24 ноября 2024 в Камерном зале Градский-холла пианист Дмитрий Онищенко совместно с камерным оркестром "Искусство музыки" и дирижëром Сергеем Свиридовым представят программу из произведений Бетховена, Шуберта, Мендельсона, Шопена.

Прозвучат фортепианные концерты №4 соль мажор Людвига ван Бетховена и №2 фа минор Фредерика Шопена.

Билеты уже в продаже.

Друзья, осталось три дня до концерта! Четвëртый концерт Бетховена и Второй Шопена. Билеты ещë есть - они здесь: https://gradskyhall.ru/tickets/kontsert-dmitriya-onischenko-tickets
До скорого!✅

P.S. Давайте разыграем ещë два бесплатных билета, их получит тот, кто правильно продолжит фразу: "У фортепианных концертов Бетховена и Шопена есть одно забавное общее свойство - у обоих Второй концерт написан ... "

Фа-минорный концерт Шопена молод душой - и было бы странно иначе, автору во время его написания всего-то около двадцати лет.
Но всë же, всë же... Всë-таки эту молодость вновь и вновь хочется подчëркивать, когда о нëм говоришь, думаешь, играешь, слушаешь его. Там, конечно про "жизнь и слëзы и любовь", про ощущение того, что все цели по плечу, все дороги открыты. Но хочется охарактеризовать точнее, прицельнее, и с чем бы его нам сравнить, чтобы было от чего оттолкнуться - и поразмышлять подробнее? К счастью, у него есть собрат, ми-минорный концерт, который младше его всего-то на год или около того. Ставим их рядом - и замечаем, что фа-минорный более задиристый, импульсивный, в нëм больше максимализма, вертикальности, остроконечности, эдакого гордого, горного, "горнего" элемента. Ми-минорный мягче, уравновешеннее, повествовательнее, "горизонтальнее". Если применять к ним категории Инь и Янь, то Инь закрепим всë же за ним, фа-минорным.
   А вообще, конечно, когда впервые открываешь для себя что тот, что другой, челюсть едва не падает - от красоты, от искренности, от остроты и спонтанности их чувств. "Так разве бывает"? - хочется спросить юному слушателю, познакомившемуся в своë время хотя бы даже с парой-тройкой их тактов. Потом эти " собратья" становятся частью жизни, для пианиста в том числе и конкурсной, обрастают своими стереотипами, где-то противоставляются Брамсу и Рахманинову (поставил в финале Шопена, ну ничего себе заявочка, тут либо гениально, либо никак, видать тонкий музыкант, но и не "тяжеловес", Рахманинов не его поди). Потом, когда приходит полномасштабная  жизнь, та, что основная, не студенческая - и уж начинаешь методично кутать душу в шарфы и бинты, а потом вдруг раз! - и услышишь концерты Шопена, то глядишь на них будто немного из загробья либо спросонья - "ого, это я так постарел или столь незаметно спрятался?" Начинаешь брюзжать, усматривая в них юношеский максимализм и наивность. А с тем в какой-то степени завидовать им.
   А они - они никуда не деваются, живут себе в своей ноосфере либо на полке шкафа, не меркнут, не тускнеют, и ты сам, дорогой, виноват, что живëшь и вот уж лет пятнадцать, не особо глядя в их сторону.
   А затем приходит время будто бы заново учиться у них - и наивности, и максимализму, и всему-всему, в чëм они, будь неладны, так упрямо и так неизменно правы.
   Спасибо им, что они есть. Ну как без них, а?
   Вот, обещал написать не только о Четвëртом Бетховена, который для меня - новый этап, новое понимание, новые открытия. Фа-минорный же Шопена - старый знакомый, который я и вправду не играл чуть более пятнадцати невообразимо огромных лет, последний раз в 2009-м. А 24-го ноября в Градском-холле сыграю, стало быть, оба.
   До встречи!

Билеты тут:

https://gradskyhall.ru/tickets/kontsert-dmitriya-onischenko-tickets

Четвëртый концерт Бетховена - единственный из многих десятков своих известных собратьев, в котором всë начинается с одинокого и сольного фортепиано - причëм это и есть главная тема произведения.
Единственный, который заканчивается не на основном звуке тонического аккорда (не на "соль", а на "си" в соль мажоре), как бы и не заканчиваясь при этом, а просто "упархивая" ввысь. Единственный, где хрупкость и беззащитность, не рисуясь, не "подмигивая", не перерастая во что-то мощное и уверенное, становится главной движущей силой его музыкальной мысли. Возможно, похожие концерты смог бы написать Шуберт, если бы он писал их. При этом, Бетховен остаëтся, конечно, Бетховеном, с его волей, его уверенностью в высшем равновесии, в гармонии сфер, в идеально выверенном и справедливом устройстве Вселенной, главным нарушителем спокойствия которой, впрочем, являемся именно мы с вами - и в этом наша, опять-таки, сила. А исходя из этого концерта получается, что в том числе и беззащитностью человек способен воздействовать на космос.
Четвëртый концерт в этом плане - инобытие Апассионаты, которая утверждает прямо-таки обратное - "будь громким и сильным, покажи этому миру на что способен!" Он как бы устал от еë грохота - и старается существовать совершенно иначе. И это как раз-таки следующий за ней опус, 58-й после 57-го. А если присмотреться к обоим, то и фактурные решения, и семантика у столь разных произведений очень даже совпадают. Взять хотя бы "лейтмотив судьбы", изобретëнный задолго до Пятой симфонии именно здесь, в них двоих. Но даже и он удивительно хрупок и беззащитен в Четвëртом концерте.
Если вы музыкант - и вам хочется сыграть этот концерт, значит, вы достигли взрослости в творчестве.
Если вы слушатель - и вы полюбили этот концерт, значит, вы готовы к долгожданной тишине в душе.
Если у вас что-то ассоциируется с этим концертом, значит, оно вам действительно дорого.
Ну а если вы придëте 24-го числа, чтобы его послушать, значит, вам понравился этот пост и, имею наглость надеяться, понравится и исполнение - но это, как говорится, вашими молитвами.
Про Второй концерт Шопена, который играю вместе с ним, напишу отдельно.

А билеты вот тут - и они пока есть:

https://gradskyhall.ru/tickets/kontsert-dmitriya-onischenko-tickets

Текст произведения - словно отпечаток на 2D-площадке бумажного листа чего-то такого, что имеет много больше измерений - и по плоскому этому отпечатку мы то самое многомерное воссоздаëм, словно учëные - цельный организм по одной имеющейся в распоряжении косточке. Мы смотрим, что это за пространство, что за "мета-организм", " мета-судьба" перед нами. Как должен выглядеть звуковой мир, в который органично была бы вписана та или иная соната, какова в этом мире цветовая палитра, любит ли мир этот педаль и рубато, насколько жëстким дозволено быть в нëм звуку. И именно оттого знаем потом, что пассаж Бетховена и пассаж Шопена - различны по смыслу, а в прелюдии Скрябина больше отрыва от земли, чем в интермеццо Брамса. Сама "нотная сетка", сама еë схема рассказывает о том, что к ней ещë можно присовокупить, а что нельзя.
А можно ли, спросим мы, добавлять к ней воображаемо - не только образно-эмоциональные смыслы или нефиксируемые в тексте приëмы выразительности, например, агогические (что стало в последние столетия непререкаемо возможным) - а нечто другое, такие же ноты, как и выписанные, только не звучащие? Воображаемые контрапункты и прочие вольности, превратившие бы произведение в обработку, а то и вовсе во что-то новое? Создавшие бы своеобразный мета-текст, не слышимый реально, но дающий музыке свои ресурсы?
Самые простые варианты - играть полонез Шопена и представлять, что оркестр в это время тянет свой аккорд, сообщая музыке новую торжественность (так и есть в одном из полонезов, том самом, Es-dur'ном, в версии для ф-но с оркестром, но мы сейчас не только о нëм). Играть Чакону Баха-Бузони и представлять, как параллельно с тобой поëт хор, причëм не просто аккорды, а и какие-то новые голосовые линии, новую фактуру, почему нет? Кстати, скрипач, играющий оригинал Чаконы и "слышащий" параллельно фортепианный вариант Бузони будет заниматься именно тем же. Либо представить, как перед началом Испанской рапсодии словно бы незримые литавры готовят тебе взрыв первого аккорда, будто бы это концерт Грига. Либо представить, что в фуге не четыре голоса, а шесть - и это уже посложнее... Ведь это тоже образы, только звуковые.
Тема возникла во время одного из последних уроков, когда захотелось конец до-мажорной фуги из второго тома ХТК сделать более развëрнутым, сценичным, а с тем речь шла об академическом выступлении, предполагавшем оценку, в силу чего "хулиганить" не особо хотелось. Тогда я и посоветовал ученику похулиганить именно в мыслях, добавить там лишние голоса и арпеджиато, учредить воображаемую партию. Пусть бы текст остался текстом, тем оттиском, что мы призваны сохранять, но внутренне энергетически стал бы более живым, это было повлияло и на реальное звучание тех нот, которые бы остались притом собой - и внешне не вышли ни за какие пределы. Где-то так, как на рисунке???