Друзья,

Приглашаю вас завтра вместе поработать с 5-й главой «Изнанки», которую редакторы назвали «ЛАКАНОВСКОЕ ПОЛЕ». Это одна из самых знаменитых и частоупоминаемых в аналитической литературе глав этого семинара. Название ее это ответ на желание Лакана, чтобы поле наслаждения было отмечено его именем:

«Что касается поля наслаждения - ему, увы, лакановским полем, никогда не бывать, так как у меня наверняка не достанет времени даже для выработки самых основ, а так хотелось бы - то на это счет нужно сделать несколько замечаний».

Собственно, перед нами одна из самых интересных глав, что мы до сих пор читали. Ее можно назвать «очень психоаналитической», как иногда говорят про фильмы и картины и т.д. Если вычесть иронию, то на этой встрече Лакан если не отвечает, на те вопросы, что у нас успели возникнуть, то по-крайней мере позволяет нам эти вопросы уточнить, переформулировать. Все они касаются отношений между дискурсом и наслаждением, будь то отношении наслаждением с истиной, знанием, или единичной чертой.

На мой взгляд, эта встреча совершенно справедливо венчает раздел «КООРДИНАТЫ АНАЛИТИЧЕСКОГО ПЕРЕВОРОТА».

À bientôt!

Когда: 21 декабря 18:00
Литература: «Изнанка психоанализа», глава «ЛАКАНОВСКОЕ ПОЛЕ».
Адрес: Солянка 15. Участие онлайн по запросу.
Стоимость: 500 рублей

Изнанка психоанализа
Заметка 3 (часть 2)

Встреча 3
ЗНАНИЕ, СРЕДСТВО НАСЛАЖДЕНИЯ
14 января 1970 года

Фантазм
В качестве иллюстрации этой связи единичной черты, S1 с наслаждением Лакан приводит практики порки:

«Но есть в этом и нечто действительно радикальное - дело в том, что в основе, в корнях своих, фантазм вступает в ассоциативную связь с неким, если так можно выразиться, ореолом - ореолом метки.
Я говорю здесь о той самой метке на коже, от которой получает в этом фантазме дыхание жизни не что иное, как субъект - субъект, идентифицирующий себя как объект наслаждения (« objet de jouissance »). В эротической практике, которую я имею в виду - для самых глухих, если тут таковые найдутся, поясняю, что речь идет о самобичевании - акт наслаждения явственно обнаруживает ту двусмысленность, в силу которой именно на этом уровне, и ни на каком другом, осязаемо дает себя знать равнозначность наносящего метку жеста, с одной стороны, и тела, объекта наслаждения, с другой».
Схожий пример мы находим в 5-м семинаре, когда Лакан говорит о хлысте.

Если рассматривать связь единичной черты с наслаждением к контексте фантазма, то становится понятно, что здесь поверхность тора теряет свою актуальность и нам нужно думать скорее про кросс-кап. Другой вопрос состоит в том, что говоря о последнем, Лакан всегда выделял отношения субъекта и объекта, но не функцию повторения. Вопрос состоит в том, каким образом эти вещи объединяются на уровне структуры, а не на уровне бесконечных примеров.

Wo es war…

Ну и напоследок, зафиксируем здесь новое прочтение знаменитой фрейдовской формулы:
«От психоаналитика ожидают, как я вам в последний раз уже говорил, чтобы знание его функционировало в качестве истины. Именно поэтому и не покидает он пределов недо­сказанности.

Аналитику, и только ему, адресована знаменитая фор­мула, которую я не раз комментировал, формула Wo es war, soil Ich werden. Если аналитик пытается занять ту позицию вверху слева, которая задает собой его дискурс, то именно потому, что находится он там ни в коем случае не ради себя. Туда, где было избыто(чно)е наслаждение, наслаждение другого (le jouir de l’Autre), я, я сам, поскольку я осуществляю аналитический акт, должен прийти».

« Là où c’était - le plus de jouir, le jouir de l’Autre -
c’est là que moi - en tant que je profère l’acte psychanalytique -
je dois venir ».

P.s. В ходе этой встречи Лакан делает очередное, уже известное нам в целом, замечание о науке:
«В наше время машина не является простым орудием. Турбина не произошла от лопаты. Это доказывается уже тем, что маши­ной можно по праву назвать рисунок, сделанный на клочке бумаги».
Он очень активно отстаивал этот тезис в семинаре «Объект психоанализа». В чем он состоит? В чем этот разрыв между лопатой и турбиной? Речь идет о функции письма. Современная наука и техника для Лакана обязаны своим существованием письму, письму особого типа, конечно, письму математическому. Различного типами письменности Лакан уже интересовался, но новый виток этого интереса произойдет в следующем году в семинаре «D’un discours qui ne serait pas du semblant», к которому мне не терпится приступить.

Друзья, обратите еще внимание на конец первой части, начинается интересующий меня отрывок с этого момента:

«[…] Когда мы что-то говорим, нам нет нужды добавлять, что это истинно так.
Вокруг этого и вращается вся проблематика суждения. Вам прекрасно известно, что Фреге записывает вопрос в форме горизонтальной черты, а когда утверждается истинность по­ ложения, добавляет на левом ее конце черту вертикальную. Высказывание становится в этом случае утверждением.

Означающее соотносится не с объектом, а со смыслом (le sens).
Но что, однако, является истинным? Господи, конечно, то, что высказалось. А что высказалось? Фраза. Но фраза, ей нельзя найти иного носителя, кроме как означающее, при­чем постольку, поскольку объекта оно не касается. Если, ко­нечно, подобно одному логику, о крайней позиции которо­го мы с вами чуть позже поговорим, вы не станете утверж­дать, что любой объект это всего лишь псевдо-объект. Что касается нас, то мы держимся того мнения, что означающее соотносится не с объектом, а со смыслом (le sens)».

Что именно интересно? Отношения истины и смысла, посмотрите как Лакан обращается тут с этой парой.

Ж-К Мальваль «Разрушить рамки — и обнаружить желание аналитика»

Лилия Маджуб сообщает о своём присутствии на семинаре Лакана. Она ждет кого-то на выходе перед довольно узкой дверью. Оказавшись лицом к лицу с выходящим с семинара Лаканом, она его приветствует, но тот, окружённый толпой, останавливается и восклицает «Ах, это лицо не похоже ни на какое другое!» По её собственным воспоминаниям, в тот момент ей захотелось исчезнуть, пересечь скорее порог этой двери, которая оставалась открытой". Та же неловкость, благодаря которой впоследствии она сделает вывод, что красота для неё заслоняла собой невыразимое реальное.
В другой ситуации, описанной Годеном, Лакан играет на сексуальной двусмысленности.
«Ну и что?... Когда мы это сделаем?» — спрашивает он по окончании сеанса свою анализантку странным вопрошающим низким шепотом. «Что сделаем?» - не понимает она. Лакан держит паузу, чтобы «ввернуть в неё» мысль, которая у пациентки уже неотвратимо возникла, — комментирует Годен и продолжает: — устраняя двусмысленность, теперь уже очевидную настолько, что её не удастся перечеркнуть ил забыть: «Итак, приходите завтра, мы сделаем это... проведём контроль». Не видим ли мы здесь три способа призвать Che vuoi? (Что ты хочешь? (итал.) — Прим. пер.). Такой прием — это своеобразная «открывашка» для флакона, закрытого пробкой фантазмов и идентификаций.

Ж-К Мальваль «Разрушить рамки — и обнаружить желание аналитика»

«Многие хотели бы свести технику его интерпретации к буквальному обхождению с завораживающими двусмысленностями. Мне было бы трудно припомнить хоть одну из них. На самом деле, наиболее показательные аналитические отношения с Лаканом (например, в случаях Пьера Рея или Дж. Г. Годена) подтверждают его собственное свидетельство, согласно которому в этом обхождении он не был «поато-достаточным» («poâte-assez» неологизм Лакана, от poète — поэт с указанием на его неполноту через a, assez — достаточно и potasser — штудировать. — Прим. ред.)»
Гораздо более характерным для его стиля мне кажутся интерпретации в действии: забрать сигару у одного, протянуть пепельницу следующему, а иным и вовсе дать пощечину или пинок под зад. Интерпретации, которые остались для меня самыми запоминающимися, они не были выкристаллизованы исключительно в языке.
Лакан соглашался, чтобы я приносил ему статьи; он был не против того, что я посвятил ему книгу. Он забирал мои тексты, ничего не говоря впоследствии. Однажды я представил Лакану довольно объёмную статью с чрезмерно амбициозным заголовком.
Он посмотрел на первую страницу, держа текст на расстоянии вытянутой руки, изящно прихватив его между большим и указательным пальцами, затем, приподняв его повыше, в театральной манере позволил ему выпасть из пальцев. Это был лаконичный и эффективный способ освободить текст от обманчивых целей нарциссического свойства, подорвать возвеличивание его содержания и указать на объект, имеющий отношение к синтому, путем его «опублимусоривания» (poubellication, неологизм Лакана от publication - публикация, опубликование, и poubelle — мусорное ведро. — Прим. ред.)
Другая поразительная интерпретация произошла в железнодорожном вагоне, заполненном участниками конгресса, которые возвращались из Довиля, с заседаний IEFP, посвященных пассу. Лакан медленно пересек весь центральный ряд. Казалось, он никого не видел, хотя все взгляды были устремлены на него. Внезапно он остановился передо мной, уставился на меня, затем какое-то время продолжал задумчиво смотреть, прежде чем протянуть мне руку — и продолжил движение. То, что показалось мне чрезмерной любезностью, повергло меня, однако, в такой дискомфорт и в такое замешательство, что в не в силах сдержаться, воскликнул (скорее, обращаясь к окружающим): «Что с ним стряслось? Он сошёл с ума!» Моё смятение усилилось, когда я понял, что Лакан мог это слышать. Помимо того, что его интервенция затронула один из моих основных фантазмов
- фантазм об избранности, за обычной любезностью она выявила невыносимое желание
- то самое, что содержится в самом принципе динамики лечения».

Друзья, отличная новость!
Марк и Женя перевели выступление Лакана в Каракасе!

Друзья, завтра семинара не будет!

Сегодня в Питере буду читать лекцию по экстраординарным неврозам, завтра работа с клиническим случаем.
До следующей субботы!

К вопросу номинации «Пауло Сикейра - Есть еще персонаж Фунеса у Борхеса [28] , который не может назвать собаку, потому что в зависимости от момента, движения, собака уже не та, она двигается, и так далее. Эрик Лоран - Фунес - абсолютный номиналист; для него…