А вот город, у которого реально есть все шансы стать пятнадцатиминутным: Таллинн. Прежде всего, за счёт своего размера, в городе живёт всего 457 тысяч. Такой масштаб легче охватить, в отличие от мегаполиса вроде Парижа.

Потому что пятнадцатиминутный город, если браться за него всерьёз, требует колоссального объёма планирования. Париж, даже в самом узком смысле (исключительно сам муниципалитет) — это двухмиллионный город, перестраивать его, а главное, поддерживать, работа сложная.

В принципе, Таллинн уже сейчас во многом пятнадцатиминутный. Но в следующем году город начнёт создание «единой пространственной концепции», в которую войдут не только проекты перепроектирования улиц, но и планирование (социальной) инфраструктуры, чтобы улучшить её доступность для жителей.

Интересно, что из этого выйдет. Всего в бюджете запланировано 6,1 миллиона только на расходы в сфере городского планирования. То есть, на «отрисовку» Таллинна, полагаю, денег вполне хватит. А вот вопрос реализации планов — это действительно затратная и долгосрочная программа.

Со Всемирным днём урбанизма!

По случаю праздника напоминаю, что урбанистика — это не только тротуары и лавочки, но и вся сложная городская машинерия.

Взять тот же Париж. Я часто привожу его в пример как лаборатории урбанистических решений, которые и мне самому очень нравятся. Но за «булочными на углу» и озеленением нельзя забывать и о проблемах безопасности и социального расслоения. Иначе, как пишет коллега, фирмам придётся конвоировать работников под охраной, опасаясь нападений на них.

Тоже выскажусь о слухах об укрупнении районов Москвы. Как говорили коллеги, пока что это действительно слухи, как минимум, общественности неизвестно ни о каких конкретных планах.

Но вообще дискуссии об укрупнении много уже много лет. Помню рассуждения об этом десятилетней давности (ссылка, к сожалению, утеряна), наверняка есть старше. И часто она ведётся как раз с точки зрения усиления местного самоуправления в Москве.

Можно предположить, что укрупнение повышает агентность. У московских префектов уже сейчас есть чуть ли не собственные неофициальные замы по внутренней политике, де-факто префектура это мощный орган, но довольно специфический.

И крупный район-муниципалитет может повысить свой статус даже в существующей системе. Агрегируя больше ресурсов, привлекая специалистов получше.

А вот муниципалитеты небольшого размера в случае разморозки московской политики и даже ликвидации управ всё равно не смогут прыгнуть выше головы. Я приводил пример раздробленного Лондона, но там всё же 33 муниципалитета, а не 146. И даже им приходится объединяться с соседями для, например, вывоза мусора.

Тут важно оговориться: как отмечает Замятин, ещё не факт, что за укрупнением районов пойдёт такое же укрупнение муниципалитетов (а в Москве это разные, но расположенные в одних и тех же границах сущности). Хотя я склоняюсь к тому, что для простоты московские власти не станут создавать «матрёшку».

Другой вопрос, что произойди укрупнение сейчас, оно сделает всё, чтобы институциональный дизайн вообще никак не способствовал самостоятельной работе больших районов. В этом один из парадоксов Москвы: понимание, что на местах кто-то должен выполнять работу, сочетающееся с нежеланием им эту работу доверять.

Как всегда, эффекты будут зависеть от того, кто и под какие нужды реализует реформу.

Вышла любопытная статья о том, как тактический урбанизм вместо слома ригидного «закрытого» города (живущего по строгим правилам генплана и зонирования) встраивается в него.

Предполагалось, что тактический урбанизм станет инструментом «открытого» города — адаптирующегося, изменяющегося, импровизирующего. Но он очень быстро встроился в девелопмент. Ведь вообще у подобных инициатив три источника, и только один из них реально «низовой»:
✹ демонстрация горожанами необходимости изменений;
✹ инструмент вовлечения горожан властями;
✹ нулевая фаза благоустройства (будущие решения намечаются и тестируются легко демонтируемыми элементами).

Это не новость: я как-то писал про то, как отечественный девелопер «Брусника» стал завлекать покупателей городскими огородами, изначально появившимися в качестве протеста против девелоперов. Даже тактический урбанизм может, в конечном итоге, использоваться для маркетинга или сбора информации о рынке.

Но статья затрагивает более интересный вопрос того, как вообще проектировать «открытые» города с помощью тактических мер, ведь «долгосрочная временность» даже звучит противоречиво. И здесь автор вспоминает концепцию «инфраструктуры для беспорядка»: городское пространство как лишь площадка для постоянной реализации проектов горожан.

Это, дескать, куда лучше театральности временного тактического урбанизма, притягивающего капитал, джентрификацию и прочие буржуазные штучки.

В общем, интересный поворот: не успели мы ещё до конца освоить тактический урбанизм, как его уже потихоньку объявляют устаревшим и недостаточно прогрессивным.

Одна из самых больших загадок для меня — это то, что при всём обилии употребления термина «право на город» в отечественной урбанистике, само эссе Лефевра «Право на город» так и не переведено на русский язык.

Могу представить конспирологию, что это какая-то осмысленная стратегия по недопущению конкретики в донельзя размытое и выхолощенное понятие. Но ведь одноимённая и не менее радикальная книга Дэвида Харви переведена.

Или всё проще, и просто не нашлось тех, кто решится взяться за перевод с французского? Это было бы даже обиднее. В своё время у «Стрелки» выходили размышления Макса Вебера о городе, издательство даже заморочилось над обновлённым переводом книги.

А между тем, «Право на город» не такое уж и большое произведение, и точно не уступает по влиятельности. Но почему-то на русском его так и нет. Может, кто-то из читателей в курсе, почему так?

На фото парижане заседают в Гражданской ассамблее. Это беспартийный консультативный орган с интересным способом избрания. Сначала из числа всех зарегистрированных избирателей случайным образом выбирается десять тысяч. Среди них находят тех, кого в принципе интересует участие, и в конце концов формируется созыв Гражданской ассамблеи из ста членов. 15 из них даже не являются гражданами стран ЕС!

Хотя члены ассамблеи не принимают решений, они всё же оказывают воздействие на городскую политику и находятся в постоянном диалоге с городскими властями. Ассамблея вносит в Парижский совет предложения (через заместителя мэра по партисипации), высказывает ему свои пожелания, задаёт вопросы.

Для того, чтобы сформулировать эти коллективные запросы, члены ассамблеи мониторят общественное мнение, проводят интервью с выборными должностными лицами и внешними экспертами, оценивают городскую политику. Ежемесячно устраивают тематические воркшопы: в июне 2024 года прошло два, по солидарности с бездомными и городскому озеленению.

Внутри ассамблеи, как в полноценном парламенте, формируются тематические рабочие группы, к которым члены вольны присоединиться. В то же время, город оказывает техническую поддержку этому порыву прямой демократии: городские служащие формируют Генеральный секретариат.

На этой неделе посетил департамент партисипации барселонской мэрии. О департаменте многое говорит уже его офис: он располагается в одном из торговых центров, буквально следующая от магазина Zara дверь. Да и внутри ближе к избирательному штабу, чем прилизанному офису: такое же разнообразие недорогой мебели, ворохи бумаг на столах.

Глава департамента, у которого я взял интервью для тезиса, пришёл в мэрию из частной фирмы, занимающейся партисипацией и созданием стратегий для городов. Думаю, в начале десятых что-то подобное можно было наблюдать в некоторых московских департаментах. Но барселонский департамент партисипации идёт куда дальше, и содержательная часть их презентации начинается с цитаты левого исследователя Дэвида Харви:

«Право на город гораздо шире, чем индивидуальная свобода доступа к городским ресурсам: это право менять себя, изменяя город. Более того, это скорее общее, а не индивидуальное право, поскольку подобная трансформация неизбежно зависит от приложения коллективных усилий. Свобода создавать и переделывать наши города и самих себя, по моему мнению, одно из самых ценных и, тем не менее, наиболее пренебрегаемых прав».

Департамент выделяет три цели, которые город постигает партисипацией:
✹ Польза для города. Существующие политические технические взгляды на проект дополняются взглядами самих граждан, которым потом этим всем пользоваться.
✹ Демократизация. Партисипация делает принятие решений более прозрачным и демократичным.
✹ Расширение возможностей (эмпауэрмент). Партисипация укрепляет социальную общность кварталов.

При этом, площадки партисипации открыты для всех желающих. Да, организаторы заранее составляют карту акторов, действующих на территории, но не ограничиваются ими. Собственно, организации не обязательно даже быть юридически зарегистрированной, достаточно её фактического существования.

Отдельно меня, как многих людей из России, поражают сроки. Так, срок партисиптивного обсуждения большого проекта вроде суперблока занимает один-два года, площади — от шести месяцев до года, детской площадки — три месяца. И не факт, что года достаточно, ведь за такой короткий срок люди не успевают полностью оценить проект!

В самом разговоре получилось затронуть некоторые очень любопытные темы. Например, открытость площадок партисипации для всех акторов приводит к конфликту поколений: соседские ассоциации старшего поколения делят «поляну» с функционально направленными (мобильность, экология и т.д.) организациями молодёжи. Или изменение баланса сил в обсуждениях после того, как бизнес помирился с городом и вернулся на площадки партисипации.

Поскольку интервью предназначено для тезиса, то было бы некорректно пересказывать тут весь разговор, особенно без разрешения собеседника. Но, возможно, у вас есть собственные вопросы? Я был бы рад задать их от лица более широкого сообщества, интересующегося партсипацией и городской демократией.