Любите ли вы онигири – рисовые шарики, которые женщина лепит в собственных потных подмышках? Я вообще об этом узнал из предыдущего предложения, не в курсе, не при делах. Сегодня разговор о другой проблеме.

У меня сложности с чувством юмора, если точнее – его просто нет. Именно поэтому мои соцсети представляют собой ничуть не менее отвратительное зрелище, чем этот канал.

Около месяца назад я бомбанул в сторис шутку «подсел на крем для рук. Руки, как видите, у меня не изменились». Шутка-хуютка, ничего особенного. Кто-то отписался, кто-то наставил реакций из рыготины – мой обычный день, в общем.

Но на следующий день после этой сторис со мной начала твориться странная хуйня. Кожа на складках внешней стороны ладоней вдруг покраснела, а потом ороговела. Охуеть не встать!

Ничего похожего со мной никогда не происходило. Я лишь порадовался, что, если это была карма за шутку, то ничего плохого не случилось с жопой.

Когда сдавал на права, видел псориаз на руках у Ильича, директора автошколы. Ребята, это максимально не секси! Вряд ли у меня та же болячка, но от этого как-то не легче. Кто-то скажет «один раз – не псориаз», но я думаю, что нахуй это надо даже единожды. Если бы я мог, то признал бы псориаз иноагентом и обвешал конскими налогами, чтобы он проебался куда-нибудь с глаз долой. Желательно вообще с этой планеты.

Дарина предполагает, что хуйня с руками у меня из-за херового отопления и сухости воздуха в квартире. Поглядим, заживет ли. Вчера мы почти на месяц отправились в путешествие.

Моя версия, что это все от недосыпа, нервного напряжения, неправильного питания и нехватки прогулок на свежем воздухе – короче, от того ебанутого режима, в котором я выживаю с начала ноября.

Возможно, у меня потихоньку отваливаются руки, как у Альмиры. Что ж, тогда буду печатать «Субботний Пон» хуем, потому что на 2025-й заготовлены самые пиздецовые истории.

Вот уже месяц я периодически мажу руки тем самым кремом. Я реально подсел на крем для рук. Но теперь уже не жопой. И не в шутку.

15 лет назад я переехал в Ижевск и каким-то чудом устроился менеджером по продажам пластиковых окон. Мне казалось, что карьера в оконном бизнесе набрала головокружительные обороты. За год до этого я был простым монтажником, а теперь я – менеджер, сука!

С горделивым видом я рассказывал об этом рывке в биографии соскам, которых тогда окучивал. Они слушали такие рассказы с тоскливым видом и все равно не давали. Но история не об этом.

Однажды мой тогдашний шеф сообщил, что нам следовало ехать на некое мероприятие для представителей оконного бизнеса в Нефтекамск. Вау! Я, конечно, обрадовался. На целый день можно было откосить от офисных дел – круто же? Мероприятие как-то смешно называлось – то ли президиум, то ли симпозиум. «Охуенное событие, после него все бабы дадут», – решил я.

И вот добрались мы до Нефтекамска через пиздецовую декабрьскую метель. Собрание окноёбов проходило в каком-то отеле. Все выглядело так культурно, что я, ничего не видевший в жизни, кроме гнилых сараев, даже немного разволновался, оказавшись внутри.

Но еще больше я перевозбудился, когда среди гостей шабаша увидел своего бывшего начальника по деревенским окнам – это на него мы работали с Богатырем, когда вставляли окошки (а Богатырь в качестве дополнительного сервиса вставлял хуй в клиенток).

В общем, я увидел того чела. Тот чел увидел меня. Мы с ним даже не поздоровались, даже намека не выказали, который говорил бы о том, что всего год назад работали вместе. Расстались мы не очень хорошо.

Думаю, бывший шеф охуел больше моего, увидев меня на этом президиуме. С такой мыслью я сделал грудь колесом и ходил гоголем мимо этого чувака. Типа, смотри, блять, как свирепо развивается моя карьера в оконной индустрии: год назад куковал в деревне, а теперь аж менеджер в городе, даже на симпозиумы приглашают!

Сам президиум оказался скучной ебаторией. Не знаю, как я там не заснул. Спикеры по одному заходили на трибуну и несли какую-то ахинею про воронки продаж и фурнитуру. Находиться на этом симпозиуме мне разонравилось минут через 20 после его начала. Осталась одна цель – повыебываться перед бывшим шефом, что я здесь, что я не ебаться какой специалист, что я крут. Только эти мысли помогли мне как-то досидеть до антракта в вертикальном положении.

Бывший шеф был молчалив и скован, хотя в деревне всегда генерировал больше миллиона похабных шуток в секунду. Такими пришибленными порой и выглядят деревенские чуваки при погружении в бурлящую жизнь города.

А я же ведь в то время уже год как жил в Ижевске! Сморщив максимально деловое и городское ебало, я прошуршал мимо бывшего шефа, одиноко ссутулившегося на стульчике, пока все остальные гости президиума разошлись по своим делам.

Мой путь пролегал в буфет. Денег хватило только на коржик и стакан черного чая. Но это не было проблемой, ведь нехитрую еду я планировал гордо схомячить там же в аудитории на глазах у бывшего шефа, который даже пошевелиться боялся на столь представительном мероприятии.

И вот я вернулся из буфета в аудиторию. В одной руке чай, во второй – коржик. С высоко поднятой головой я направился мимо бывшего шефа к своему месту, но предательски запнулся об уголок коврика. Коржик выскочил из рук, пластиковый стаканчик я как-то удержал, но весь чай из него вылился на пол.

Дальше я отшкребывал от паласа обломки коржика, которые сложил в опустевший стакан. Пришлось все отнести в мусорку под охуевшие взгляды воротил оконного бизнеса Прикамья. Такого жопорукого долбоеба они вряд ли видели в своей жизни!

Угарнул ли бывший шеф, когда я прямо перед ним ползал на коленках? Думаю, да. Но в точности я не видел. Я был в таком смятении, когда собирал с пола куски коржика, что особо не смотрел по сторонам.

После президиума мой тогдашний шеф предложил заскочить в какую-нибудь харчевню, чтобы похавать на дорожку. Но я сказал: «Давайте уже уебывать из Нефтекамска. И поскорее».

Результаты симпозиума оказались плачевными: ничего не жрал целый день и опозорился перед бывшим шефом. Разумеется, выебываться этой историей перед ижевскими телочками тоже было бесполезно.

Telegram

Субботний Пон

​​Приехали мы как-то с Богатырем на монтаж окошек. Клиенты – пожилая пара, с ними жила их дочка, воспитка в детском садике, в возрасте чутка за 30. Выходим с Богатырем на первый перекур, а он и говорит: «Че думаешь, Богатырь, распишем ее на двоих?» Леди…

Тут я увидел последний прикол, в целом объяснявший суть происходящего. На всю толпу желающих сдать отпечатки пальцев в Алмалинском районе Алматы приходилась всего одна сотрудница миграционной службы. Ожидал, что она будет на взводе от всего этого блядства, но женщина оказалась очень вежливой – со всеми здоровалась, объясняла, как прикладывать пальцы к сканеру, и ни разу не повышала голос, даже на самых непонятливых. Респект этой тетушке: на такой собачьей работе не превратиться в хабалку – дорогого стоит, это почти чудо.

А теперь резюме: к нововведению в виде дактилоскопии при оформлении РВП в Казахстане я отношусь с пониманием. К тому, как это реализовано, – с искренней ненавистью. Это мрак, пиздец и полная хуйня, ребята.

Плохи мои дела. До депортации из Казахстана осталось 15 дней.

Я видел, как происходит депортация. Людей, нарушивших условия пребывания в стране, сгоняют всей толпой в аэропорт, обвешивают наклейками с надписью «подлежит выдворению» и сажают в самолет в один конец. А мне бы еще курт в жопу засунули напоследок – чтобы вспоминал о стране, в которой провел лучшие годы жизни.

Чтобы шансы остаться в Казахстане приподнялись чуть выше нуля, я пошел продлевать РВП. Все документы у меня были на руках, оставалось пройти дактилоскопию – это такое нововведение 2024 года для мигрантов, вроде меня.

Пошел в отделение миграционной полиции сдавать отпечатки пальцев. Там меня послали нахуй, велели идти в специальный сервисный центр. Отправился туда на следующий день пешочком – 4 километра туда, 4 километра обратно. Там сказали: «Иди нахуй, у нас сломался сканер. Теперь отпечатки пальцев сдают в ЦОНе (аналог русского МФЦ)».

Вечером пошел в ЦОН – на чиле и расслабоне. Спросил у бабок-сотрудниц, где делают дактилоскопию. Те показали и почему-то заржали. В тот момент я не понял природу этих смехуечков. А потом как понял!

Очевидно, бабки орнули с моей наивной морды, ведь под дверью 119-го кабинета, того самого, который был мне так нужен, толпились другие мигранты в количестве около четырех десятков. Большинством среди собравшихся в коридорчике-загоне были индусы или пакистанцы (все еще не умею их различать), потом примерно поровну узбеков и таджиков, парочка русских, корейцев и даже итальянец с поникшим хвостом на затылке.

Я спросил, кто последний. Выяснилось, что принимают по спискам, куда записывают прямо в этой очереди такие же люди, которым нужно сдавать отпечатки. Я записался под номером 118 и задержался в толпе, чтобы засечь время приема одного страдальца. Его мурыжили там ровно 15 минут.

На скорость приема влияли разные факторы – от языкового барьера до обыкновенной сообразительности. Некоторых дрочили в 119-м кабинете не менее получаса. Я прикинул, что с такой скоростью приема очередь дойдет до меня дня через четыре. Как выяснилось позже, в какие-то дни успевали принять 20-30 человек, а в какие-то – даже 50-60. Я уточнил, будет ли список действовать на следующий день. Сказали: вероятно, да. С этим знанием я посеменил домой, так как в тот день ловить в ЦОНе было уже нечего.

На следующий день я прискакал в ЦОН к началу рабочего дня с твердой решимостью дождаться своей очереди и сдать уже эти ёбаные отпечатки пальцев. Прямо у крылечка меня ждал сюрприз: вчерашним списком уже вытерли жопу. Люди занимали очередь с 3 утра (один мужик пришел к 5 утра – и был внесен в новый список 35-м). Я записался в новый список под номером 60 – и попиздовал домой, это снова был не мой день.

В ту ночь, когда уничтожили первый список, под дверью 119-го кабинета развернулись «Голодные игры». Те, кто встал в живую очередь в 3 утра, заявили, что на хую вертели вчерашние списки и никого по ним не пропустят.

Вечером того же дня я снова припиздовал в ЦОН, чтобы посмотреть, чем закончились дневные баталии. В 6 часов вечера, когда прием отпечатков завершился, все те, кто не успел попасть, собрались для составления нового списка на следующий день. Составляли с учетом выбывших из утреннего списка, где я был 60-м.

В новом списке я оказался под номером 11 – позади нескольких таджиков, индианок и одного корейца. Чтобы никто не выебал в рот список, составленный накануне, мы выбрали тех, кто подежурит под дверью с трех утра следующего дня. Вызвались русская девушка и молодая пара – тоже из России. Взамен на их ночные страдания на холодной уличной лавке порешили так: как только в 9 утра кабинет откроется, пропустить добровольцев первыми.

Так все и вышло на следующий день. Сонные и измученные ночным дежурством люди вошли первыми. Потом появилась баба с 300-летней метробабкой, потом семья с зареванным ребенком – всех пропустили без очереди. А в 11 утра – на третий день страданий – в кабинет дактилоскопии ввалился и я.

Много ли Уникальных женщин вы знаете? Не пиздите: вы не встречали ни одной. А я встречал.

Пришел я как-то на собеседование в интернет-магазин, а со мной – какая-то баба. Мы вместе мялись под дверью в ожидании приглашения, так и познакомились. Оказалось, что бабу звали Катька, и она была старше меня на шесть лет. Потом нас обоих приняли на работу, стали общаться.

Катька, как и я, была понаехавшей в Ижевске. Она телепортировалась из города Глазов, знаменитого тем, что при одном его виде хочется запрыгнуть в дробилку, как это делали студентики из «Убойных каникул». 33-летняя Катька была не замужем и что-то рассказывала о длительных отношениях с каким-то мудаком, который ее то ли пиздил, то ли в хуй не ставил, то ли и то, и другое.

Несмотря на все свои пиздежи, Катька не выглядела жертвой абьюза или рукоприкладства. Ее ЧСВ превышало Кавказские горы, словно это не горы, а фурункулы. Она считала себя самой желанной самкой офиса (города, страны, мира, Вселенной) и около 666 раз за день повторяла, что она – Уникальная женщина. Произносилось это совершенно неиронично, поэтому вызывало странные чувства и желание потроллить Катьку.

Во-первых, по внешке эта милфа тянула на 2/10. Во-вторых, у нее была жопа странной формы. Она походила на полку или подоконник. Когда Катька находилась в вертикальном положении, на ее задницу можно было ставить горшки с цветами – и ни один из них не соскользнул бы вниз. В-третьих, у Катьки был желтый зуб. Это выяснилось, когда первое время все заглядывали в рот Уникальной женщине. Или Унии кальной – как называл ее я.

Еще Катька свирепо любила крохоборствовать. Она закупалась только в магазине «Все по 29 рублей». Это было ее место силы. Любимая история – как Уникальная женщина купила там шубу. Это было не при мне, так что я все еще не представляю, как могла выглядеть шуба по цене коробка спичек.

Всегда, когда я что-то спрашивал у Катьки во время работы, она говорила, что это «Пономарев опять яйца подкатывает». «Завидуй молча, ущербный» или «мне это неинтересно» – завершала Катька любой диалог со мной. Однажды я подзаебался это слушать и заявил перед всем отделом на максимально серьезных щах, что не хочу Катьку. Наверное, это было жестковато, потому что какое-то время Уникальная женщина просто обтекала. Но ничего страшного – не прошло и пяти минут, как Катька вернула корону на башку, и продолжила себя нахваливать.

Мы с Катькой жили в одной стороне города, поэтому иногда после работы вместе ходили домой. Так получилось и в один не очень простой день. Как только мы вышли из офиса, я прочитал в новостях, что умер Горшок. Ахую не было предела. Мы шли и вспоминали Михаила, даже напевали что-то.

Но потом повестка дня резко переменилась. По крайней мере у меня. Я категорически захотел срать.

В Ижевске и сейчас не сыщешь уличных туалетных кабинок, а тогда и подавно. Я хотел срать с такой силой, что не хватило бы никаких ньютонов, чтобы это измерить. Пожалуй, я никогда в жизни так отчаянно не хотел срать.

Мы с Катькой были не в таких близких отношениях, чтобы я стал обсуждать с ней эвакуацию личинки из своей жопы. Поэтому я терпел и, стиснув зубы, продолжал непринужденный разговор с Катькой. Раза три или четыре я думал: «А, похуй. Обосрусь – и будь что будет. Нет сил терпеть». Но всякий раз говно отступало, а я вытирал пот со лба и благодарил за помощь архангела Говноила.

В итоге ценой героических усилий я не обосрался при Катьке. Уникальная женщина даже не поняла, что мыслями всю дорогу я был на толчке, а не с ней. Я кое-как допрыгал до дома и, сидя на унитазе, думал: даже если бы я обосрался при Катьке, это не сделало бы ее уникальной, ведь мне уже доводилось срать в штаны при милых дамах.

А кончилось мое общение с Катькой тем, что я слил мерзкие делишки, которыми занимался весь наш отдел. Писал об этом. Вскоре меня с позором и пиздюлями вышвырнули с работы – больше я Уникальную женщину не видел.

Сейчас, насколько я знаю, Катька живет в Санкт-Петербурге. Она вышла замуж за чела, который младше нее лет на 10, и родила на склоне бальзаковского возраста.

Что можно об этом сказать? Уникальная женщина.

Telegram

Субботний Пон

У меня есть несколько историй, которые я не рассказывал даже близким друзьям. Там настолько стыдные ситуации – что нахуй. Но, раз у «Субботнего Пона» прибавилось подписчиков, постепенно буду публиковать. В мае 1995-го я заканчивал первый класс. Учебный год…

Кто что делал в школе? Учились? Пятерки получали? Молодцы. А я в школе бухал.

На самом деле алкотрип начался у меня сразу после садика, когда впервые попробовал ром. Писал об этом. Но в школе синева по-настоящему вошла в чат.

У нас в деревне было несколько магазинов, где продавали пивасик даже тем, кто ростом ниже прилавка. Конечно, в такие заведения мы ходили как на работу.

Однажды на летних каникулах приблизительно после 7-го или 8-го класса мы с приятелем прикупили пивчанского и рванули на великах к нему на дачу. Пиво было не простое, а «Красный Восток медовое». С полторашки нас так распидарасило, что в какой-то момент мы начали обсуждать ночевку на кладбище. Видимо, я окосел сильнее, раз прямо настаивал на ночном тусиче возле крестов и надгробий. Но друг зассал – не поехали.

В то время я ничего не слышал про термин «пивной алкоголизм», но к старшим классам стал вполне себе пивным алкозавром.

Доходило даже до криминала. Моя мать работала продавцом в продуктовом магазине, в том числе в ночные смены. А я приходил к ней ночью типа принести еду и поохранять от других синеботов.

На самом деле я выбирал удобный момент, чтобы запихнуть нольпяшечку пива себе под куртку, и съебаться с ней домой. Короче, я промышлял настоящим воровством. Не помню, чтобы у матери были какие-то проблемы на работе из-за того, что я подворовывал пивандрий. Но вряд ли из этого могло получиться что-то хорошее.

Хорошего и не получилось. Как-то раз я так нахлобучился, что утром тупо не смог проснуться. Проснуться днем тоже не получилось – настолько свирепое было похмелье. Проснулся я от того, что мать трясла меня за плечо, когда пришла с работы, ругалась и уже примерялась к выдаче пиздюлей.

Накануне мы договорились, что я весь день буду копать картошку. Но я насвинячился и провалил миссию. Спасаясь от мамкиных тумаков, я сполз с дивана, разогнался, но уебался в тазик со своей же блевотиной, потом благополучно нашел дорогу к двери и потопал в огород.

Башка трещала как скорлупка от фисташки. На огороде мне хотелось лечь и спать, пока не отпустит. Но страх новой порции оплеух подгонял вперед. В итоге, умирающий, я перекопал половину огорода. За пару часов сделал столько, сколько делал бы два дня. После такого похмелье как рукой сняло, теперь хотелось умереть уже от усталости.

Что было дальше? Из школьника-синебота вырос тип, который позорится в телеграме каждую пятницу.

Лет десять назад я приплелся домой в ночи из какого-то бара. Я был бухой в говешку, спать не хотелось – приключений за вечер не хватило.

Что же делать в такой ситуации? Я полез в гугл в поисках сайтов с ижевскими проститутками. Никогда прежде такими вещами не занимался, но тут прижучило.

Пролистав несколько анкет, остановился на индивидуалке по имени Яна. На фотках она смахивала на молодую Свету Букину, по остальным параметрам и сервисам тоже подходила. Да и стоила всего два косаря в час. «Берём», – решил я и позвонил.

Договорились встретиться с Яной через час. Когда я до нее добрался, уже рассвело. Покачиваясь с бодуна, я пошел к домофону набирать номер ее хаты.

Дверь открыла какая-то 150-килограммовая бабенция, похожая на самку сасквоча. С первых секунд я разобрался, что квартира трехкомнатная. Из двух комнат доносились звуки свирепой ебли, на кухне переговаривались какие-то мужики и слышался шелест купюр.

Но главный шок я испытал, когда самка йети закрыла за мной дверь и сказала, что Яна – это она и есть. Нормальный человек сказал бы «иди-ка нахуй» и ушел. Но я поскромничал и промолчал. Яна вручила мне полотенце и попросила перед сексом, которого как-то резко расхотелось, принять душ.

Под струей воды я кристально протрезвел. Я мылся на автомате, не замечая ничего вокруг себя. Все мысли были сконцентрированы на том, как деликатно съебаться из шалмана, когда я уже в нем – голожопый и мокрый. Минут 15 или 20 я делал вид, что моюсь. Но ничего умного за это время не придумал.

На ватных ногах я поковылял в логово зверя мимо комнат, в которых кого-то ебли. Из последних сил я старался держаться уверенно, хотя душа требовала лишь одного – забиться в угол и молиться всем апостолам, чтобы забрали меня из блядского капища.

Я положил на тумбочку два косаря и прилег на кровать возле так называемой Яны. К несчастью, ее окна выходили на восток. Утреннее солнце беспощадно лупило в помещение, еще раз подчеркивая, будто я и сам не видел, что передо мной не Светка Букина, а ебучий орангутанг, готовый к спариванию.

Яна нацепила на мой увядший прибор презик и приступила к реанимации. Но мой писюнчик от каждого касания втягивался внутрь себя, подобно уроборосу. Потрахушки накрылись пиздой – в переносном смысле. Когда Яна это поняла, я испытал невиданное облегчение, которое чувствовал лишь тогда, когда Гонсало Монтиэль забил победный пенальти.

Дальше мы просто лежали с Яной и болтали о жизни. Она рассказывала, как сбежала из башкирского Салавата от авторитарных родителей в поисках лучшей доли. Я тоже плел какую-то хуйню, вспоминая, где выбросил штаны.

До дома я доехал лишь тогда, когда порядочные люди шли на работу. Спал потом как подстреленный. По шалманам больше не ездил и на проституточных маркетплейсах никого не искал. Ебись оно всё конём, ребята.

Я пиздец внушаемый. Не ведусь на гипноз, но если в моем присутствии заговорить о переломах, кровище и кишках наружу – мне махом поплохеет.

Впервые эту особенность я заметил на уроке ОБЖ. Учитель, смакуя детали, вещал, как оказывать помощь человеку со сломанными конечностями, а я побледнел, покрылся холодным потом и очутился в предобморочном состоянии.

К несчастью, уроков ОБЖ в моей жизни было больше одного. Зная себя, я заранее придумывал, на что буду отвлекаться, если речь зайдёт об оказании помощи. Но это не работало. Отвлекаясь и затыкая уши, я все равно кое-как досиживал до конца урока. Потом выбирался из класса на трясущихся ногах и с ебалом бледнее, чем жопа Скарлетт Йоханссон.

В обморок я не падал ни разу в жизни. Но ближе всего к этому был в ПТУ, где нам, штукатурам, зачем-то преподавали этот ёбаный во все дырки ОБЖ.

Не помню, о каком кровавом месилове шла речь на уроке. Но мне сделалось так хуево, что я отпросился якобы в туалет. Как только вышел из аудитории в пустой коридор, в глазах позеленело. Несколько секунд я ничего не видел, словно шары залило зеленой краской. Шел сквозь этот хромакей наугад, пока не нащупал стену, возле которой задумчиво сидел, пока не отпустило.

Не люблю фильмы, вроде «Пилы», где кишки и мозги летят во все стороны. Но посмотреть могу – никакого эффекта на мое самочувствие такое кино не оказывает. Эта хуйня со мной приключается, только если кто-то говорит о травмах. Не знаю, почему так. Возможно, в момент рассказа у меня включается фантазия, которая рисует в голове картинку, которую нахуй надо.

В январе 2012 года я продавал окна в «ЛиК-строе». Компания закрывалась, о чем нашему офису объявили заблаговременно. Был вечер, мы досиживали последний рабочий день, ничто не предвещало беды.

Дневную оттепель сменил вечерний морозец. Слякоть, которую посетители натаскали за день, замерзла на ступеньках лестницы в фойе.

И вот в сторону нашего офиса направились два клиента. Один из них, пожилой мужичок, смачно наебнулся на обледеневших ступеньках и пизданулся вниз.

Вместе со вторым клиентом я затащил деда в офис и усадил на стул возле своего стола, так как он находился ближе всех ко входу. Вызвали скорую, я что-то доделывал на компе, а в метре от меня сидел старик и стонал от боли. «Нога сломана», – сказал мужик, пришедший вместе с этим дедом.

Мне и так-то было не шибко радостно, но после инфы о переломе в голове засверкали хайлайты с уроков ОБЖ. Я по традиции побледнел, покрылся холодным потом и понял, что давление улетело в район нуля.

Собравшись с силами, я доковылял до сральника. Это был единственный унитаз на два этажа, которые занимала наша дружная компания с десятками сотрудников. Не считал, сколько раз в дверь ломились желающие посрать. Их было дохуя! Мысленно я извинялся перед ними, но не пускал никого в толкан как минимум полчаса. Я умылся, сел на корты, оперевшись на стену, жадно хватал воздух и пытался удерживать вертикальное положение, чтобы не наебнуться в чужую ссанину.

Лишь почувствовав, что ноги снова слушаются, я вернулся в офис. Последний день в «ЛиК-строе» мне запомнился навсегда.

С тех пор прошла дюжина лет, но мне все еще становится хреново, когда рассказывают о переломах. Запоминающихся случаев больше не было: я затыкал собеседника раньше, чем меня ушатывало от рассказа, или сваливал, не дожидаясь, пока давление упадет ниже плинтуса.

Ну их в пизду эти разговоры о переломах!