Под этой маской — много пережившая и страдающая женщина. А на поверхности — та, о которой она поет: «Это я, Лола». Невинная, обворожительная кокетка, всегда хохочет, принимает самые незамысловатые комплименты и любит моряков, потому что моряк — это шанс для путешествия и приключения, а они больше, чем что-либо другое, украшают жизнь.

Два образа сделали из Анук Эме икону кинематографа — «Лола» и «Мужчина и женщина». Она стала воплощением французской женственности — будь то провинциалка из Нанта или прожженная парижанка.

Она сыграла еще много разных прекрасных ролей, а объединял их стиль — легкий, возвышенный и утонченный.

ИКОНА ФРАНЦУЗСКОЙ ЖЕНСТВЕННОСТИ

АНУК ЭМЕ умерла ровно через два года (плюс один день) после ЖАН-ЛУИ ТРЕНТИНЬЯНА, партнера по «Мужчине и женщине». Поскольку он был на два года старше, их земные жизни сравнялись по длительности.

Для широкой публики Эме и есть та самая эмблематичная французская женщина, что стала знаменита на весь мир благодаря Клоду Лелушу. Его «Мужчина и женщина», фильм — победитель Каннского фестиваля, обладатель двух «Оскаров» и хит мирового проката, был снят с учетом открытий «новой волны». В нем пленяли свобода импровизации, драматургические паузы, заполненные пейзажами, чередование диалога с внутренним монологом, цветного изображения — с черно-белым. А музыкальный лейтмотив «ша-ба-да-ба-да» — нестареющий шансон Франсиса Лея — подчеркивал лиризм провинции, прелесть спонтанных человеческих чувств.

Анук Эме идеально вписалась в этот ландшафт и в эту эстетику, ей и Трентиньяну шло такое простое, но архетипическое название — «Мужчина и женщина». Трентиньян — кого бы он ни играл впоследствии — олицетворяет слияние Мужчины с автомобилем. Анук Эме освятила атрибут моды 1960-х — элегантную двубортную дубленку.

К этому моменту за ней уже стояла солидная творческая биография. Урожденная Николь Франсуаза Флоранс Дрейфус, она получила воспитание в еврейской артистической семье. Обучилась актерскому мастерству и танцам. Сыграла Жанну Эбютерн, трагическую подругу Модильяни — Жерара Филипа, в фильме Жака Беккера «Монпарнас, 19». Достигла самых престижных высот эпохи — снялась у Федерико Феллини в «Сладкой жизни» и «Восьми с половиной»: это были образы зрелых интеллектуальных женщин.

Но еще совсем юной, сразу после войны, Анук предстала в романтическом облике современной Джульетты в фильме Андре Кайатта «Веронские влюбленные». Вдохновившись им, режиссер-дебютант Жак Деми предложил Эме главную роль в фильме «Лола», вышедшем в 1961 году и ставшем классикой «новой волны».

Роль шансонетки Лолы из нантского кабаре «Эльдорадо» (с явной отсылкой к Лоле-Лоле из «Голубого ангела» Джозефа фон Штернберга) не слишком вязалась с типом внешности и амплуа актрисы. Но Деми не собирался копировать Марлен Дитрих. Ему нужен был гораздо более мягкий вариант «роковой женщины», и Анук Эме точно воплотила этот замысел. Если она подчас и дает «приму», то тут же иронически снижает образ смешными ужимками. В ее героине нет напора и агрессии, она как будто сама не уверена в своей сексапильности и несет кабаретный имидж, костюм, макияж, словно чуть стесняясь.

Она всегда немного «в роли», как будто на подмостках, отсюда экзальтация, когда речь идет о самых обыденных вещах. Она кажется вспыльчивой и вздорной, легкомысленной и упрямой, иногда — высокопарной и нелепой, почти глупой. И в этом есть невероятная притягательность! Она — совсем не профессионалка, но дилетантизм ей к лицу.

На пороге — сексуальная революция, парад обнаженных женщин в жизни и на экране. В «Лоле» процесс раздевания останавливается на нижнем белье: бюстгальтер, корсет. Иногда дело доходит до абсурда: Лола провожает сынишку в школу, заходит в химчистку в кружевном боди, черных чулках и на шпильках — в своем профессиональном костюме, лишь слегка прикрытом плащом. И еще носит с собой зеркало — не миниатюрное «зеркало-пудреницу», а настольное, у него складная ножка, и его можно поставить на трюмо. Но оно лежит у нее в сумке: ведь, как девушка «новой волны», Лола делает прическу на улице. И дает урок парикмахерского искусства, разворачивая салон красоты на глазах у всех.

Как будто предчувствуя, что через пять лет Анук Эме сыграет свою коронную роль в «Мужчине и женщине» в паре с Трентиньяном, Деми именно его видел в образе воздыхателя при своей героине. Но не вышло, сыграл другой артист — Марк Мишель. Его персонаж безответно влюблен в Лолу, а та, при всем ее легкомыслии, отказывается от выгодного предложения, флиртует с американским моряком и ждет мужчину своего сердца, который бросил ее семь лет назад, узнав, что она беременна, и укатил на тихоокеанские острова.

Да, теперь она артистка, а значит — у нее есть сценическая маска.

Но даже если бы были утрачены все старые корни, древо Тарковского оставалось бы живым и крепким, а его крона разрасталась. Как, надеюсь, растут посаженные в Юрьевце яблони.

Андрей Арсеньевич и созданный им киномир – могучий ствол этого раскидистого древа, его ветви простираются до далеких стран и континентов и прирастают новыми прекрасными веточками.

Марина Арсеньевна, посвятившая жизнь памяти брата, может быть теперь спокойна.

Светлая и ей память. И соболезнование близким.

МАРИНА ТАРКОВСКАЯ (1934 – 2024)

Умерла Марина Арсеньевна.

Эту печальную новость прокомментировали многие, знавшие покойную близко или хотя бы краем соприкоснувшиеся с ней. Симптоматично, что М.А. покинула нас на следующий день после того, как был объявлен новый формат фестиваля «Зеркало». Теперь это не фестиваль авторского кино, а Международный фестиваль кино, музыки и архитектуры «Зеркало. Философия Тарковского». Без комментариев.

С Мариной Арсеньевной мы в основном общались, как раз когда она приезжала в Иваново/Плес/Юрьевец на фестиваль «Зеркало». В один из фестивальных дней гости отправлялись вниз по Волге из Плеса в Юрьевец, где Тарковский, будучи школьником, жил с матерью и сестрой Мариной. Там перед его домом-музеем один из почетных гостей (среди них Александр Сокуров, Карлос Рейгадас и Нури Бильге Джейлан) сажал яблоню.

В Юрьевце, где прошло военное «Андреево детство», в доме-музее Тарковских мы видели кроватку, где спала маленькая Марина. А в школе, в которой учился Андрей, можно было познакомиться с рисунками будущего режиссера. Самое интересное, что эти детские рисунки озвучены: если летит бомба, написано "УУУ", если происходит взрыв — "Бах!": практически звуковой фильм. А один из первых взрослых рисунков «Человек с завязанным ртом» выглядит как эскиз к теме преодоления немоты в «Зеркале», хотя тогда замысла фильма, разумеется, не было и в помине.

Помню рассказ М. А. о брате: совсем юный Андрей, в суровые военные годы пробовавший силы в живописном деле, скопировал одну из картин Левитана, но попытка продать ее на рынке не увенчалась успехом.

…Потом ушел из жизни Александр Витальевич Гордон, его вдова появлялась на фестивале все реже. Потом я перестал быть программным директором «Зеркала».

…Прошло еще какое-то время. Работая над книгой «Тарковский и мы», я принялся перечитывать тексты, написанные Мариной Арсеньевной – и поразился, как смело и точно она формулировала некоторые, скажем так, спорные моменты творческой и личной биографии брата.

Вот про героя «Жертвоприношения»: «Его надежды на счастье рассыпались в прах так же, как и у Тарковского. Жена Александра Аделаида срисована с его жены, она лишь чуть облагорожена. После истерического припадка (Андрею приходилось не раз наблюдать истерики своей жены, которые буквально изматывали его) произносит монолог, несколько отличающий ее от прототипа. Костюмеры и гримеры долго не понимали, какой костюм, какая прическа должны быть у героини. Это стало им понятно, когда на съемки приехала жена режиссера» (Andrej Tarkovskij Klassiker, Universitatsverlag, Potsdam, 2016, s. 48).

...В Юрьевец привезли архив Андрея Тарковского, выкупленный на аукционе «Сотбис» правительством Ивановской области. Архив выставили в Иваново и Юрьевце, но никак не могли расшифровать. На самом деле это ничего не стоило; достаточно было пригласить собирательницу архива Ольгу Суркову. Но Марина Тарковская категорически заявила: «Пока я жива, ноги Сурковой здесь не будет» -- и никто не в силах был преодолеть это вето. Причиной был не столько архив, сколько книга «Тарковский и я»: Сурковой могли простить нелицеприятные слова про Ларису Тарковскую, но не про самого мэтра. Приходилось учитывать где-то прочитанное: «В клане Тарковских – все против всех». Не хотелось множить цепную реакцию ревности и неприятия.

В отношении к великим художникам в России очень часто наблюдаются неадекватность и раздрай. При жизни их, как правило, травят и поносят; зато после смерти негатив сменяется настоящим культом, при этом служители этого культа конкурируют и враждуют между собой. В результате то, что на самом деле важно, не делается.

Несмотря на предпринятые энтузиастами усилия (Марина Арсеньевна была главной из них), так до сих пор не восстановлен разрушенный дом на Щипке. Печальная судьба большого всероссийского Музея кино, где тоже могли бы занять свое место экспонаты, связанные с Тарковским, хорошо известна.

И тем не менее среди этих горестей есть искра оптимизма. Про генеалогию рода Тарковских написано много, хотя еще больше сохранилось темных мест.

ФАНТОМНЫЕ ОБРАЗЫ. БРАНКУЗИ
(Муза спящая и летящая)

Каннский фестиваль, подхваченный ковид – и грянувшая греческая жара: все вместе, не говоря о ежедневной новостной повестке, способно расплавить даже крепкие мозги. Что-то просто вымывается, стирается из головного компьютера. А что-то превращается в фантомы, навязчивые образы, видения. Фантом номер один, еще недавно бывший реальностью: парижская выставка КОНСТАНТИНА БРАНКУЗИ в центре Помпиду.

120 лет назад молодой румын из крестьянской семьи на ногах пересек Европу, добрался до Мюнхена, потом до Парижа. Он прожил там большую часть жизни, почти не поменяв имиджа хмурого, нелюдимого иммигранта. Подрабатывал посудомойщиком и дьяком в православной церкви. Параллельно учился в школе Beaux Art, подружился с Модильяни, с Джакометти, Кокто, позднее – с Эриком Сати, с Маном Рэем. И с баронессой Фрашон: она стала моделью его «Спящей музы». Эти дружбы странно сочетались у Бранкузи с замкнутым характером и тяжело переживаемым чувством одиночества.

После двух месяцев стажировки он ушел из мастерской Родена, чтобы искать свой путь в скульптуре, со словами: «В тени больших деревьев ничего не вырастет». И вскоре создал свой «Поцелуй» -- антитезу классическому роденовскому. Его версия – не слияние, а монолит, лепка не с натуры, а по памяти и воображению; утонченный эстетизм и уроки античности сочетались с духом архаичного искусства крестьянских предков. Ему было свойственно детское, непосредственное восприятие природы: я убедился в этом, увидев на выставке его маленькие фильмы – о растениях в саду или о собаке, кормящей ораву щенков.

Его скульптурные абстракции провоцировали скандалы. В «Принцессе Х» увидели фаллос и под угрозой ареста отказали этой работе быть представленной в Салоне независимых в 1920-м.
Бранкузи же настаивал на том, что это женская голова и груди. Есть версия, что скульптор таким образом изобразил подругу Фрейда, греческо-датскую принцессу Мари Бонапарт, которая часто любовалась собой, устремляя взор на собственный бюст.

Через семь лет после этого скандала «Птицу в пространстве» задержали американские пограничники как контрабанду металла! Эта «Птица», точнее «Птицы», венчают выставку Бранкузи в Центре Помпиду – уникальную по полноте и красоте концепции. Многие вещи скульптора хранятся в этом же здании, в Мастерской, которую скульптор завещал государству, но там они теряются в полумраке полуподвала. Здесь же на верхнем этаже музея его гордые, свободолюбивые, сказочные птицы парят в светлых воздушных пространствах на фоне Парижа, глядящего из всех окон. Говорят, после масштабной пятилетней реконструкции Бобура шедеврам Бранкузи будет подготовлено достойное их место.

Для меня как артиста театральной закваски было огромным удовольствием работать с Андреем Кончаловским, потому что этот человек равно понимает природу театра и кино, а его острый и ясный взгляд на психологию делает вас по-настоящему свободным.

— Есть ли еще режиссер в мире, с кем вы не успели, но хотели бы поработать?
— Михаэль Ханеке и братья Коэны.

МАКС ФОН СЮДОВ - 95
Актер-монумент
Прожил 90 лет, сыграл 150 кинорелей

Мне дважды удалось встретиться с величайшим шведским актером – в Берлине и в Москве.

Вот фрагменты этих незабываемых разговоров.

— Вы снялись в тринадцати фильмах Ингмара Бергмана, будучи практически его альтер эго, сыграли даже его деда. Как вы попали в "семью Бергмана" — самую знаменитую актерскую семью на свете?
— Это долгая история. Еще в 1944 году, когда я был подростком, мои родители спорили, пускать ли меня на фильм "Травля" об ученике, который восстает против деспотичного учителя и даже физически атакует его. Сценарий этой картины написал Ингмар Бергман. Вскоре он дебютировал как режиссер в кино и стал самым молодым директором муниципального театра. Мы встретились, когда Бергман работал в театре в Мальме и у него уже сложилась труппа прекрасных молодых артистов, которых он также снимал в кино и занимался их творческим развитием. Это и была "семья Бергмана", как вы ее назвали, объединенная чрезвычайным творческим энтузиазмом. Все мечтали войти в эту семью, и я тоже, конечно, был счастлив к ней присоединиться.
— Какой он был – Бергман?
— Необычайно дисциплинированный, Бергман повлиял на многих людей, которые забыли, что такое работа. Он увлек их необычной перспективой жизни и знанием человеческих отношений. Его понимание природы человека может сравниться только с его совершенным профессиональным знанием театра и кино. У него был огромный талант рассказывать истории самым необыкновенным образом. Его страшно интересовали люди вокруг него: он хотел в деталях знать, что они чувствуют. Некоторые называют его диктатором: он и в самом деле иногда хотел доминировать, ну и что из этого?
— Потом вас позвали в Голливуд, и первая же роль, которую предложили,— ни много ни мало Иисус Христос в "Величайшей из рассказанных историй". Почему, как вы думаете?
— Представьте: вы — американский продюсер. Посмотрели "Седьмую печать" Бергмана, где я играю средневекового рыцаря-крестоносца и веду диалог со Смертью. Конечно, вы подумаете, что я серьезный религиозный философ. Наверное, потянет на Христа...Честно говоря, фильм получился красивым, но слишком иллюстративным и статичным.
— Каковы итоги вашего голливудского периода? Вообще — каково европейскому актеру в Америке?
— Это можно назвать словом adventure — приключение. Вы приехали из маленькой страны — и перед вами открылся огромный мир. Я много путешествовал, снимался у Сидни Поллака, Уильяма Фридкина, Дэвида Линча, Вуди Аллена. Были, конечно, и слабые картины, иногда я делал ошибки.
— Успехов было больше. Вы получили вторую оскаровскую номинацию за роль в фильме Стивена Долдри "Жутко громко и запредельно близко"...
— Эта работа принесла мне радость, и жаль, что картину посмотрело меньше людей, чем она заслуживает. Но вообще приезжий актер в Голливуде обречен на то, чтобы играть иностранцев — а это чаще всего или бандиты, или представители экзотических профессий (например, ученый или музыкант). Играть нормальных людей — привилегия американцев.
— Вернувшись в Европу, вы снимались у лучших скандинавских, французских, немецких, итальянских режиссеров. Даже поселились одно время в Италии, подружились с Марчелло Мастроянни...
— Это был потрясающий актер. Вообще итальянское кино тогда было великим, в нем работали Де Сика, Феллини... Куда оно делось сейчас? Просто поразительно! Мне довелось сняться у Валерио Дзурлини, Альберто Латтуады...
— У последнего — в "Собачьем сердце" по Булгакову. А через десять лет вы попали на съемочную площадку к Андрею Кончаловскому. Что означал в вашей жизни русский сюжет?
— В свое время на сцене я играл Паратова в "Бесприданнице". А в "Собачьем сердце" — профессора Преображенского. В годы холодной войны мне не раз доставались роли "русских злодеев" — впрочем, как и немецких. Но встреча с Кончаловским — это особая тема. Один из моих любимых фильмов — "Поезд-беглец". Я уже играл в "Дуэте для солиста", только на сцене, режиссером был Уильям Фридкин, и всего два персонажа — я и Энн Бэнкрофт. В фильме ее сменила Джули Эндрюс, а сценарий существенно преобразился.

Решение делать второго и третьего было продиктовано интересами бизнеса, а это значит — ничего личного. Кино все больше паразитирует на сиквелах и ремейках: осталось не так много фильмов, которые еще не дождались перелицовок. А я считаю, что любой ремейк уже существующего прекрасного фильма — напрасная трата денег.

А вообще Коппола – один из тех людей, благодаря которым я люблю кино, даже американское.

С днем рождения!