействие на городскую политику и находятся в постоянном диалоге с городскими властями. Ассамблея вносит в Парижский совет предложения (через заместителя мэра по партисипации), высказывает ему свои пожелания, задаёт вопросы.

Для того, чтобы сформулировать эти коллективные запросы, члены ассамблеи мониторят общественное мнение, проводят интервью с выборными должностными лицами и внешними экспертами, оценивают городскую политику. Ежемесячно устраивают тематические воркшопы: в июне 2024 года прошло два, по солидарности с бездомными и городскому озеленению.

Внутри ассамблеи, как в полноценном парламенте, формируются тематические рабочие группы, к которым члены вольны присоединиться. В то же время, город оказывает техническую поддержку этому порыву прямой демократии: городские служащие формируют Генеральный секретариат.